Палач, скрипачка и дракон

Палач, скрипачка и дракон
Василий Криптонов

По закону скрипачка Энрика должна выйти замуж до Нового года. Однако девушку подставил жених, и теперь ей грозит казнь. Энрика обращается к ученику колдуна, и тот переносит ее на другой край Земли, туда, где год еще не закончился. У Энрики меньше двенадцати часов, чтобы найти мужа и избежать казни. Но палач отправляется за ней – в город, откуда его однажды изгнали. В город, над которым нависла тень дракона, каждый год требующего новую жертву. Чтобы выжить, палач и скрипачка должны объединиться.

Палач, скрипачка и дракон

Василий Криптонов

Дизайнер обложки Ася Криптонова

© Василий Криптонов, 2018

© Ася Криптонова, дизайн обложки, 2018

ISBN 978-5-4490-3452-6

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Глава 1

– Я не люблю тебя!

Энрика Маззарини вздрогнула, подняла взгляд от вязания и уставилась в глаза своему отражению напротив. Это вот она произнесла? Так жестоко и безжалостно? Быть не может!

– Нет, – подумав, сказала Энрика. – Надо что-нибудь помягче. Например, так: «Я люблю тебя, но…» Ой, это уже вообще какой-то кошмар!

Она задула ставшую ненужной свечу – в комнату уже проникало достаточно света через высокое окно – и на минуту выбросила из головы все лишнее, заканчивая вязание. Алый шарфик вышел довольно милым. Полюбовавшись, Энрика свернула его и положила на стол, заваленный нотными листами. Не успела убрать вчера, сегодня опять не до того будет. Вот и в новый год – все с тем же беспорядком, что обычно. За одним лишь исключением.

Энрика подошла к окну, глядя туда, где возвышается шпиль церкви Дио. Хотела привычно скорчить рожу и погрозить кулаком, но так и замерла, глазам не веря. Церковь запорошило снегом. Снег пушистыми коврами устилает крыши домов, дворы и мостовые. Столбики забора перед домом напротив увенчаны белыми шапками. Солнце поднимается, и снежинки, будто серебряные, начинают блестеть.

А ведь вчера кругом серела стылая грязь. Может ли быть так, что мир за одну лишь ночь изменился до неузнаваемости?

Открыв окошко, Энрика вдохнула морозный воздух, уже полнящийся ароматом праздника – даже хвойный запах долетает от лесочка – и зачерпнула с подоконника пригоршню снега. Чистый и холодный.

Скрипнула дверь за спиной. Энрика обернулась.

– Мама, смотри, снег!

– С днем рождения, Рика!

Два голоса прозвучали одновременно. Девушка и женщина, которые выглядели бы почти одинаково, если бы не разница в возрасте – обе высокие и темноволосые, стройные и черноглазые – улыбнулись друг другу, и Энрика подняла перед собой пригоршню снега, а Агата Маззарини – смычок.

Рука Энрики дрогнула, снег шлепнулся на ковер, но никто этого не заметил. Энрика шагнула вперед, протянула руки, но тут же, спохватившись, вытерла их о первую попавшуюся тряпицу – красный шарфик, только что с таким тщанием связанный.

– Что это? – прошептала Энрика, приняв из рук матери смычок.

Белый волос, колодка из слоновой кости с золотом… Сердце заколотилось. Чего ждать? Счастья или трагедии? Прежде чем в дверях показался отец с новеньким черным кофром, Энрика поняла: неоткуда явиться счастью.

– Лучано Альбертацци отменил заказ? – вздохнула Энрика.

Отец – преждевременно поседевший мужчина с добрыми и чуть хитрыми глазами – уселся на заправленную кровать Энрики.

– В любой другой день я бы сказал – «да». Но сегодня скажу иначе: ты выбрала свой путь давным-давно, и я слишком хорошо тебя знаю, чтобы допустить, будто ты с него сойдешь. За право идти этой дорогой придется сражаться. А у каждого воина должно быть оружие. – Герландо Маззарини отщелкнул застежки и открыл кофр. – Вот твое оружие, Энрика. И, поверь, это – не просто лучшее мое творение. Это – совершенство.

Энрика приблизилась к кровати, наклонилась над кофром, рассматривая блестящую лакированной древесиной скрипку. Безупречно симметричные эфы вдруг исказились, превратились в бесформенные провалы, и Энрика поспешила осушить слезы все тем же шарфом.

– Не надо! – Мама приобняла дочку за плечи. – Не смей рыдать в свой день рождения, Рика. Уже завтра все у нас будет прекрасно. Правда ведь?

Кивнула, не в силах сказать ни слова. Обняла мать, затем – отца и опять замерла, рассматривая притаившееся в кофре волшебство.

– Он отменил заказ, когда я только получил материалы, – спокойно говорит отец, стоя рядом. – Так что я не думал о нем, пока работал. Я думал о тебе и старался успеть. Она твоя, Энрика. Давай, подари миру немножко музыки!

Улыбка, сперва горькая, но тут же – озорная, осветила лицо девушки.

– Сегодня ведь – конец поста, правильно?

Мать и отец молча склонили головы.

***

Каждая ступенька поскрипывает по-особому. В те дни, когда еще музыка переполняла мир, Энрика поспорила с отцом, что узнает любую из пятнадцати по звуку. Она сидела, отвернувшись, с завязанными глазами, в музыкальном классе, а он наступал тихонько на ступеньки, прыгал на них, топал ногой. «Пятая! – кричала Энрика, уловив только ей заметное различие. – Седьмая! Первая и третья одновременно, не обманешь!»

Она ни разу не ошиблась, даже не задумалась. Не было в мире двух одинаковых звуков, и каждый из них Энрика считала своим другом. Сейчас, сбегая на первый этаж, она заставила лестницу разразиться неудержимым аллегро. Лестница – единственный музыкальный инструмент, на котором она могла «играть» последние три месяца строгого поста, больше напоминавшего траур. Но теперь, наконец, все изменится.

На всякий случай Энрика толкнула дверь в классную комнату. Пусто. Сквозь закрытые ставни проникают тонкие лучики, в которых вальсируют пылинки. Никто не ждал окончания поста, как Энрика. Никто не хотел поскорее коснуться клавиш фортепиано, провести смычком по струнам.

«Захотят! – твердо сказала себе Энрика. – Обязательно захотят!»

Потянулась было за шалью, но махнула рукой. Музыка согреет!

Дверь, открываясь, очистила от снега полукруг на крыльце. Энрика встала на подмерзшие доски, снова глубоко вдохнула морозный воздух и вскинула скрипку. Свое единственное оружие, но зато – самое лучшее.

Смычок коснулся струны, и первый звук, тоскливый и протяжный, разнесся над пустующей пока улицей. Захлопали крылья – с крыши дома напротив снялись несколько ворон и полетели в сторону церкви, будто спеша наябедничать. А вслед им понеслась стремительная и радостная мелодия, каждая нотка в которой кричала: «Я жива!»

Мгновение – чтобы вспомнить ощущение инструмента. Еще миг – привыкнуть к новой скрипке, своенравной и непокладистой. А потом – все исчезло. И скрипка, и смычок, и пальцы, скользящие по струнам, и снег, и холод, и улица, на которую постепенно выходят заинтересованные люди. Энрика растворилась в музыке, позволила ей вырваться из самого сердца и затопить мир. Позабылось все то, из-за чего во всю ночь не сомкнула глаз: и пустующий месяцами музыкальный класс, и получившие расчет работники отцовской мастерской, и огромные долги, и вкрадчивые намеки Фабиано Моттолы, что надо бы освободить дом, за который семья Маззарини больше не может платить в городскую казну.

Музыка унесла и страхи, и сомнения, и оторопь перед тем, что сегодня должно произойти. Новогоднее чудо – Энрика перестанет быть Маззарини, покинет семью, чтобы спасти ее от краха. Целая жизнь закончится сегодня, а завтра – завтра начнется новая.

Но сейчас Энрика не думала о прошлом, настоящем и будущем. Сейчас жила только музыка – пронзительная, быстрая, безумная и веселая, разбивающая надоевшую тишину, заставляющая каждую снежинку звенеть в резонанс, ветер – подпевать, а сердца – отбивать такт. Ради этих минут забвения Энрика могла вытерпеть все, что угодно.

***

– Эй, хозяин! – Рокко Алгиси постучал ногой по порогу. – Плесни-ка пенного, чтоб Дио в сердце снизошел!

Ламберто Маннини, младший жрец Дио, побежал к посетителю по проходу, смешно задирая полы рясы.

– Ты что? Ты что?! – шипел он, выпучив глаза. – Это же церковь, безумец! Тут люди…

– Что, уже? – Рокко зевнул и окинул взглядом пустующий зал. Впрочем, не совсем пустующий – один человек там все же сидел. И, хотя он сгорбился, будто стараясь стать незаметным, хотя ставни еще закрыты, и церковь тонет во мраке, разгоняемом лишь парой свечей, невозможно не узнать монументальную фигуру Нильса Альтермана, командира карабинеров и городского палача.