Боярский сын. Часть первая: Владимирское княжество

Потом два бойца – молодой да старый – обмылись в той же бане, благо она была рядом, да воды горячей хватало. Николай тут все же не удержался. Дождался, когда останется один в зале отдыха, и «поиграл» со светильником. Оказалось, что с таким трудом; можно сказать неимоверными душевными усилиями возвратить потраченную энергию из светильного прибора, было только в первый раз. Словно тот самый «ниппель» стал теперь двусторонним. За последней такой серией «включаю-отключаю» его и застал дядька. Но даже покачать головой не успел. Раньше парень сам объяснил – небольшую часть истины:

– Вот, думаю, зачем Силе даром пропадать. Лучше я ее с собой заберу.

Вряд ли старый казак разбирался в тонкостях магического искусства. А о том, что он будет рассказывать кому-нибудь о «шалостях» своего воспитанника, не могло быть и речи. Так что дядька лишь кивнул, когда в комнату вернулась привычная полутьма. Да почти темень уже – ведь на улице уже властвовал настоящий апрельский вечер.

Но туда боярич с наставником не пошли. Полюбовались окрестностями в багровых, от заходящего солнца тонах, с того самого балкона, где состоялся первый разговор с Анфисой Никаноровной. А до второго еще время не пришло, понял Шубин – поскольку давешняя холопка, Наталья, заявила, что к ужину бывшая баронесса не выйдет. Ну, и боярич прямым приказом велел казаку составить ему компанию.

Оказалось, что без самовара на столике вполне хватало места для плотного ужина. А с учетом того, что расторопные девчата еще и носились от кухни и обратно с переменами блюд, так Николай и вовсе объелся. И чей-то пискнувший в душе голосок о вреде обильного питания на ночь общим хором был тут же подавлен.

Дядьку Николай отпустил. Точнее, тот сам отпросился, уточнив, что до утра воспитаннику не потребуется. Да у него самого дел, очевидно, хватало. Кроме обязанностей начальника охраны замка, были ведь еще и домашние дела. Конечно, коров с поросятами, да и огорода семья Дементьевых не держала, но мало ли каких дел могло накопиться за целый день в доме, где кроме самого казака и жены еще четверо детей по лавкам…

У дверей кабинета его ждал управляющий, Арсентий Павлович. Николай больше для приличия спросил, по большей части равнодушный к сельскохозяйственным делам:

– Много ли напахали, Арсентий Палыч?

– Много, ой много! – обрадовался интересу молодого хозяина управляющий, – сами не ожидали, как много. Душа-то руки к земле приложить требует!

Николай, входя в открытые двери кабинета, чуть заметно фыркнул – представил железные, подобные крабьим загребущие «руки» трактора. В кабинете он первым делом «зажег» светильники – сразу три. Два больших, на противостоящих стенах, скупо украшенных картинами, изображающими какие-то батальные стены. Третий располагался прямо на большом столе; на подставке, что являла собой копию статуи какой-то античной красавицы. Как бы не богини. Внутри парня, кстати, словно кто-то страницами зашелестел – искал, какой именно богине поклонялись древние эллины, и продолжают поклоняться большая часть современных греков. Боярич так же внутри себя отмахнулся, и уселся в отцовское кресло, которое даже ему, юному орясине, было великовато. Батюшку, покойного боярина Илью Николаевича Шубина, царствие ему небесное, юноша перерос еще года два как.

Открывшему было рот управляющему боярич махнул рукой, останавливая. И заговорил сам:

– Ты вот что, Арсентий Павлович. Деньги, что с аренды экипажа получишь, зазря не трать. Все, что положено – на хозяйство, да налоги всякие, откладывай, а остальное все сюда, да наличными. Понятно?

– Как не понять, Николай Ильич, – ответил управляющий, поклонившись в очередной раз.

– Да ты садить, не мельтеши, – разрешил парень, невольно копируя манеры отца в разговоре с холопами, – да… напомни о налогах. Много ли платим?

Сказать по правде, такие вот подробности, пусть и значительные, пока мало волновали парня. Его интересовал конечный результат. А именно – количество золотых тяжеленьких кружочков в калите, если придется внезапно срываться из родового гнезда. Последнего он, конечно, не планировал, но…

– Так известно же, – дядька в кресле чуть ли не расплылся в счастливой улыбке, – как боярскому роду – по десятине Великому князю, да Церкви православной. Да и все. Остальное – по воле боярина.

– А остальные как же? – не удержался боярич.

Что-то такое они классом проходили в прошлом году, но как-то материал этот прошел мимо сознания школяра.

– Так остальные дворяне, кроме княжеских людей конечно, еще десятину нашему, Владимирскому князюшке, Столетову Александру Сергеичу в казну несут. Ну и свободный люд… тут, как договорятся. Наши-то, на земле, тоже десятину. А у остальных, говорят, и до половины от оставшегося доходит.

Не помяни черта к ночи, он и не придет. Как-то вот так, кажется, говорили предки. Впрочем, сейчас и здесь, быть может, что-то и похлеще могли выразиться. Вот только упомянул местного губернского властителя Арсентий Палыч, как тут же один из младших холопов – не тот, что в бане течи топил, постарше – постучал в дверь. А после того, как разрешили ему войти, выпалил; как бы не с радостью:

– Ваше Сиятельство, Николай Ильич! К вам гонец с письмом от князя Столетова Александра Сергеевича!

Каждое слово; да что там – каждую буковку паренек выговаривал со тщанием; с любовью. Боярич на миг окунулся в волны собственной памяти; вспомнил, как в таких случаях действовал отец. Ничего сложного – разрешить; кивнуть, не вставая, и принять послание через ближайшего холопа, кто при этом присутствует. На данный момент это управляющий. Ну, потом поинтересоваться, не стоит ли дать тут же ответа князю. Да – еще и малой копеечкой отблагодарить посланца. Не взирая на то, хорошую весть принес тот, или дурную.

Вот все эти церемонии парень и провел, обменявшись с гонцом разве что кивком на приветствие, да теми самыми словами насчет ответного послания. Услышав в ответ, что такого не требуется, еще раз кивнул – уже Арсентию Палычу. Дело в том, что у самого боярича на этот момент в карманах было… да ничего там не было! Как переоделся в бане в чистое, так и пришел сюда.

Но у управляющего в мошне по определению не могло быть вакуума. Он действительно извлек откуда-то из-под полы монету, достоинства которой парень не разглядел, и сунул ее в руку мужика, который, очевидно, в княжьих гонцах служил не первый год. Лицо его боярич уже видел, да не раз.

– Ну, раз немедленного ответа не требуется, значит, прочту позже, – решил боярич, – как бы не интересно не было. А уж как дядька Арсентий любопытством полыхает! Ничего, потерпишь. Не для того сюда зван.

– Давай заканчивать, Арсентий Палыч, – постарался выдать как можно более скучный голос Николай, – основные цифры, проблемы. В подробностях буду разбираться позднее. Да, еще ключи мне от батюшкиного кабинета оставь.

– Как скажете, Николай Ильич, – умудрился поклониться на стуле Арсентий Палыч, – сей момент.

Из краткого отчета следовало, что от весенних полевых работ, от аренды чудо-механизма в казну боярского дома за вычетом налогов причиталось почти пять сотен золотых. О том, что скрыть истинные доходы не получится, боярич даже не заикался. Понял, что с применением магии это просто не получится. А про штрафные санкции, которые могли перерасти в «кары небесные», даже спрашивать не стал. Особенно в той части налогов, что полагались Церкви.

– Так-то лошадкой как-бы не втрое дешевле получилось бы, для людишек-то, да других господских земель, – пояснил вдруг управляющий, – но с нашей помощью урожай куда как обильней, да полезней получается. Бумаги-то на наш механизм самобеглый сам Владыко благословил.

– Это хорошо, – задумчиво протянул боярич, – ты вот что, Арсентий Палыч, деньги все наличными собирай, да сюда неси. И еще… новых договоров, начиная с лета, пока не заключай. Понятно ли?

Последнее слово от проговорил с такой твердостью, что управляющему враз расхотелось что-то переспрашивать. А хотелось ведь – вон как физиономия скривилась. Но ничего, переборол себя мужик, да продолжил:

– Всего же, Николай Ильич, за год, считай, две тысячи золотыми набегает. Немного, конечно, для боярского рода, – тут он опасливо поглядел на парня – не углядел ли тот, в свою очередь, обиды в таких словах, и продолжил, успокаиваясь, – но Илье Николаевичу хватало. Это по его же словам говорю. Половину, даже чуть меньше, он мне доверял, на хозяйство. А вторую, по велению батюшки вашего, царствие ему небесное, тоже половинили. Одну часть на счет в дворянском банке, а вторую, как вот вы сейчас приговорили – в кошеле. А уж как их Илья Николаевич расходовал, то не мое дело было.

– Оно и понятно, – усмехнулся боярич, вспомнивший сейчас заготовки в гараже, – вот то богатство как бы не годовую прибыль съело. Ты вот что, дядька Арсентий, – в банк пока прекращай перечислять. Все, что для хозяйства не требуется, сюда. Будем создавать стабилизационный фонд. На случай внезапного драпа.

Последнее, конечно, не вслух. Увидев, как мужик на стуле мнется, кивнул ему – говори. Почему-то Николай решил, что управляющий сейчас не знает, являются ли следующие слова важными для боярича, или совсем не интересными.

– Тут такое дело, Николай Ильич. Прежде боярин мне доверял, продать ли излишки из запасов; те, что к весне скопились, и до нового урожая не потребуются.

– И много ли таких?

– Рублей на триста золотом, если поторговаться, – с какой-то гордостью заявил управляющий, – купцы от московской знати хоть завтра, да прямо со складов готовы взять.

– Самовывозом, значит, – усмехнулся Николай, – а и пусть забирают. Тут, судя по рассказцу дядьки Михаила, большим войском обзавестись не дадут. Так чего продукция гнить будет.

Покивав – словно размышлял про себя, заявил уже вслух:

– Продавай, Арсентий Палыч. Тоже за наличные. И на будущее. Если понадобится сделку какую провести… ну скажем, до пятидесяти золотых разом, так проводи, не спрашивая. Потом отчет дашь. А уж большее что, со мной согласуй. Все понятно?

Он строго поглядел на управляющего, и тот степенно закивал. Очевидно, что последнее он воспринял как знак особого доверия. Впрочем, юный владетель в работе с управляющим ничем особо не рисковал. Вот это с уроков школьных он как-то хорошо уяснил; представлял себе, что такое холопский договор, заверенный Одаренным Разума. Еще знал, со слов отца, что все холопы в роду давали присягу именно роду. Не боярину Илье Николаевичу лично. А тот же управляющий, так и вовсе пожизненную. Знал человек, на что шел, так и привилегии имел значительные.

– Ключи, – напомнил Николай.

Тяжелая связка в которой было никак не меньше дюжины ключей разных размеров и конфигурации, негромко звякнула о столешницу, и управляющий повернулся, чтобы выйти из кабинета. Но уже у двери он повернулся еще с одним вопросом:

– Куда прикажете стелить на ночь, Николай Ильич? В свою спальню, или…

Николай задумался совсем ненадолго:

– Пока траур сорокадневный не пройдет, буду спать как прежде, у себя. А потом решу. Иди уж, Арсентий Палыч. Стоп! А где сейчас Анфиса Никаноровна?

– Так в библиотеке же…

Управляющий показал рукой на крайнюю правую дверь; плотно прикрытую. Таких в кабинете, кроме входной, было четыре. Абсолютно одинаковых – то ли ради симметрии, то ли помещения за ними скрывались одного размера.

– Спокойной ночи вам, Николай Ильич.

Не дождавшись еще вопросов, и поклонившись, управляющий закрыл за собой дверь, и теперь таких, наглухо захлопнутых стало пять. А бояричу отчего-то стало жутко. Он словно в темнице оказался. Ни единого звука здесь не было. Вот разве что шорох, а потом и хруст разрываемой бумаги конверта с княжеским посланием разорвали гнетущую тишину, и боярич встрепенулся. Еще и прогнал по жилам магическим искры, отчего «жить стало лучше, жить стало веселей». Особенно с учетом того, что его, боярича Николая Ильича Шубина, вызывал к себе на понедельник князь Владимирский Столетов.