Нулевые. Затишье перед катастрофой

– Вы, блядь, что делаете нахуй?! – Кислый был в ярости. – Вы, мудачьё ёбанное знаете кто я такой нахуй?

– Михаил Власов был переведен в идеологический отряд, – сказал мужичок.

– Какой ещё, нахуй, Власов? Куда, бля?! Меня не ебёт. Ноль девятый останется здесь! Вы у меня ещё землю жрать будете, когда Малышок узнает.

– Хавальник завалил, выродок! – приказал солдат.

– Заебал, – сказал другой, потом достал маузер и выстрелил Кислому в ногу.

– АААААА!! Сука!! – Кислый повалился на холодную землю. – Пацаны! Суки! Суки! Наших бьют! Помогите! Суки!

Помощи не последовало. Солдат выстрелил в другую ногу.

– А, бля! Падла! Падла!

Мужичек помог Власову подняться.

– Сука. Аааааа! Бля! Сука!

Солдат склонился над Кислым, всадил ему несколько пуль в живот, а потом по пули в каждую руку.

– Выродки! Вы, блядь, вы, нахуй, Суки! Суки! Падла! – Кислый орал.

– Только посмотрите на этих людей, – мужичек обращался к Власову. – Совсем даже не отдают себе отсчета в том, что они делают. Очень плохой материал. Урки. Что с них возьмёшь?

Солдат забивал Кислого кнутом. После пары серий ударов он превратился в стонущий трепыхающийся красный комок.

– Пристрели его, – сказал солдат другому.

– Не. Пусть помучается. Гнида зековская. Всё равно ему тут никакие доктора не помогут, – ответил солдат.

Власова отвели в барак. Мужичек приставил к нему солдат, после чего удалился на какое-то время. Вернулся он с пачкой бумаг.

– Всё согласовано. Пойдёмте.

Идеологический отряд располагался в казарме возле плаца. Вдобавок к месту Власов получил угол в мелкой комнатушке, где помимо него было ещё три человека. Все они были похожи на сильно пьющих провинциальных интеллигентов. Первым делом после оформления в новое жильё Власов пошел мыться. Он мог пользоваться общей душевой как член отряда. Власов взглянул на себя в зеркале умывальника. Он был худым скрюченным униженным человеком с разбитым лицом, на котором сохранялась запёкшаяся кровь разбитого носа. Передние зубы Власова шатались и были на гране выпадения. Его ноги превратились в гнойные язвы, в которые стучалась гангрена. Внутренне Власов был подавлен и безволен. Цепляния за жизнь не было. Но был огромный страх перед этой системой, которая по неизвестной ему причине могла возвысить его или превратить в перемолотую костяную труху, которая смешавшись с бетоном, навеки станет частью ГЭС.

Теперь у Михаила был новый род занятий. Из трудового отряда его перевели в идеологический отряд. Лагерный быт изменился. Он получил допуск в столовую для персонала идеологических отрядов, где еда была гораздо качественнее, чем даже в ангаре первого Лагеря. Отчего Власов был в не себя от счастья. Первым заданием Михаила в идеологическом отряде было освещение выборов в лагерный партком. Председателем парткома был несменяемый некто товарищ Ежовский. Как объяснил Власову его начальник, Ежовский был личностью почти мифической. Его мало кто видел живьем. На партсобрания он не являлся и присутствовал только на плакатах, пылящихся на складе. Власов справился с заданием играючи.

“Вот уже в который раз сплочённый коллектив парткома Лагеря голосует за товарища Ежовского. За все годы под мудрым руководством Ежовского выросла производительность труда. Трудящиеся постепенно шаг за шагом улучшали условия жизни, труда и быта. Да. Были трудности. Но ценой нечеловеческих усилий всех трудящихся препятствия успешно преодолеваются из года в год. Работа по перековки вчерашних преступников и отщепенцев нуждается в стабильности. Коллектив не терпит никаких разбродов и шатаний. Поэтому все члены парткома Лагеря единогласно голосуют за товарища Ежовского.

Но как голосует?

Бросив отпуск, товарищ Щербицкий первым занял очередь у избирательного участка за двенадцать часов до голосования. Вот она – предусмотрительность! Товарищ Шелепин бросил свадьбу собственной дочери, чтобы присутствовать на голосовании. Вот она – истинная любовь к народу и Партии! Товарищ Суслов на костылях со сломанной ногой прибежал к участку. Вот он – партийный дух! Но и другие члены парткома не ударили в грязь лицом и сделали свой выбор с чувством долга и ответственности перед народом и Партией. Чтобы любимая страна наша крепла, а народ наш процветал. Верной дорогой коллектив Лагеря идёт к изобилию путем, продиктованным генеральной линией нашей Партии!“

Естественно, что вся эта статья целиком состояла из вранья. Не было не только товарища Ежовского, но и всех остальных товарищей. Но как тогда управлялся Лагерь? Власов часто задавал себе этот вопрос. Лагерь управлялся сам по себе, словно это был одновременно кафкианский Замок и кафкианская пыточная машина.

Следующим заданием для Власова была статья с оправданием тирании Ивана Грозного. Он сидел в тесном кабинете с шатающимся письменным столом и писал на коричневатой бумаге плохого качества текст. Он писал статью с легким сердцем. Ведь, в конце концов, это было давно, а сейчас никто уже об этом не вспоминает. Так опричнина вместо кровавого ужаса, которым она являлась, стала: “попыткой Государя преодолеть пагубные индивидуалистические тенденции в народе и вернуть народ к идеалам соборности и народничества”. Оказывается, Грозный не был ярко выраженным садистом ведь: “большинства его кровавых выходок не существовало, они были придуманы английской разведкой и вписаны в архивы во времена Екатерины Великой, чтобы очернить русскую историю”. Михаил нашел множество английских, польских и всяких других заговоров в деятельности воевод армии Грозного. И вообще: “Государь казнил воевод не, потому что сошел с ума, а потому что у него были на это веские основания”. В сумасшествии Грозного тоже было не всё ясно. Михаил вроде бы нашел там польский след: “Государя намеренно травил галлюциногенными травами польский посол”. В общем, статьи Власова производили на начальство очень хорошее впечатление.

Вскоре Михаила повысили и отправили в некое другое исправительное учреждение. Власову выдали паек, состоящий из двух банок тушенки, воды и чекушки водки. И посадили в товарный вагон длинного поезда. Из одежды на нём был зелёный ватник, штаны с начесом и шапка-ушанка. Посадка была долгой, Михаил открыл банку тушенки и медленно с чувством насыщения поглощал её, запивая водкой, которая разливалась по его телу теплым усыпляющим потоком. В его вагон так никого и не погрузили, но Власов всё равно по привычке спрятал вторую банку в штаны. Поезд тронулся. Лагерь провожал Власова синим небом, черными звёздами и ощущением тоскливого холода. Михаил сел на пол, опершись на стену и постепенно уснул, глядя на мир сквозь распахнутую дверь вагона.

Морально-идеологическое разложение.

Сон был коротким мгновенным мраком. Его разбудил стук колес. Власов смотрел на пустое степное пространство. Небо было свинцово-серым. Он чувствовал, как к нему возвращалась воля. В какой-то момент вуаль пала, и мрачная действительность воссияла перед ним.

– Что же делать? Нет. Я не вернусь туда. Больше никогда. Нужно бежать немедленно, … но куда? Всё же не так плохо. У меня есть теплое место с приличной кормежкой, … и мыться дают. Сейчас может даже в лучшее место еду. Может, мне там даже позволят иметь свой угол. Свою маленькую коморку с кроваткой, тумбочкой, перегородкой душа и туалетом, – думал Власов, пребывая в состоянии приятного ожидания.

Михаил встал и подошел к распахнутой дверце. Тем временем поезд въехал на возвышенность. Власову показалось, что он увидел человека бредущего по степи. Потом он увидел другого.

– Как это они без разрешения могут бродить? Наверное, зеки беглые, – думал Власов.

Потом был ещё один. Он не шел, а просто стоял покачиваясь. Одет он был в какие-то лохмотья. Тут Власов почувствовал, что на него словно уставился чей-то взгляд.

– То, что происходит здесь находиться за рамками твоего понимания, – сказал женский голос.

Он осмотрелся по сторонам. Из темного угла на него смотрели два черных маслянистых глаза с красными точками. Власов оцепенел в ужасе. Из темноты вышла она. Та самая эльфийская девочка. На ней была темная кофточка в обтяжку с капюшоном, юбка до пола и сапоги. Отрытой была лишь полоска молочно-белой кожи на животе. Её длинные черные волосы были заплетены во множество афрокосичек. На шее у неё было что-то вроде амулетов. Белые эльфийские уши торчали из косичек. Она медленно подошла к нему. Власов оцепенел в страхе.

– Что ты такое? – произнёс Власов.

– Разве ты не помнишь? – она подошла к нему и встала рядом с ним.

– Что?

– Вспомни.

– Что вспомнить!

Вместо ответа девочка взяла его за руку. По телу Власова пробежала электрическая волна. Он почувствовал отрезвляющий приток крови к голове. Власов свалился на пол. Он вспомнил.

– Реальность подавляет малейшие мысли о её иллюзорности, – говорила она.

– Ты. Ты. Ты копаешься у меня в голове? Раньше ты еле кумекала по-русски.

– Да.

– Будешь убивать меня как те твои сородичи? – Михаил встал на ноги. – Я думал, ты поможешь мне.

– Кто посадил тебя на поезд?

Власов был ошеломлён.

– Она знала обо мне всё и внушила им отправить меня в газету, – подумал Власов.

– Но зачем? Что тебе нужно от такого как я? – в ужасе спросил Власов.

– Ничего, – тихо сказала она.

– Я хочу знать, кем были те существа и где я нахожусь. Ты можешь мне хоть немного объяснить?