День, который никогда не придёт

Отобедав и выпив кофе, я закрылся в своей комнате. Крючок на двери был – это хорошо. Если бы я затеял ставить его сам – вызвал бы любопытство. Этот назойливый Сэмми из кожи вон бы вылез, чтобы подсмотреть, чем я тут занимаюсь.

Я разложил на столе фотографии, изучил их под увеличительным стеклом. Затем стал вытаскивать вещи из коробки.

Кружка фарфоровая с абстрактным синим рисунком; коробка сигар; Библия карманного формата, из тех, что не читают, а скорее носят с собой как талисман – очень уж мелкий шрифт; тяжёлый серебряный перстень с гравировкой: «Моему любимому Б. Р.»; фотография в рамке: Бернард и его супруга улыбаются фотографу, на заднем плане видна воронка алмазного карьера.

Никаких бумаг.

Я перелистал Библию. Дотошно, каждую страничку. У одной оказался загнут уголок, и следующее место отчёркнуто: «И приплыли в страну Гадаринскую, лежащую против Галилеи. Когда же вышел Он на берег, встретил Его один человек из города, одержимый бесами с давнего времени, и в одежду не одевавшийся, и живший не в доме, а в гробах. Он, увидев Иисуса, вскричал, пал пред Ним и громким голосом сказал: что Тебе до меня, Иисус, Сын Бога Всевышнего? умоляю Тебя, не мучь меня. Ибо Иисус повелел нечистому духу выйти из сего человека, потому что он долгое время мучил его, так что его связывали цепями и узами, сберегая его; но он разрывал узы и был гоним бесом в пустыни. Иисус спросил его: как тебе имя? Он сказал: легион, – потому что много бесов вошло в него. И они просили Иисуса, чтобы не повелел им идти в бездну. Тут же на горе паслось большое стадо свиней; и бесы просили Его, чтобы позволил им войти в них. Он позволил им. Бесы, выйдя из человека, вошли в свиней, и бросилось стадо с крутизны в озеро и потонуло. Пастухи, видя происшедшее, побежали и рассказали в городе и в селениях. И вышли видеть происшедшее; и, придя к Иисусу, нашли человека, из которого вышли бесы, сидящего у ног Иисуса, одетого и в здравом уме; и ужаснулись. Видевшие же рассказали им, как исцелился бесновавшийся. И просил Его весь народ Гадаринской окрестности удалиться от них, потому что они объяты были великим страхом. Он вошел в лодку и возвратился. Человек же, из которого вышли бесы, просил Его, чтобы быть с Ним. Но Иисус отпустил его, сказав: возвратись в дом твой и расскажи, что сотворил тебе Бог. Он пошел и проповедовал по всему городу, что сотворил ему Иисус».

– Одержимость, – пробормотал я. – Исцеление бесноватого. Что же тебя тут заинтересовало, Бернард?

Больше Библия ничего мне не дала, и я открыл коробку с сигарами. Там ещё оставалось пять штук. Я вынул их, одну за другой, тщательно осмотрел.

Стенки коробки были обиты бархатом, только дно – белое, бумажное. Как-то странно оно смотрелось. Будто в богатом доме на великолепный паркет бросили дешёвый ковёр.

Я перевернул коробку, потряс её, постучал по деревянному днищу, и бумага выпала. Качнувшись в воздухе, она опустилась на стол.

Это оказалась ещё одна фотография. Я вздрогнул. Адреналин, вскипев, разлетелся по венам и артериям, дыхание участилось, во рту пересохло.

На фотографии была изображена женщина. Велианка. Пусть на чёрно-белом фото её кожа не казалась сияющей, скорее было похоже, что у фотографа сбилась фокусировка.

Я закрыл глаза, откинулся на спинку стула, стул – скрипнул.

Либо Крейбенст говорит правду насчёт призраков. Либо – и что всего вероятнее – я встретил убийцу в свой самый первый день в городе. Потому что именно эта девушка была в ратуше, когда я туда вошёл.

Стук слева привлёк моё внимание. Я открыл глаза, повернул голову и увидел скарабея. Навозный жук стоял в банке на передних лапах, а задними стучал в стекло. Как будто пытался мне что-то сказать.

14

Крейбенст ждал меня в семь часов утра возле участка. Он был таким же пыльным, как вчера. Как будто только что вышел из песчаной бури.

– Как успехи? – спросил я, пожав шерифу руку.

– Ну, кое-что есть, – сказал тот и открыл передо мной дверь в участок. – Я поговорил с Эстреллой – женщиной, которая убирает в ратуше.

– Не велианка? – уточнил я.

– Нет, – мотнул головой Крейбенст и уселся за стол. – Ваелианцев не пустили бы в ратушу. Эстрелла говорит, что Бернард последние дни был какой-то чудной. Как будто задумывался или даже мечтал. Бывало, его не дозваться, такая история. Но самое главное…

Крейбенст выдержал паузу. Я нахмурился:

– Может, без театральных эффектов? Если преступник умрёт от старости, вряд ли это можно будет записать нам в заслуги.

– Ладно, – добродушно усмехнулся Крейбенст. – В последние дни Бернард завёл привычку запираться в кабинете и оставлять ключ в скважине. Видишь ли, тут такая история: Эстрелла робела его, не хотела мешать. Бывало, ей нужно зайти в кабинет, прибраться, так она сперва заглянет в скважину, убедится, что там никого нет, и тогда уж войдёт. Ну или если увидит Бернарда – то долго решается постучать, подгадывает момент.

– Значит, раньше он дверь не запирал?

– Раньше – нет. Что-то изменилось, ты как в воду глядел, Карлос.

– Всегда что-то меняется. Убийство такого человека не происходит вдруг… – Я помолчал, потом добавил: – Значит, мы можем согласиться, что перед смертью дверь Бернард запер сам.

– Пожалуй. Только не сильно ему это помогло. А у тебя что-нибудь есть, Карлос?

Я достал из внутреннего кармана две фотографии и положил на стол. Крейбенст, заинтересованный, наклонился вперёд.

– Вот здесь, – постучал я пальцем по первому снимку, – виден письменный стол Бернарда. На нём лежит что-то вроде письма.

– Верно, – кивнул Крейбенст.

– В личных вещах наместника я бумаг не обнаружил. Если это – деловая бумага, то я хочу её увидеть.

– Наведаемся к Дребену.

– Ты наведайся, меня он раздражает, – сказал я. – А мне скажи, куда Бернард ходил обедать. Поспрашиваю о нём там.

– Бернард ходил на обед домой. Так что тебе, боюсь, придётся пообщаться вновь с миссис Роух.

– Значит, придётся.

– А это что такое? – обратил Крейбенст внимание на второй снимок.

– Ах да, – небрежно сказал я. – Это – наша главная подозреваемая. Её фотографию Бернард прятал в коробке из-под сигар.

– Но она ведь – ваелианка, – посмотрел на меня Крейбенст. – Ты же говорил, что убил кто-то из…

– Крей, – перебил я, – это – расследование. Мы строим картину из того, что видим, и из логических продолжений увиденного. Но как только появляются новые факты, картина неизбежно меняется. К этой женщине у меня как минимум есть вопросы. Бернард её знал, он её скрывал.

– Смахивает на интрижку, – буркнул Крейбенст. – Сабрина будет разочарована…

– Сабрина? – переспросил я.

– Моя жена. Сестра Бернарда.

– Пока что ей не обязательно знать. И – да, Крей. Черкни мне адрес этой Эстреллы. Хочу и с ней поговорить.

– Зачем? Я что-то не так сделал?

– Ты всё сделал верно. Просто у меня появились новые вопросы. Хочу привести её в ратушу, чтобы она там осмотрелась. Не пропало ли чего.

– Откуда такая мысль? – Крейбенст смотрел на меня во все глаза.

– Эту девушку, – постучал я пальцем по снимку, – я встретил в ратуше, когда приехал. Она обещала позвать Дребена, поднялась и исчезла. Он не знал, что она была в доме. Значит, она туда прошла без приглашения и что-то делала. После смерти Бернарда.

– История, – протянул Крейбенст. – Надо бы напечатать эту фотографию в газете.

– Пока рано. – Я поспешил убрать снимок обратно в карман. – Если эта женщина живёт где-то здесь, то я бы не хотел её спугнуть. Пока – осторожно порасспрашиваем. Постарайся узнать, может, кто в курсе, была ли у Бернарда интрижка.

Крейбенст кивнул, встал и надел шляпу; над головой поднялось облачко пыли.