Полное собрание сочинений. Том 23. Лесные жители

Рис. Агафьи.

Последним «памятником старины» в нынешней «усадьбе» была уже описанная избушка. Но в этот раз реликвию, приспособленную для житья коз, я не увидел. Коз Агафья переселила в свежий небольшой сруб, а избенка пошла на дрова…

С Агафьей мы вспомнили кое-что из прежней их жизни. И в блокнот мне, как обычно, сделала с десяток своих рисунков.

Таково течение жизни у Ерината. Ерофей раз в неделю по маленькой рации связывается с сыном и ждет часа, когда сможет покинуть это ставшее немилым ему местечко. А Агафья рада тому, что кто-то к ней сюда прилетает, кто-то прошел по тайге. Что будет дальше? Об этом она, разумеется, думает. Но ответа на этот вопрос не знает – «Что Бог даст…» В суматохе прощанья у вертолета мы лишь посулили ее не забыть и чем можем помочь.

Читает Агафья с удовольствием.

• Фото автора. 6 июля 2006 г.

Дитя Валдая

Окно в природу

Любую реку мы видим в разных местах, и, конечно, она не везде одинакова. Почему-то особенно интересно, стоя у большой полноводной реки, знать, с чего и как она начинается. Я помню, как тридцать пять лет назад, отыскав исток-колыбельку маленькой Усманки, на которой прошло мое детство, прошел две недели берегом с посошком до места ее впадения в реку Воронеж. Уже проживая в Москве, съездил к истоку Волги, к истоку Оки, а этим летом с друзьями мы на «газике» залетели в края, где рождается Днепр. Мы готовились к этому часу и везли с собой широкую, почти двухметровую доску из благородного дерева с резными буквами «Тут начинается Днепр».

И вот смоленские земли, город Сычёвка, следы исчезнувших деревенек на скудной земле. Осталась на дороге в полста километров только одна с собачьим лаем, криками петухов, с дымами из труб – Бочарово. Селеньице тоже, как говорится, на ладан дышит – покосившиеся избы, кучи исковерканного железа когда-то служившей техники и на околице горы бревен – неведомые селянам люди тягают отсюда еловый лес.

Встретил нас местный библиотекарь Алексей Кузьмич Феоктистов, живущий бобылем с матерью. Старушка рада была гостям, и хотелось ей свой край похвалить: «Места у нас славные, тихие, трясений земли не бывает». С сыном ее безмолвно, с грустной улыбкой мы переглянулись – старушка не видит, не хочет видеть все убивающую разруху. «С погодой вам повезло – доедете почти к колыбели Днепра. Брызни дождь – пришлось бы семь верст сапогами глину месить. Храни вас Бог и спасибо, что заглянули в наши места».

Лесом минут через двадцать подъезжаем к истоку. Равнинное место. Но это Валдай, южные его склоны, где начинаются три знаменитые реки – Волга, Днепр и Западная Двина. На карте их хвостики синеют вблизи друг от друга, а текут реки в разные стороны, и у каждой своя судьба.

Здесь в 41-м году была знаменитая Соловьёвская переправа.

Углубившись с заросшего мелким березняком поля в сосняк, увидели мы болотистую поляну. Среди нежной майской зелени кустов и водяных трав сверкало зеркальце чистой воды. Это и было началом Днепра. Обнажив головы, с минуту мы постояли, наблюдая, как по синему водному зеркалу медленно плыли белые облака, как куковала кукушка в чаще, как свистели и щелкали два соперника-соловья, как, пугаясь пришельцев, прыгали с кочек в воду лягушки. Такой была колыбелька Днепра.

Мы не первые сюда пожаловали. Уже многие лета паломники приходят поклониться истоку знатной реки. Кое-кто стремился как-то отметить место. В результате возле болотца-истока поставлены деревянные шатровые башенки, скамейки, беседка, сооруженная украинцами часовня с иконкой и с текстом на двух языках, призывающим беречь «великую реку». Все тут пришло кому-то в голову выкрасить в ярко-синий цвет, превращавший знаки памяти в ярмарочную суету. Свою доску мы решили ставить не сразу, а чуть поразмыслив и вспомнив кое-что о Днепре.

Многие думают: Днепр исключительно «украинская река». Но, глядя на карту, видишь – лишь половина Днепра протекает по южным равнинам, а верхняя часть его течет по России и Белоруссии. И именно тут, в лесных, богатых влагой местах, принимая многочисленные притоки справа и слева, Днепр становится многоводной, третьей по величине после Волги и Дуная рекой.

Древность жизни возле Днепра подчеркивает его названья у разных народов. Днепром называют его украинцы, Борисфеном («текущим с севера») называли Днепр греки, Данаприсом – римляне, Узу – турки.

Днепр с притоками представляет собой ветвистое дерево, объединяющее по оси ствола своего славянские народы. Центром этого братства был Киев, стоящий как раз в среднем течении.

Веками Днепр с притоками был водной дорогой с юга на север, главной частью знаменитого водного пути «из варяг в греки».

А начинается этот поныне жизненосный поток воды с ручейка, текущего из болота. Надо пройти отсюда лесами шестьдесят километров, прежде чем у сельца Нахимовского можно увидеть на Днепре первую лодку. А потом пойдут лодки и катера, теплоходы, мосты, пристани, паромные переправы, селенья по берегам, и потом – города, города – маленькие и большие, среди которых на карте увидим Смоленск, Могилев, Киев, Черкассы, Днепропетровск, Запорожье, Канев, Херсон. Речные притоки синими жилами льются к Днепру, сообщая ему все большую мощь – Сож, Припять, Десна, Псёл, Ворскла…

Памятный знак у Истока.

В верхнем лесном течении Днепр скромен и тих. Всегда тихими были тут и молитвы, песни, поклоны Днепру. Другое дело места, где река становится сильной и величавой, где от нее зависит многое – транспорт, утоление жажды, сельское хозяйство, рыболовство, получение электричества. Тут издавна Днепру поклонялись как божеству, называли его Славутичем («сыном славы»). Днепру посвящали сказания, песни, слагали стихи и писали картины. Вспомним знаменитые холсты Куинджи «Ночь на Днепре» или «Степь» с черточкой орла в небе, с малиновым цветом степных растений и текущим в знойном мареве дня Днепром. Вспомним восторг Гоголя – «редкая птица долетит до середины Днепра…» И строчку Тараса: «Реве та стогне Днiпр широкий…» И во все времена, как и многие реки, Днепр служил рубежом стычек и местом сражений в великих войнах. Самые значительные из них в человеческой памяти, в документах и песнях не позабыты – «Кто погиб за Днепр, будет жить в веках…»

После пораженья у Курска в 1943 году немецкое воинство надеялось закрепиться на кручах днепровского правого берега и остановить лавину уже обретших крылья Победы защитников нашей земли от захватчиков. Обе стороны понимали значенье разделявших две силы водной преграды. Немцы назвали днепровскую линию обороны Восточным валом. А Красная Армия была способна решительно сокрушить этот вал.

Много написано о сражении на Днепре, много героев войны получили Золотую Звезду за то, что, не щадя жизни, стремились на правый берег. И победили. Сраженье было великим. Языком Гоголя можно сказать: вода в Днепре кипела от взрывов и текла красной от крови.

И было еще одно сражение на Днепре двумя годами ранее – в 41-м. Решалась судьба Смоленска, который всегда считали ключом к Москве. Город был обречен, но надо было так измотать наступавших, чтобы ослабить главный удар. Наши войска дрались почти в окружении. Снабжение их проходило по переправе через Днепр у селения Соловьёво. Именно это место стало самой драматической точкой в смоленском сражении. Можно вообразить, что было тут в горьком июле 65 лет назад – сотни повозок, автомобилей, тягачей, пушек, ящиков со снарядами и патронами, продовольствием, тысячи людей плотной нетерпеливой массой сбились на левом берегу Днепра. Переправу непрерывно бомбили и поливали свинцом висевшие над рекой «мессершмитты» и «юнкерсы». С юга и севера по реке давили сухопутные силы фашистов. Дело доходило до стрельбы прямою наводкой по переправе. Сколько тут полегло, не знает никто. «Это был ад», – рассказывала мне жительница Соловьёво Мария Андреевна Мазурова.

27 июля синие стрелы немецких ударов на картах сошлись. Днепровская переправа оказалась в руках у врага. Это означало полное окружение дравшихся у Смоленска армий. Теперь переправляться надо было уже на левый, восточный берег. Но предстояло отбить у врага переправу… Больше недели вертелась мельница смерти у Соловьёво. С 4 на 5 августа измотанные боями, но сохранившие честь и знамена две наши армии, перейдя Днепр, соединились с основными силами фронта…

Я побывал на этом месте Днепра. Река у Соловьёво неглубока – ребятишки, как видите, вброд ее переходят. В Москве в тот же год разыскал я Веру Ивановну Салбаеву – участницу решающей схватки за переправу. «Да, тихо и ласково течет Днепр, – сказала Вера Ивановна, глядя на снимок. – А тогда все кипело и висело на волоске. С криком «За мной!» я поднялась как раз в этом вот месте с пистолетом в руке. А в нем, страшно сказать, не было уже ни одного патрона».

Вера Ивановна прошла войну до Берлина. Переправлялась через Днепр уже в 43-м году начальником связи в поезде маршала Жукова. Имеет двенадцать наград. Разглядывая ее ордена, я спросил, какой ей дороже. «Вот этот, за Днепр…» И заплакала.

Все это я вспомнил у костерка в стороне от истока, когда варили обед. Тут и решили: доску в знак посещенья Истока поставить шагах в двадцати от места, названного колыбелью Днепра. Спилили мы на опушке сосну, ошкурили и прочно вогнали в землю столбы, укрепив на них из Саранска привезенную доску. Было нас четверо: саранские мужики – мастер-реставратор Анатолий Яковлевич Митронькин, его шофер Владимир Косынкин, давний мой спутник, редактор «Муравейника» Николай Старченко и я – журналист «Комсомолки».

После съемки на память сходили мы попрощаться с Истоком. Вернувшись к машине, оглядели доску со стороны и порадовались, что обошлись без многословия: «Тут начинается Днепр».

• Фото автора. 20 июля 2006 г.

Река течет и моет берега

Окно в природу

В прошлом году плыли мы с внуком на теплоходе по Оке к Нижнему Новгороду. В городке Павлово заглянули в музей, где хранятся изделия металлистов старинного поселения. Оглядев причудливые замки, ножи, хирургические инструменты, в коридорчике к выходу я заметил неожиданный экспонат – на скамейке лежал череп животного с огромными рогами, случайно обнаруженный на дне Оки.

Расспросили. Оказалось, это был череп тура. Жители Павлова Ежовы – Борис Николаевич и племянник его Александр – возвращались с охоты, и на средине реки у лодки заглох мотор. Неаккуратно положив ружье наверху лодки, дядя с племянником взялись за починку. В какой-то момент лодка качнулась, и ружье булькнуло в воду. Глубина Оки была тут изрядная. Соорудив нечто вроде «кошки», охотники стали царапать дно в надежде ружье зацепить. Провозившись до вечера, готовы были уже тронуться к дому, как вдруг «кошка» что-то тяжелое потянула. Но ружьем это не было. Сначала подумали: обломок обросшего ракушками якоря. Но, к удивленью ловцов, это был череп с внушительными рогами. Ясно было, что пролежал в воде он долго и, возможно, был вымыт когда-то из берега поворотом реки.

Голова тура, пролежавшая в Оке тысячу лет.

Находке обрадовались в музее. Обратившись к специалистам, определили: череп принадлежит туру. Крупные эти быки когда-то обитали в здешних местах.

Такие подарки реки приносят нам постоянно. В прошлом году газета писала о находке на Дону у села Щучье. Там подмывавшая берег река обнажила огромный дубовый челн, пролежавший, как оказалось, в воде, а потом и в пластах берега четыре тысячи лет. Сейчас челн в качестве ценного экспоната радует посетителей Центрального исторического музея в Москве. Я обратил вниманье на эту древнюю лодку (и съездил на место ее находки), когда с друзьями из Саранска и Пензенской области передавал музею сарматский меч, который вымыла из берегового обрыва речка Большой Чембар.

Можно перечислить много музейных ценностей, подаренных нам берегами больших и маленьких рек. И на Оке найдено их немало. Вот этот кованый рыболовный крючок был найден на отмели близ Касимова. А в местечке чуть выше Старой Рязани на правом берегу и ныне кто хочет может отыскать вымываемые ракушки, пролежавшие тут 150 миллионов лет. И почти там же в 1966 году московские школьники обнаружили в подмытом рекой обрыве кости мамонта. Находку привезли на телеге к археологам, копавшим землю у валов древнего окского города, и переправили потом в Москву во Дворец пионеров.

Вернемся к черепу тура. Не так давно туры жили на больших пространствах в Европе, в Северной Африке, Малой Азии и на Кавказе. И были животными многочисленными. О красоте и силе этих черных, с огромными рогами быков сохранились преданья и даже записки. Туров боялись волки, и не каждый охотник с копьем решался выйти на тура. Таким молодцом был князь Владимир Мономах, правивший в Смоленске, Чернигове, Киеве. В записках своих Мономах оставил красноречивую строчку: «Тура два раза меташа меня на розях (рогах) и с конем».

Кости туров нечасто находят в древних стоянках людей. И все же, скорее всего, именно люди извели «строптивых быков». В Северной Африке они исчезли четыре тысячи лет назад, а в болотистой Месопотамии – две с половиной тысячи. В Европе держались дольше. И хотя тут считают животных лесными, туров в них, скорее всего, оттеснили охотники. Изначально жили они в лесостепи. Места, по которым течет Ока, были самыми подходящими для туров. Летом паслись они в одиночку и малыми группами, а зимой сбивались в стада. Численность их неуклонно сокращалась везде. В Европе дольше всех они держались в лесистых Литве и Польше. Последний тур исчез тут в 1627 году. Мономах мог охотиться на быков примерно около тысячи лет назад, и этим временем можно датировать жизнь приокского тура, череп которого можно увидеть в музее Павлова.

С директором музея Николаем Борисовичем Федотовым мы снимали останки тура в том месте Оки, где недавно они были подняты из воды.

Судьба предков домашних животных неодинакова. Живут на воле дикие пращуры яков. Сохранился волк – предок собак. У свиней – дикий кабан, склонный якшаться с ожиревшими бледнотелыми своими потомками. Биологам изредка попадаются на глаза остатки диких верблюдов. Родоначальники куриного племени, как и тысячи лет назад, живут в лесах Индии. Домашние цесарки ничем не отличаются от диких, обитающих в Африке. Вольные гуси, пролетая над стаей домашних, понимают их крики. Дикие индюки спариваются с домашними «индейскими курами». Страусы, живущие на фермах, ничем от диких не отличаются. У кошек живы в лесах Европы их предки. А вот туры исчезли. Но они оставили о себе многоликую память. Крупный рогатый скот, мясной и молочный, – потомок вымерших туров. Путем селекции люди вывели много разных пород коров и быков – наследников тура. Одомашнивание началось, по-видимому, в разных местах обитания туров. Малыши, взятые на воспитанье, к жилищу хорошо приживались и оставались с людьми. Не исключено, что «домашние туры» стали конкурентами диких на пастбищах и свечка их предков погасла.

Находки на отмели.

Сейчас быки и коровы обликом напоминают, конечно, вольных предков своих. Иногда даже очень на них похожи. Есть породы коров, в которых немедленно узнаешь туров. Таков серый украинский скот. А в Венгрии в заповеданной Хартобадьской степи оберегаются древней породы быки и коровы, которых легко принять за чудом сохранившихся туров: стройные, норовистые, с высоко поднятой головой и рогами, они обликом ближе к предкам, чем к нынешним быкам и буренкам. На огромные рога этих созданий привинчены шары – обезопасить тех, кто случайно столкнется с наследником не только мощи тура, но и его драчливого нрава.

• Фото В. Пескова и из архива автора. 10 августа 2006 г.

«Еще дрожит листва осинки…»

Окно в природу

«А помню, у нас в Осинке…» – так друг мой, редактор хорошего журнала с хорошим названием «Муравейник», начинал рассказ о деревне, где вырос. Рассказывал о доме, о саде, о речке Осинке, где года в четыре он обнаружил в прозрачной воде пескарей и где научился плавать. Рассказывал друг мой о хлебе, только что вынутом из печи, о беге на лыжах по следу зайца, о сенокосах, о хождениях за грибами. Кое-что я уже знал, но всегда в дороге хорошо было слышать и тебе тоже известные с детства радости. Собеседников это роднит, сближает, пробуждает новые дорогие воспоминанья.

Деревня Николая Старченко называется Осинкой. Пять лет назад он заманил меня глянуть на родные ему места. В брянских лесах увидел я тощую, но светлую (пить можно воду) речку, увидел дом с шарами желтых осенних цветов под окнами, узнал земляков друга, оповещавших соседей: «Ой, Коля приехал!» Обычная для глуховатых российских мест деревенька, никогда не знавшая богатства, но крепкая обычаями, трудолюбием, привычкой к порядку, с людьми, уверенными, что нет на земле места лучшего, чем это – возле речки Осинки.