Анекдоты для Геракла. Удивительные приключения Алексея Сизоворонкина – бухгалтера и полубога

Вокруг действительно было жарко. Или это от неподъемного груза по Лешкиному телу текли целые ручьи пота? Он, наконец, выпрямил пальцы, отпуская тяжелый груз в свободное падение и одновременно открывая глаза. Мир содрогнулся, когда рядом упали тонны грубо отесанной глыбы голубого цвета; потом еще раз, когда свинья позади заверещала так, словно ее резали сегодня уже в десятый раз подряд. Сизоворонкин подскочил на месте не меньше, чем на полметра, одновременно разворачиваясь к каменюке, в которое превратилось ложе. Но это было не самой удивительной трансформацией. Богиня на нем, а вернее рядом с кроватью, превратилась в свинью!

– Самую натуральную, – чуть не вырвалось у Алексея.

Но нет – свинья была натуральной только выше шеи; оттуда и исторгался водопад визга, в котором Лешка с удивлением разобрал членораздельные звуки. Ниже – начиная с плеч и до ног, одну из которых придавило глыбой, все было человеческим, хотя и заросшим вполне себе поросячьей щетиной. С бокала коньяка и такого же пузыря водки подобный глюк родиться в голове Сизоворонкина не мог. Разве что в бокал что-то подсыпали… Он спросил у кошмарного создания:

– Знаешь, как готовят коктейль «Три поросенка»?

Человекосвин, как оказалось, вполне понимал по-русски, потому что решительно замотал рылом, подняв ушами нехилый ветерок.

– Покупаешь ящик водки, и приглашаешь двух друзей…

Чудовище раздвинуло пятачок в несмелой улыбке, показав два внушительных клыка.

– Ни фига себе, – продолжил Лешка уже без иносказаний, – и вот с этой тварью я сегодня ночевал?

Первым его побуждением было шагнуть к монстру, который никак не желал закрыть свое рыло, и свернуть ему шею – так, чтобы разделить надвое это противоестественное создание.

– А почему противоестественное? – остановил он свой кровожадный порыв, но не движение к человекосвинье, – тут еще страшнее квазимоды шляются!

И действительно – окрестности заполняли пары еще более невероятных тварей, несущих такие же голубые глыбы. Вот одна из таких едва не наткнулась на спину верещавшего напарника Сизоворонкина; остановилась и издала синхронно какие-то звуки, которые Алексей перевел: «В сторону, придурки!».

– Сам придурок, – буркнул Сизоворонкин-Геракл, наклоняясь над своей глыбой, чтобы освободить свиноголового напарника, которого уже начинал помаленьку жалеть, – не видишь, у нас авария. Не трамвай, объедешь!

– Ты как назвал меня, несчастный?! – передний из пары, уткнувшейся в спину Хрюну (так назвал верещавшего Алексей), громко клацнул клыками длиной не меньше двадцати сантиметров каждый и тоже отпустил камень.

К Хрюну присоединилась еще одна сирена. Вернее один – судя по отростку, который жалко болтался между ног завывавшего монстра. Кстати, такой же, только чуть потолще, болтался и у напарника, и у клыкастого чудовища, и у всех остальных совершенно фантастических существ, что подходили к месту предполагаемого конфликта, привлеченные шумом.

– И не стесняются же ходить в таком виде, – восхитился Алексей невозмутимостью очередного монстра, который остановился прямо перед ним.

Этот, в отличие от Хрюна, физиономию имел почти человеческую; только заросшую так, что непонятно было, где у него кончаются брови и начинаются усы с бакенбардами. А вот плечи, непропорционально узкие, и все, что ниже них, могло принадлежать прямоходящему крокодилу.

– Привет, Гена, – тут же обозвал его Сизоворонкин, – а где твой Чебурашка?

Он имел в виду напарника ящера; того, кто нес с «Геной» очередную плиту.

– Гена, а давай я понесу чемодан, а ты понесешь меня! — усмехнулся Лешка, обозревая «чемоданы», которые побросали монстрообразные носильщики.

«Чебурашка» в наличии был. Тоже мохнатый и ушастый, но размерами едва ли не крупнее самого Лешки-Геракла. Он напоминал огромный меховой ком, в котором с трудом моно было разглядеть поблескивающие глазки и клыки, не уступающие размерами и остротой тем, что теснились во рту первой твари, посмевшей поднять голос на Сизоворонкина.

– А где, кстати, он? – повернул голову Лешка, сжимая кулаки.

Монстр был недалеко, но сейчас агрессии в нем явно поубавилось. Да и все остальные присмирели, вроде даже втянули головы – такие разные – в плечи, которые тоже не повторялись ни разу. А еще – чудовища поспешно перестраивались, образуя проход для двухголового великана, который шел к нему, не обращая на остальных никакого внимания. Теперь только Хрюн, да второй монстр с придавленной плитой ногой чуть слышно подвывали.

Геракл, он же Сизоворонкин, оценил то, с какой величественной медлительностью вышагивает этот урод, в котором росту было не меньше трех метров, а плечи, на которых свободно располагались две головы, были шире, чем у него, полубога, в два раза. Алексей решил, что успеет сделать хоть одно доброе дело, пока предполагаемый шеф местной братвы доберется до него. Он рывком дернул гигантскую плиту кверху, одновременно отбрасывая могучим плечом Хрюна в сторону. Тот полетел кувырком, тряся поврежденной конечностью. А двухголовый сделал еще два шага, и навис над распрямившимся Алексеем, дохнув на него сразу из двух ртов. Дыхание, к удивлению Сизоворонкина, было совсем не смрадным. Больше того – кажется, этот монстр по утрам чистил зубы, причем левая голова – пастой со вкусом ментола, а правая какой-то цветочной, но тоже очень приятной. А еще двухголовый отличался шикарной прической, вернее прическами. Причем, если одна шевелюра – у левой головы, если смотреть ей в глаза, спадала на плечи, и дальше, на спину – была ослепительно белоснежной, то вторая ипостась этого существа была не менее шикарным брюнетом.

– Ну, здравствуй, – кивнул ему Алексей, – ты, что ли, тут будешь прорабом?

Сизоворонкин имел в виду, что глыбы, которые несли монстры, и сам он, явно предназначались для какой-то стройки, остов которой смутно виднелся совсем недалеко – метрах в сорока от него.

– Прораб?! – удивились обе головы, повернув шеи так, что уставились друг другу в глаза, – почему Прораб? Никакого Прораба мы не знаем.

Он говорили на удивление синхронно, создавая эффект стереозвучания, которое обволакивало и Сизоворонкина, и всех вокруг. Монстры при первых звуках этого дьявольски завораживающего голоса благоговейно подняли головы к небесам. Двухголовый чуть подождал, а потом поморщился. Он явно ожидал, что Лешка тоже последует их примеру.

– А вот хрен вам на палочке, – рассердился Сизоворонкин, – ты не красавица писанная, чтобы я закатывал глазки и пускал слюни.

Монстр, который, исключая гигантские размеры и лишнюю голову, был здесь ближе всех к человеческому роду, повторил еще раз:

– Мы не Прорабы, – а потом представился, теперь уже на два голоса, – «Я – Вельзе», «Я – Вул».

Вместе очень гармонично получилось Вельзевул, и Лешка почему-то довольно кивнул:

– Очень приятно. А я Сизоворонкин, Алексей Михайлович, он же Геракл, полубог. А ты, я так понимаю, дьявол этого мира. Хочешь анекдот про себя?

– Анекдот?! – сразу четыре брови поползли вверх.

– Да, анекдот. Слушай.

Встречаются две подруги – блондинка и брюнетка:

– Что-то муж у тебя в последнее время подвижный стал; веселый, бодрый… Волосы погуще стали и пышнее?

– Да… Собака сдохла… А сколько корма осталось – не выбрасывать же!

Вельзевул раздвинул губы в подобии улыбки, а потом покачал головой:

– Нет, я не собака, тем более не дьявол. И ты не полубог. И здесь никакой не мир.

– Как не мир? А это что? – в удивлении повел рукой вокруг Алексей, – и кто эти парни?

– Никто, – был ответ, – мира, как ты это понимаешь, пока нет. Есть Большой и Единственный Выбор, который должно сделать Бытие, которого тоже пока нет.

– Ага, – помотал головой Сизоворонкин, не поняв ничего из объяснений; точнее приведя их к смутному понятию из учебников школы и двух вузов, которые успел закончить в прошлой жизни, – это так ты… вы называете Большой взрыв? Точку, от которой берет отсчет Вселенная?

– Выбор, – внушительно прозвучало опять в стереозвуке, – Большой Выбор!

– И кто кого будет выбирать? – Лешка-Геракл не торопясь сделал полный оборот на месте, словно показывая, что выбирать здесь – в любом качестве – никого не собирается.

Ему стало смешно, а потом почти страшно, когда он представил рядом этого «Гену» с головой Афродиты на плечах, или двухголового монстра, широченные плечи которого венчали бы головы Афины и Артемиды – той, чьи губы, и не только они, дарили ему блаженство всю прошедшую ночь. Губы левой головы – Вула – действительно шевельнулись. Лешка даже успел заметить, как тот хищно провел языком по верхней губе и поспешно отвел глаза.

Он остановился взглядом прямо напротив сооружения, к которому, как он понял, и волокли кошмарные твари свои неподъемные булыжники. Что-то смутно-знакомое было в очертании этих хаотично нагроможденных плит голубоватого цвета.

– Или это такое освещение здесь? – поднял он голову кверху.

Ни солнца, ни луны, ни звезд на небосводе не было. И небосводом, в общем-то, ту муть, которая слабо светилась сама собой, назвать было нельзя. Почему-то пришла уверенность – там, наверху, нет предела; сколько не лети на самом навороченном звездолете.

Рядом противно захихикал на два голоса Вельзевул. Он словно говорил: «Убедился, ничтожный?». Вслух же он сказал:

– Не будем терять время, презренный. Времени, правда, тоже пока нет. Но совсем скоро Бытие вздохнет в очередной раз, и снова уснет, если мы не поможем ему пробудиться. И тогда Оно, а не мы, сделает свой выбор.