Банкир. Клан «Восточный банк»

– Ну, чего уставился, морда клыкастая? Нормальных людей не видел, что ли?

Монстр его слов очевидно не понял. Но смысл, или интонацию, с которой они были произнесены, явно уловил. И рыкнул что-то на своем, великанском так, что коленки у Александр опять противно задрожали. А потом ткнул вперед лапищей, которая одна весила не меньше, чем полАлександра. На удивление ловко и легко парень увернулся от этого тычка. Весь, за исключением сумки, о которой менеджер в эти мгновения просто забыл. Длинный и толстый коготь зацепил за лямку, и вот уже вся сумка, вместе со своей замечательной надписью, лежит на широченной доске.

– Десятка, не меньше, – отметил профессиональным взглядом молодой работник банка, вообще-то не очень давно окончивший лесной техникум, – и шириной почти в метр. Это где же они такой дуб спилили… без единого сучка и морозобойной трещины. Хотя морозами тут, конечно…

Тут его голову, до сих пор помнящую «ласковое» тепло полуденного солнца, едва не разорвало на части. От смеха. Не собственного, а той человекообразной гориллы, что стояла напротив, и изрыгала из себя вулкан гомерического хохота. От него некуда было деться! И это еще бармен хохотал, подняв голову к высокому потолку, набранному из таких же дубовых досок.

Александр схватился за виски, отметив, что какие-то личности, сидевшие за столиками в дальнем темном углу, и до сих пор никак не проявлявшие себя, тоже дернулись, явно впечатленные столь буйным проявлением эмоций. А гигант наконец перестал биться в истерике, и резко опустил голову, отчего с его глаз сорвалась целая россыпь слез. Каждая слезинка была размером не меньше тех жирных капель, что снаружи трактира капали на раскаленные камни. Но Саша даже не дернулся, не махнул рукой в попытке смахнуть их с собственного лица. Таким неожиданным для него было преображение монстра. Теперь это лицо напротив не было угрожающим, диким, готовым рвать и метать. Добродушия и какого-то бесшабашного веселья в нем было, пожалуй, больше, чем прежде ярости.

Рот бармена опять открылся, извергнув теперь не громовые раскаты смеха, а вполне разумную речь. Разумную, но непонятную для Александра.

– Впрочем, нет – поправил себя он, – два слова я уже слышал сегодня, и не один раз. Бобл и Гобл… Да вот же они!

Одним пальцем трактирщик стучал по сумке, отчего Саша немного встревожился – не проткнул бы тот острым когтем кожаный верх недавней покупки, да не содрал бы бисер. Но сумка «держалась», и он перевел взгляд туда, куда тянулась вторая рука такого добродушного сейчас монстра. Еще один коготь указывала сейчас в тот самый угол, где за столом сидели знакомые Александру парнишки.

– Да нет, – поправил он себя, уже не в первый раз за сегодняшний день, – никакие это не парнишки. Не стал бы этот страхолюд наливать пива детям.

А зеленокожие знакомцы как раз подняли в направлении стойки, а значит, и Саши, громадные кружки, с которых на столешницу, или пол, от такого резкого движения сорвались клочья пены.

– Пиво, – догадался Александр, – я бы сейчас тоже…

Пиво он не любил. Нет, скорее, любил не очень сильно. Мог за компанию выпит кружечку, но не более того. Но сейчас, после торга под жаркими лучами солнца, и шока от встречи с местным трактирщиком, было бы неплохо… Саша почти физически почувствовал, как по горлу течет, и проваливается глубже, в желудок, плотная янтарная струя, несущая голове мягкий, обволакивающий сознание туман, а телу небывалую легкость и готовность к приключениям… А потому опять повернулся к тому, кто, собственно, и мог одарить его пенным напитком.

– Ну, или продать, – теперь уже сам Александр окинул трактирщика оценивающим взглядом, – да уж, приключеньце…

И странно – под таким взглядом гигант за стойкой вроде как съежился, стал меньше, вполне сопоставимым фигурой, или силой, скрывающейся за ней, с ним, менеджером не самого последнего в стране банка. С трудом сглотнув глоток воздуха, а вместе с ним последнее непонятное слово, трактирщик резко дернул рукой назад, за спину. И почти сразу же она вернулась вперед, под самый нос Александра. Теперь на том же когте висел, покачиваясь на кожаном ремешке, медальон. Самый обычный каменный кругляш размерами с хоккейную шайбу, на который Саша уставился с непонятной для себя опаской. Камешек болтался перед его глазами, а вслед за ним словно перемещалось какое-то облачко микроскопических мошек. Парень моргнул два раза, приняв это облачко за самые обычные фантомные призраки, вполне объяснимые резким переходом от ярких солнечных лучей к полутьме заведения. А когда он открыл глаза в третий раз, в руке трактирщика уже ничего не было. А тот самый кругляш непривычной тяжестью расположился на груди Александра. Ни возмутиться, ни испугаться, ни проявить какой другой эмоции парень не успел. Теперь у его визави пошли в ход сразу два когтя правой ладони. Гигант щелкнул ими, издав звук, сравнимый с треском сломанной доски (не меньше той же сотки), и во второй раз за последний час тело парня отреагировало на искру, родившуюся теперь в голове.

Но эта искорка ниже, к ногам, и в деревянный пол не ушла. Она заметалась внутри черепной коробки, словно не могла вырваться наружу. А сам Александр вдруг вспомнил пса из своего не такого далекого детства. Громадный алабай Малыш вот так же неистово метался по своему вольеру, стоило лишь появиться во дворе кому-то чужому. Логическая цепочка продолжилась.

– Если в природе нашего Малыша, туркменской овчарки, главным было охранять стадо, строить овец рядами, и гнать в нужном направлении, то эта искорка…

Он вдруг понял – искра мечется в черепе совсем не хаотично. Она строит – тех самых мошек, что переместились с камня в его голову, и сейчас служат зримым примером одного из уроков физики. Того самого, когда учитель объяснял, что случилось бы с окружающим миром, исчезни из него трение.

На искру, видимо, распространялись совсем другие законы, не подвластные Александру. Сейчас он мог только наблюдать за ней, но никак не изгнать из черепной коробки, или помешать строить юрких непослушных «барашков».

– Все! – выдохнул он, наконец, убедившись, что громадная «отара» в его черепушке выстроилась, и готова тронуться в путь.

– Так быстро?! – удивился почему-то трактирщик, – и трех фарлонгов не прошло.

Александр удивился еще сильнее:

– А что такое фарлонг?

Он даже оглянулся назад, в сторону Бобла и Гобла, словно ожидая ответа от них. Последние хлопья пены их кружек еще не достигли пола, и Саша понял, что неведомый «фарлонг» можно было сравнить с секундой. А потом еще изумленней отвесил челюсть, успев все-таки выплеснуть сквозь нее:

– Я понимаю тебя!

– А я тебя, – кивнул гигант, сохраняя в лице удивление и недоверие, – как быстро у тебя получилось приручить разговорник!

– Это ты считаешь быстрым? – почему-то заявил Александр, чем вверг трактирщика в еще большее изумление.

Потом два взгляда – человеческий, и непонятно чей – медленно переместились на предмет, послуживший первопричиной столь неординарных событий. На сумку. С которой явно произошли какие-то непонятные пока для Александра перемены.

– Ну, ты и попал, парень, – озвучил гигант мысль, что недавно пришла в голову Саши без всяких подсказок, – как тебя угораздило купить у этих придурков «Сумку висельника». Да еще с Договором.

Именно так, с большой буквы, воспринял перевод последнего слова человек. И та часть его сознания, пока еще связанная с банком «Восточный», возмутилась:

– А какое тебе до этого дело, парень? Что хочу, то и покупаю. И потом, причем тут какие-то висельники?

Трактирщик на «парня» громко икнул, а потом, хитро прищурив правый безбровый глаз, ткнул когтем в сумку, которую успел уже развернуть надписью к Александру. И тот, не веря собственным глазам, прочел. Вслух и по слогам: «Сум-ка ви-сель-ни-ка». Вместо упоминания об Армани ниже зловещей строки скалил клыки череп неведомого существа. Саша бросил быстрые взгляды на трактирщика, а потом Бобла с Гоблом, словно примеряя этот череп к еще живым, растущим из плеч. И от этого взгляда все три нечеловека почему-то отшатнулись, изменив цвет испуганных лиц. Парнишки – это было заметно даже в полутьме – из интенсивно зеленых стали не менее ярко-синими. Темно-серый цвет морды напротив стал насыщенным, почти черным.

– Странно, – вслух подумал Александр, почти физически испытывавший сейчас экстаз от такой реакции на единственный взгляд, – вроде бы побледнеть должны, а тут… Может, вам кровь пустить нужно?

Трактирщик, одного удара кулаком которого могло хватить, чтобы размазать человека в блин, прошептал, с хрипом выдавив воздух из груди:

– Не надо крови…

– Ну, не надо, так не надо, – покладисто согласился Саша, – а давай-ка попробуем так.

Гигант не успел ни возразить, ни отмахнуться от Александра и его непонятного пока предложения. Он лишь закрыл глаза, а Саша, недоуменно пожав плечами («Ну что такого страшного в этом?»), медленно стянул с себя камень.

– И что поменялось? – вслух подумал он, обращаясь лишь к себе, – ни-че го. А, нет!

Ничего не изменилось в голове. «Барашки» так и стояли внутри черепа стройными рядами, охраняемые строгой искоркой. А вот сумка в очередной раз претерпела изменения. Она снова обещала светлое будущее оптимистичной надписью «Сумка последнего шанса», и издевалась… то ли над самим Александром, то ли над маэстро Армани.

Кожаный шкурок разговорника больно царапнул по уху, и на стойке опять лежала «Сумка висельника». А череп на ней скалился еще зловещей. Трактирщик тем временем явно пришел в себя. Он шумно выпустил сквозь сомкнутые прежде клыки воздух, и, удивленно повертев головой («И чего я испугался какого-то недорослика?!», – прочел в его глазах Александр), подтянул к себе сумку.

– Гляди, – весело ощерился он, чуть сильнее став похожим на череп, – на этой веревке повесилось больше человек, чем ты видел в своей жизни.

Про «человек» – это решил про себя Саша; сам гигант произнес слово, на которое «барашки» в голове не отреагировали.

– Тебя бы в Москву, – процедил он трактирщику, подтягивая законное имущество к себе, – да в метро, да в час пик! Ну-ка, что у нас тут!

В сумке действительно лежала веревка. Александр даже вытащил ее, как и громила. А потом с трудом преодолел в себе нестерпимое желание накинуть ее…

– Да хотя бы на твою шею, – перевел он взгляд на трактирщика, и тот опять испуганно отшатнулся.

Веревка скрылась в сумке, и опять возникла над ней. А потом еще, и еще раз. Не сама, конечно, а вместе с рукой парня. Он еще и приговаривал, как положено: «Входит и выходит, входит и выходит… Совсем как хвостик Иа. Только вот не хочется представлять себе ишачка, у которого вырастет такой хвост!». Наконец, этот эксперимент Александру надоел, и он перешел к новому. Теперь рука «нырнула» в сумку после того, как вторая стянула с шеи камень. Нырнула, но не вынырнула. Почему-то Саша не захотел выставлять на всеобщее обозрение галстук. Самый обычный галстук, аккуратно сложенный внутри сумки.

– Все, – выдохнул он, – с этим понятно (хотя как раз понятным ничего не было). Я так понимаю, у тебя тут можно перекусить?

– И перекусить, и выпить, – кивнул гигант, превращаясь в самого обычного трактирщика, выделявшегося от всех остальных лишь внушительными размерами, – и ночлегом обеспечим.

Теперь его коготь показывал в потолочную балку, к верхним этажам здания. А два когтя на второй руке скорее всего сами заскрежетали; словно ту самую сломанную виртуальную доску теперь пилили гигантской и неимоверно тупой пилой. Здесь перевода не требовалось:

– Расчет наличными, парень.

Александр с тяжелым вздохом достал все ценное, что у него было. Совсем маленькую горсть монет, две карточки родного банка («Платиновые!») и несколько мелких купюр, айфон седьмой модели. Последний, впрочем, выкладывать на стойку не стал. Лишь проверил, имеется ли в наличии интернет, с вполне понятной безнадежностью в голосе спросил трактирщика: «Вай-фай в номере подключаете?», и, дождавшись еще одного изумленного взгляда хозяина заведения, со вздохом спрятал гаджет. Машинально – и не в карман, а в свою новую сумку.