Благими намерениями…

Благими намерениями…
Василий Иванович Сластихин

Моя жизнь состояла из зла, я сеял яд и распространял его вокруг себя с невероятной силой. Если мы говорим о паутинах зла, то вокруг меня их столько, что не сосчитать. Я ломал судьбы, хотя был призван помогать на посту заведующего отделением клинической психиатрической больницы. Сгубили меня, как и многих, власть и деньги. Эти две составляющие убивают в людях человеческое, закрывают им глаза и чернят их души. Это не фантастика, просто жизнь обычных людей, втянутых в паутину страданий. Их судьбы переплетены единым, выбранным однажды стремлением.Человек не может осознавать свою судьбу в моменте, единственное, что ему позволено видеть – подсказки, точки выбора и ключевые даты. Для меня точкой осознания послужил теракт в переходе на Пушкинской площади 8 августа 2000 года, где я чуть не потерял самое дорогое.

Василий Сластихин

Благими намерениями…

Дорога в рай поросла травой

Однажды в кузницу вошла Смерть. Выглядела она очень устрашающе: сгорбленная фигура, лицо и руки скрыты истрепанной накидкой, в руках длинная коса. Кузнец замер в страхе, понимая, что его час настал. Но, прежде чем приступить к своей кровавой жатве, Смерть обратилась к кузнецу со странной просьбой:

– Наточи мою косу, а то она совсем проржавела и не может косить.

Кузнец схватил косу и принялся за работу, но не быстро, чтобы отсрочить свой ужасный конец. Через пару минут работы он немного отошел от первого шока и решил поговорить со Смертью перед кончиной.

– Не верится, что я держу в руках оружие, которое стольких людей скосило.

Смерть, которая спокойно ждала окончания процесса, резко подскочила к нему и с негодованием сказала:

– Я никого не убивала, ни одного человека! Это не я, а вы убиваете, друг друга, а обвиняете меня.

Я раньше была красивой девушкой. Я встречала души людей и провожала их до места упокоения. А сегодня я надела черные одежды, чтоб на ней не было видно следов крови. Я надела капюшон, чтоб не видно было слез, которые постоянно текут по моему лицу. Я не могу остановить весь этот ужас вашей ненависти. И вот теперь я старуха. Это вы сделали меня такой.

Смерть забрала косу и повернулась, чтобы уйти.

И тогда кузнец тихо спросил:

– А зачем же тебе тогда коса?

И Смерть ответила:

– Дорога в рай… Она давно заросла травой.

Пересказ притчи Александра Козака «Дорога в рай или зачем смерти коса»

Я бычок подниму…

8 августа 2000 года 17:30. Москва

Иди, говорю я себе. Иди, если сядешь, то озябнешь и сдохнешь тут, как псина подзаборная или еще лучше, заберут тебя в отделение милиции. А там сам знаешь, не будут с тобой разговаривать, повесят кражу и поедешь на пару лет в тюрьму.

Хотя точно заберут, с моим-то внешним видом, перегаром и вообще я выгляжу, как бомж натуральный. Сегодня проснулся, будто в тумане, не помню где, в каком-то подъезде. Воняло мочой, наверняка я обоссался. Хорошо хоть лето на дворе. Да и проснулся странным образом. В голове одна только фраза «Саня, спасай».

А кого я могу спасти? Сам себя от беды уберечь не могу, просрал жизнь. Выкинут на помойку этой гребаной своей истории. Хорошо еще квартира осталась. Пустая хата, стены одни, но осталась. Все остальное я пропил. Наверное, и квартиру прогуляю, уже приезжали бандюги, искали меня. Убьют или выкупят мой угол за две копейки. А мне то что? Жизнь говно и сам я говно.

Мне так плохо, ужасно болит все тело. Поясницу ломит, ноги гудят, все мышцы, как желе. Еще и по физиономии вчера получил от собутыльников. Бьют то они не больно, но толпой, суки. И получается это, как всегда, из-за пьяного бреда. Слово за слово и на тебе в морду, а ты и встать не можешь. Толпой начинают бить. Животные! Да, все мы звери. Нет, мы хуже их, так как у зверей потребностей больше. А у нас только водка.

Как же мне плохо. Весь дрожу. И чувствую, что умру сейчас. Всего крутит и выворачивает наружу. Мне нужно похмелиться. Срочно, это уже не потребность, это нужда… Я задохнусь, вывернусь наизнанку, остановится мое сердце, и рухну прямо тут в центре этой помойной ямы. Ларьки, мусор, не город, а ужасная свалка. И люди тут живут – гнилые уроды. Страшные и не несчастные.

Кстати да, хорошее наблюдение. Когда я в последний раз видел красивых людей? Не помню. Лет десять точно не встречал. Город уродов. Мерзко и хочется блевать.

«Саня, спасай!»

Да, иду спасать себя, иду. Найду я выпить сегодня, умею это, делал уже так. Сейчас доберусь до перехода и буду просить у прохожих мелочь. По копейкам, но наскребу себе на бутылочку левой водочки. Как раз недалеко от Пушкинской. Там центр, могут и бумажкой дать. Главное не стоять, а то в миг почки отобьют местные.… Вот мир, все поделено. Но ничего, тут недалеко.

Сейчас передохну и двину туда, спасать себя. Вот какой замечательный жирный бычок лежит, сейчас покурю и пойду.

Эх, красота! Кто-то выкинул почти целую сигарету кэмл. Можно сейчас всласть покурить и расслабиться. Только бы не менты. Да, красиво жить не запретишь, хоть одно в жизни удовольствие осталось. Вот так сесть, закурить, и погрузится в мысли и размышления. Вот интересно, откуда этот призыв у меня сегодня? Ведь была у меня белка однажды, там все не так. Там страшно и противно, а тут такой далекий голосок, возможно даже девичий.

– Так не вспоминай это!

Помню, была у меня девчонка, классная такая. Мы гуляли и ходили в кино, общались и обсуждали книги. Особенно она радовалась, когда мы читали и обсуждали вместе про любовь или произведения психологов разных. Я тогда еще в техникуме учился. Гордился, типа я в приборостроительном учусь!

Вот времечко было. Жизнь в кайф. Родители были живы и здоровы, хорошая была квартира у нас. Отец на заводе инженером работал, мать медсестра в больничке. А я их надежда и опора в будущем. Смешно сейчас звучит. А тогда было все по правилам, и хорошие мудрые правила были. Родители работают, я учусь и развиваюсь. Были и у них, конечно заскоки, но не частые. Любимые воспитательные фразы в их лексиконе звучали обидно, но я как то не обращал на них должного внимания. У мамы в обиходе «больной и придурок», а отец меня уродом называл. Хотя они и друг друга так в ссорах обзывали, это было привычно и совсем не обидно для меня. Один раз, конечно, данные словечки меня задели сильно, я долго обижался. Это еще в школе было, когда я, помню, назвал завуча сучкой тупой и родителей отчитали за меня. Ох, и разнос был, но не били. После четырнадцати лет перестали применять ремень, как воспитательную меру, не было надобности, да и должного эффекта это не приносило уже.

Да, я стал тогда звездой школы. Все меня били по плечу и говорили «Ну ты, Саня, мужик!», «Санек, ну у тебя и стальные яйца!»

Про мою смелость и так все знали. Хоть я и не был хулиганом, но постоять за себя и за друзей мог. Дрался я хорошо. Не боксер, конечно, но как-то на инстинктах, часто выходил победителем из потасовок. А драться нужно было, в мое школьное время кулачные бои были частым событием. Все было сложно и просто одновременно.

– После уроков встречаемся за гаражами!

И все знали, что будет весело! Собиралась вся школа, вставали в круг. Особенно интересным для всех зрелищем были драки старшеклассников. Вот там, правда, все было по-настоящему. Кровь, разбитые носы, губы и брови, а порой и выбитые зубы. Вот отсюда, с этих драк, у меня и остались два шрама на левой брови, рубец на подбородке, на костяшке правой руки и шишка на башке, которая не проходит уже двадцать два года. А сейчас мне тридцать шесть и эти отметины уже почти не видны, поискать придется, если вдруг нужно. Подбородок вечно в щетине трехнедельной, или покрыт трехмесячной клочковатой бородой. На голове грива грязных, годами нечесаных полуседых волос. А на брови мои уже сто лет не смотрят, противно всем от моего вида. Отворачиваются нормальные люди, когда видят огромный уродливый шрам под левым глазом, который чем-то напоминает закрытый третий глаз. Именно поэтому меня и называют, в определенном кругу, индус. Это напоминание о том времени, когда я решил изуродовать себя и хотел выбить глаз ножом.

А вот в технаре я был красавцем и гордился шрамами. Часто девушки обращали внимание на них, просили дотронуться и желали услышать истории, как и при каких обстоятельствах, я их приобрел.

Так я с Лизкой и познакомился.

Она жила через два дома от моего, но мы не были знакомы. В разные школы ходили. А после девятого класса она пошла учиться на медсестру, а я на технаря. Она мне нравилась, но подойти возможностей не было. То она с родителями проходит мимо, то я с мамой. А тут, один раз получилось, встретились мы в хлебном магазине. Она стояла за мной в очереди, я купил все по списку и спокойно пошел домой. Так вот она, эта девчушка, догнала меня быстрым шагом и спросила:

– Здравствуй, я тебя вижу с родителями часто, но не знаю, где ты живешь. Где-то неподалеку? И откуда у тебя два таких интересных шрама на брови, травма?

–Ага, тут, совсем недалеко живу, – сказал тогда я, – именно так, травма.

Так мы и познакомились. Вот думаю, смелая девчонка, сама взяла и подошла. Молодец!

В следующий раз мы встретились через недельку и уже проболтали часа полтора. Я рассказал практически все о себе, о своей жизни. Конечно, многое приврал, но тогда я это считал необходимостью. Та, наша встреча, закончилась назначенным свиданием с походом в кино.

У нас была любовь. Настоящая, чистая, невинная. Мы гуляли за ручку, целовались и называли друг друга нежными именами. Она для меня Лизонька, Лисенок, иногда, когда дурачились, Подлизка. А я был Санечкой, Санёчком и просто Аля. Мы мечтали, что когда закончим учиться, то сразу поженимся, будет секс, и конечно, в дальнейшем, детки. Тема интимной близости не поднималась у нас в паре. Но мы знали об этом и вместе хотели этого. После многочасовых поцелуев, я приходил домой с мокрыми трусами и штанами, мечтал ночами о ее теле, о том тепле, ласке и влаге, которая может подарить мне Лиза. А она мечтала о том, чтобы стать настоящей женщиной в моих объятьях. Это Лиза сказала мне, когда я уезжал, в это проклятый Адлер летом тысяча девятьсот восемьдесят пятого года.

Не думай об этом! Зачем именно сегодня, когда тебе и так плохо.

Но мысли летели, и не остановишь их уже. А руки, с зажатым бычком, начинали трястись еще больше.

В то лето я окончил техникум, и отец меня устраивал на свой завод. Сначала обычным подсобником, на небольшие деньги, а потом, может быть, на должность мастера или инженера. Но и совсем небольшая зарплата радовала меня. Я уже представлял, что могу подарить с первых денег Лизке. Сразу миллионы планов, и конечно обещал себе, просто зарекся, что четвертую часть буду откладывать на свадьбу.

И с сентября, предполагалось, что я уже приступаю к работе. В конце июля отец мне сказал, что я заслужил отпуск и вручил мне путевку в пансионат города Адлера на 8 дней и одолжил кругленькую сумму, в счет первой зарплаты, на дорогу, еду и развлечения. Я не хотел уезжать, вернее не так, я не хотел расставаться, на такое долгое время, с моей Лизой.

У меня созрел хитрый план. Взяв рядом с хлебным магазином у бабушки букетик цветов, я отправился к своей ненаглядной. План был следующий, авантюра конечно, но изложил его Лизе.