– Больше смотреть на этом уровне нечего?
– Разве что гигрометр. Плюс двенадцать. Влажность пятьдесят семь процентов. А больше нечего, – подтвердил Войкович, и мы вернулись к лестнице и её дверям.
Минус второй уровень можно было использовать, как кинозал. Или как бомбоубежище. Длинные скамейки поперек большого, на весь уровень зала. Человек двести поместятся. И пара отдельных комнат-клетушек, в роли туалетов.
– Так и есть, с конца сороковых тут было бомбоубежище, – подтвердил мою догадку Войкович.
– Неужели в музее было столько работников?
– Нет, но по эвакуационным планам здесь собирались разместить областной партархив. С работниками.
– Двести работников?
– Двадцать. Но скамейки стоили недорого, вот и поставили с запасом.
Я пригляделся. Недорого, значит, недорого, но выглядели они добротно.
– Немецкая работа, – пояснил Войкович. – Военнопленные делали, в двадцати километрах отсюда, на станции Болотной были столярные мастерские, там пленные и работали.
Те же плюс двенадцать.
– А не замерзнут архивариусы?
– Напротив, тут главное отвести тепло. Двадцать человек по две с половиной тысячи калорий в сутки… А если шестьдесят человек?
Спустились ещё ниже.
– Глубоко копал граф Карагаев, – заметил я.
– Копали мужики.
– Крепостные?
– Нет, граф нанял артель. Вернее, граф нанял архитектора-немца, Маллера, а тот – команду строителей. Вышло недёшево, но Карагаев считал, что оно того стоило.
– Откуда вам это известно?
– Из дневников Карагаева. Они были спрятаны на последнем уровне.
– И я могу их почитать?
– Конечно. Теперь они в шкафу в кабинете Федора Фе… в вашем кабинете. Третья полка. Почерк у графа, правда, не из лучших, да и писал он по-французски.
– Ах, по-французски…
Минус третий уровень был темным. Казалось бы, какая разница, ведь и окон, и других источников света не было ни на нулевом, ни на минус первом уровне. Однако здесь свет “Летучих мышей” не доставал до противоположной стены. Я даже фитиль вывернул посильнее – всё равно не доставал.
– Просто всё выкрашено вулканическим пеплом. То есть краской на основе вулканического пепла.
Я подивился, что это за краска, но спрашивать опять не стал. Учительские манеры Войковича продолжали утомлять.
А краска и в самом деле замечательная. Стену я разглядел только с трех шагов.
Те же опорные столбы, наверху – балки-перекрытия. Как в детской страшилке – всё чёрное-чёрное. А на каменном полу – чёрные ящики. Одни похожи на гробы, другие – просто прямоугольные, но все – не слишком большие. Два сильных мужика поднимут, если, конечно, они не набиты золотыми слитками. А если набиты, то не поднимут. Тут приспособление нужно, особые тележки. Хотя и с тележками как такой груз тащить?
– Здесь, то есть дальше, имеется подъёмная машина. Ещё со времен графа Карагаева, – опять угадал мои мысли Войкович.
– Паровая машина?
– Нет, какое. Одна лошадиная сила. Система блоков, позволяющая поднимать – и опускать – двадцать пудов. Медленно, но и время было неспешное.
– А сегодня?
– Сегодня электромотор в два киловатта.
– Что-то я не заметил лифта в доме.
– А он и не в доме. Ход идёт под углом, и выходит в тридцати метрах. Так даже удобней на случай бомбардировки выбираться, если дом обрушится.
– Ну, после бомбардировки ветряк вряд ли уцелеет.
– Так можно самому. Ноги, руки, голова. Потихоньку, полегоньку. В пятидесятые и шестидесятые проводили учения. Теперь-то нет.
– Но вы пробовали?
– Когда-то. На всякий случай. Ничего невозможного.
Мы медленно шли среди ящиков.
– Кстати, а что в этих ящиках хранится?
– Запасы на случай войны. Я уже говорил, сюда планировали эвакуировать партийный архив. Но архивисты должны были не просто сидеть на бумажках, а всемерно поддерживать авторитет советской власти. Словом и делом.
– То есть это были бы военные люди.
– Несомненно. Штатских архивариусов оставят в городе, а сюда – архивариусов боевых. Тут есть небольшая типография, оружие, боеприпасы, амуниция и всякое другое-третье, необходимое, чтобы подавить всякие нездоровые выступления людей, которым вдруг помстится, что если ядерная война, то и власти конец.
– И золото?
– И золото. Да ещё дядя ваш потом добавил, – но как добавил, зачем и сколько, не сказал.
– Но почему потом это не забрали – оружие и прочее…
– По документам – забрали. Но оставили. Бензин продали налево, это ж начало девяностых.
– Но это же оружие…
– Тяжёлый авианесущий крейсер «Киев» был продан неустановленному лицу за полтора миллиона долларов. В начале девяностых. При стоимости в миллиарды. Так что всякая мелочь… По документам – передали в помощь братскому афганскому народу ещё при Горбачёве.