Палач, скрипачка и дракон

– Не волнуйся, до восемнадцати себя сберегу, мы законы уважаем. Вся тебе достанусь! – И, подмигнув, Ванесса побежала по улице.

– Замуж, – повторил Рокко, глядя ей вслед. – Вот дура-то…

В этот миг его передернуло от холода, и он поспешил войти внутрь дома. Как раз вовремя, чтобы услышать кряхтение, рев, стон и прочую какофонию звуков, издаваемых Аргенто Боселли, пытающимся вытащить тяжеленный шкаф на середину комнаты.

Комната ничуть не изменилась с тех пор, как Рокко зашел сюда впервые. Немножко кухня, немножко столовая, немножко рабочее место колдуна (Аргенто величественно именовал ее непонятным словом «лаборатория»), самую капельку – гостиная. Огромный стол заставлен тарелками – чистыми и грязными. Между тарелками громоздятся колбы и баночки, пузырьки и мешочки, которые лучше не трогать, если не знаешь точно, что там.

По стенам тянутся бесконечные полки, где баночек и коробочек еще больше. Одни подписаны на древнем языке, другие – на современном, третьи – вовсе без подписей, только с таинственными символами.

Рокко, осторожно переставляя ноги через пуки трав, груды книг и бумаг, усеявшие пол, подошел к столу и грохнул на свободное место бутылку.

– Ламберто говорит, порошок закончился.

– Ламберто подождет, – прохрипел Аргенто, побагровевший от усилий. Черного дерева высокий шкаф отъехал от стены сантиметров на десять. – Помоги-ка…

– Синьор учитель, – вздохнул Рокко, подходя к шкафу. – Может, не надо? В вашем-то возрасте…

– Молчать! – Колдун распрямился и ткнул пальцем в грудь Рокко. – Не тебе, сопляку безмозглому, меня жизни учить! Я весь год спину гну, на мне одном весь город держится! А ты у меня и последнюю радость отобрать норовишь? Нет уж, все! У меня каникулы. Давай, помогай.

Они уперлись в шкаф вместе, поволокли, попутно распинывая книги и травы, освобождая путь.

– Я ж о вас беспокоюсь, – прохрипел Рокко. – А ну как сердце не выдержит? Ванесса со своим хахалем все хозяйство к рукам приберут, а меня на мороз вышвырнут.

– Обо мне он беспокоится! – фыркнул колдун. – Мое сердце еще поколотится.

– А за кого она собралась-то?

– А не все равно? Собралась – пусть выходит, куда глаза глядят. Мне уж за ней не с руки бегать, пеленки менять. Девка взрослая, разберется. А ты чего такой смурной пришел? С Ламберто закусился?

Шкаф тем временем вытащили на середину комнаты и остановились, переводя дыхание. За шкафом в стене – непрозрачное стекло, будто окошко куда-то в темноту. Над стеклом надпись: «Разбить, когда все надоело». Как-то раз Рокко спросил колдуна, что будет, если стекло разбить, и получил ответ: «Что-что! Книгу Дио не читал, что ли? Конец света будет. Вот и моли меня, чтоб мне все не надоело».

– Не, – отмахнулся Рокко. – Про другое… Тоже думаю, жениться, что ль…

– Да кому ты, дурак, нужен? – удивился Аргенто. – Ты ж колдовать-то путем не умеешь, бестолочь. Женилку отрастил, что ли?

– Есть мальца, – признал Рокко. – Да Рике сегодня восемнадцать. Мимо шел – стоит, скрипку мучает. Аж до печенок пробрало – будто в последний раз. В монастырь ведь она точно не пойдет, только в работный дом и остается. А тут – я, спаситель…

Колдун расхохотался до слез и долго не мог говорить – только головой тряс. Рокко, нимало не обижаясь, нашел на столе зачерствевший оладушек и принялся его грызть. Судя по тому, как рано ускакала Ванесса, завтрака не видать.

– Спаситель, глянь! – простонал, вытирая глаза, Аргенто. – Выбрось дурь из башки, не тебе она достанется.

Колдун прошел к полке, открыл коробочку, помеченную странным знаком, и достал из нее мешочек.

– На! – бросил мешочек Рокко. – Тащи в церковь, пока у них служба не началась. Потом вернешься – прибери тут, пентаграмму нарисуй – чтоб к вечеру готово было! – и начинай состав мешать. Воду-то принес из церкви? А, вот, вижу, молодец, хоть тут ума хватило.

– Прибраться? – уныло переспросил Рокко, разглядывая бардак, копившийся на полу целый год. – Но Ванесса…

– Ванессу видишь? Не видишь. Вот и я не вижу. Так что давай, впрягайся, коник, а то я тебе лицензию и вовсе никогда не выпишу.

«А то ты мне ее выпишешь когда-нибудь, – подумал Рокко, отвернувшись. – Сколько на тебя ни паши – а все „лодырь“, да „бездарность“… И толку от того, что я весь день буду здесь мусор убирать, да состав от похмелья готовить? С этим любой дурак бы управился, а я…»

Подзатыльник прервал унылый ток мыслей Рокко.

– За что?! – завопил он.

– Неча про меня всякие пакости думать с кислой рожей! – потряс пальцем колдун. – Думаешь пакость – рожу веселую делай. Пакостить – эт весело должно быть. И Энрику свою – забудь, я сказал. Не про тебя она цветет и пахнет, тебе другая достанется.

– А какая? – заинтересовался Рокко. Он смахнул со стола на пол несколько пустых склянок и уселся на их место, подбрасывая мешочек с порошком.

– Тебе скажи – ты, дурак, все испоганишь сию секунду. Терпи, ожидай, недолго уж. И с порошком поосторожней, бестолочь! Этот рассыплешь – у меня на два раза всего осталось.

Представив, что будет, если на второй раз порошка не хватит, Рокко мигом посерьезнел и убрал мешочек во внутренний карман. Нехотя сполз со стола. Да уж, хорош праздник – два раза за утро в церковь сходить, два раза Ламберто увидеть. Это ж в какой еще день столько радости привалит!

Колдун, увлекшийся проверкой содержимого баночек на полках, повернулся и, сдвинув брови, посмотрел на Рокко.

– Чего-то ты совсем скис. Подбодрить, что ли?

– Да… Праздника охота, как всем людям, – вздохнул Рокко. – А мне что? Опять тут вламывать до поздней ночи, а ночью Фабиано гуляния запретил. Вот и всей радости, что завтра отоспаться можно… А, нет, нельзя, – пьянчуг отпаивать придется.

Аргенто неожиданно позволил своему вечно хищному и злобному лицу смягчиться. Он подошел к Рокко, положил руку ему на плечо и даже сделал было движение обнять, но спохватился, что это уж слишком.

– Праздник, Рокко, это когда все дела сделал и сам собой доволен. Тогда – хоть пьяный в церкви валяйся, с балалайкой в обнимку. А ты собой доволен?

Рокко опустил голову и вздохнул.

– То-то же. Праздник ему подавай. Куда все стадо – туда и он. Я тебя из этого стада вытащил – ты мне даже спасибо не сказал ни разу, все только зубами скрипишь, волчонок ты этакий. Жениться еще придумал, от скуки, из вредности ли.

– Хоть попробую! – вскинулся Рокко. – Сами ведь говорите – из стада меня вытащили. Что ж я, как корова, каждого пинка слушаться должен? Моя жизнь, мне и пытаться. Нет – так нет, не помру.

Не дожидаясь ответа, Рокко стремительным шагом покинул дом. Ветерок ущипнул уши, взъерошил волосы.

– Ах ты ж… – Рокко выругался. – Опять шапку не взял. Да и Диаскол с ней, не возвращаться же!

***

Лиза нагнала семейство Маззарини у самой церкви.

– Постой, Рика! – крикнула она, оттаскивая подругу в сторону. – Давай поговорим.

Энрика смотрела на нее сумрачно, но не сопротивлялась.

– Я себя недостойно повела сегодня утром, – переводя дыхание после быстрой ходьбы, сказала Лиза. – Прости. Понимаю, ты за меня переживаешь, спасибо тебе за это. А я… Я даже поздравить тебя забыла. С днем рождения, Энрика!

Глядя в добрые глаза Лизы, Энрика вспомнила ту грустную девчонку, которая прибегала к ним в дом и сидела, съежившись, в уголке, когда к ее матери приходили «гости». Иногда, чтобы заглушить крики, несущиеся из дома напротив, Энрика брала какую-нибудь из отцовских скрипок, или садилась за фортепиано, стараясь играть как можно громче. В другое время отец бы на нее разозлился, сказал бы, что над инструментом издевается, но в такие вечера делал вид, будто ничего не замечает.

Энрика порывисто обняла подругу, шмыгнула носом у нее над ухом.

– Спасибо, Лиза. Ты меня тоже прости. У меня вся жизнь вверх тормашками…