Нулевые. Затишье перед катастрофой

– Встать, сука! Кому говорю?! Встать! – голос становился всё злее и злее.

Всё происходило настолько быстро, что Михаил даже не успел испугаться. Он уже был готов провалиться в беспамятство, как вдруг услышал чью-то команду, лошадь встала на дыбы. Резкий удар по голове ошеломил Власова. Боли не было. Был лишь гул в ушах и пронзительный белый свет.

Перековка.

Власов слышал стук колес, пахло затхлой сыростью. В лицо дул холодный ветер. Он открыл глаза и понял, что находится в товарном вагоне поезда. Он лежал на полке. На его руках были кандалы, которые были пристегнуты к стенке короткой цепью.

– Что? Как? Я же погиб, – думал Власов.

Помимо него в вагоне было ещё двое заключенных с лицами пропитых бомжей. Один дергался во сне, что-то бормоча лежа на полке. Другой смотрел в никуда и периодически кашлял. На них были потрёпанные серые ватники. Такой же ватник был и на Власове. Через плохо закрытую дверь Власов видел ночной лес. Небо было сумеречно-сиреневым. Ему было уже всё равно. Не было ни страха, ни отчаянья, ни безысходности. Только принятие. Путь был долгим. Власов мучился от голода. Спящий сокамерник на мгновение проснулся, но потом опять провалился в бред. Смотрящий в точку заключенный, в конце концов, лег на полку и пролежал так до места назначения. Власов до конца не понимал, куда он в итоге попал. Дверь в вагон открылась и с матов в него вошли солдаты.

– Руки ко мне! Быстро! – Власов вытянул руки. Солдат снял цепь с кандалов.

Солдаты вывели их из вагона. Власов ужаснулся увиденной картине. Состав был гигантских размеров. Из множества одинаковых вагонов солдаты выводили редких заключенных. В конце концов, на проходной образовалась огромная толпа. Власов ощущал ржавый запах пота. Он долго ожидал своей очереди, пребывая в глубокой подавленности, которая блокировала все функции его личности, превратив его в послушного раба. Двое солдат с овчаркой взяли его под руки, и провели на территорию нового Лагеря. Дальше была санобработка. Власов отстоял новую очередь, после чего с него сняли наручники, приказали раздеться и ввели в душевую вместе ещё с десятком голых заключенных. Их обдали дезинфицирующим порошком.

– Занять кабины! – скомандовал кто-то.

В душевой был тусклый свет, стены были покрыты желтеющим белым кафелем, потолок опадал, кое-где был грибок. Пахло сыростью и мочой. Власов зашел в кабинку. Над ним возвышалась ржавая тарелка насадки для душа. Солдаты проверяли заключенных.

– Пустить воду! – раздалась команда.

Из душа полился слабый поток мутной холодной водички. Власов ощущал брезгливость и стыд. Он смывал с себя порошок. После мытья заключенным выдали одежду и распределили по баракам. Власову присвоили личный номер №1209 и закрепили за бригадой №107. Его одежда почти ничем не отличалась от арестантской, разве что ватник был не серым, а зелёным. Старшим по бараку был громадный мужик с физиономией пахана по кличке Малышок. Он вместе с подручными распределял вновь прибывших в барак по койкам. Власову досталось место на втором ярусе армейской койки. На первом ярусе был дремучий беззубый мужик с битой рожей. После распределения отдали приказ на отбой. Власов так и не смог уснуть, но не из-за отчаянья и рефлексии, а из разъедающего его чувства голода.

– Подъём! Две минуты на сборы! – раздалась команда.

Помня мудрость, что лучше спать в одежде, если не было команды снять ее, которая была усвоена Власовым ещё в предыдущем Лагере, он спал одетым. Так что на построении он не поучил в морду или по яйцам от солдат. После экзекуции перед строем заключенных Чекист в кожанке зачитывал по бумажке речь.

– Выродки! Мрази! Отродья! Мудачьё! Твари! – Чекист медленно ходил вдоль строя. – Лентяи! Сволочи! Отребья! Выблядки! Удоды! Всем вам Государство дает последний шанс вернуть себе человеческий облик! Перед тем как отправить вас на расстрел. Последний шанс! Для бракованного материала. Последний шанс включить биомусор в общее дело по построению Великого Проекта! В ближайшие годы вы будете возводить гидроэлектростанцию имени пятьсот тридцать первого съезда Партии. Возводить ценой нечеловеческих усилий. Возводить ценой жизни товарищей, а может и ценой собственной жизни. Возводить ценой нравственных усилий. И только ценой этих бесчисленных нечеловеческих страданий вам удастся искупить свою глубочайшую вину перед Государством и Великим Проектом. Но не радуйтесь сильно. Большинство из вас сдохнет как ненужный мусор! Только единицы смогут искупить вину!

Власов воспринял слова Чекиста индифферентно. После построения заключенных повели на кормежку в столовую. Подавали разваренные макароны с редкой капустой в тарелке солёной воды.

– Тут кормить будут ещё хуже, – понял Власов.

Как обычно. В той жизни Власов бы никогда даже не плюнул в тарелку с этой едой. Но учитывая зверский голод и всё прочее, Михаил быстро съел всё, запив стаканом мутноватой воды с привкусом железа. Вдруг он ненароком пошел на преступление. В Лагере не разрешалось общаться между собой, потому что это мешало построению Великого Проекта в головах. Власов расспросил сидящих рядом с ним заключенных о том, как они оказались здесь. Первый мужчина сказал, что его застрелили, второго зарезали по пьяни, а третий помнил только, как перепил и оказался в Лагере. Четвертый, как и Власов не мог понять, как оказался здесь. Михаил был полностью разочарован. Теперь он решил для себя, что находится в аду. Эта мысль моментально оправдала реальность всего происходящего с ним. Но не было ни паники, ни отчаянья, ни страха. Только цепенеющее безвольное принятие.

– Ничего. Потерплю. Всё измениться, – думал Власов.

Его новый быт состоял из ежедневных работ по постройки ГЭС. Над новым Лагерем всегда было сумеречное сиреневое небо с черными точками звёзд. Луна или некое иное светило распространяло зловещий красновато-оранжевый свет. Почва была влажной и болотистой. Бригаде Власова поручили валить деревья. Малышок поделил бригаду на отряды. Отряд Власова возглавлял высокий лысый и тощий, но борзый арестант с лютым взглядом по кличке Шланг. Отряд состоял из десяти человек. На всех у них была одна пила, которой пользовались две шестёрки Шланга. Сом и Кислый. Сом представлял собой толстого мужика с круглой головой и безинтеллектуальным лицом. Кислый был маленьким худым, но вертким пацаном с кипучей агрессией в облике. Остальные заключенные были в категории терпил. Им полагалось валить деревья вручную с помощью веревок, а потом грузить их на телеги, которые терпилы из других отрядов везли на себе вместо лошадей до лесопилки. Сом и Кислый за день могли спилить пару хилых деревьев и весь остальной день играть в карты, курить, пить и наводить шухер на терпил. Собственно в основном они как раз занимались дисциплинарными вопросами. Зверски избивали тех, кто отлынивал от работы. Но Власов избежал участи быть избитым, потому что старательно выполнял свою работу с покорным страхом перед гопниками. Деревья хоть и были могучего вида, но из-за болотистой почвы валить их было не так трудно, как вначале казалось Власову. Правда его сапоги то и дело проваливались в чвакающую землю. А через несколько дней появились мозоли на руках и жуткие кровавые язвы лопнувших мозолей на ногах. Постепенно язвы, смешиваясь с гноем, кровью и портянками стали одним целым. Раз в неделю бригаду водили в баню. Там Власову приходилось откупоривать портянки, обмазывать тело дезинфицирующим порошком, а потом смывать, грязь, кровь и гной мутной, ржавой водой из душа. Во время работ по заготовки леса заключенных кормили раз в день. Специальные люди из блатных приближенных к Малышку выдавали пайку. Это считалось почетной работой. У блатных еда не была нормирована, поэтому пацаны то и дело недодавали баланды и торговали ей на стороне. Каждый день Власову выдавали либо по стакану перловки, муки или другой каши, либо по десять картофелин. Хотя картофелин было скорее восемь или девять. Как кругов ада. Ну, или семь. На месяц выдавали банку комбижира, чтобы жарить картофель. Кашу нужно было варить в жестяной кружке. Кружка была большой ценностью. Потеря кружки была если не равносильной смерти, то резкому уменьшению рациона. Воровство было распространено повсеместно. Воровали в основном у спящих. Правда некоторые умельцы из блатных обчищали терпил и при свете дня. После дня на лесоповале спишь как убитый и Власов прятал еду либо под попой в штанах, либо вообще в трусах. Для этого он соорудил специальный пакетик, который клал в промежуток между членом и анусом. А вот картошку прятать было труднее. Власов разрывал ямку, клал туда картофелины и спал на них, вспоминая тарелку макарон с капустой, которой их кормили, когда заключенные возвращались с лесоповала в бараки. Теперь она казалось Власову волшебным гастрономическим аттракционом.

Конечно, такой труд не мог продолжаться долго. Первым работать отказался один усатый и толстый мужчина. Ему и раньше доставалось от гопников. Теперь он выбился из сил во время повала очередного дерева и упал в грязь. Мужчина задыхался и просил воды. В ответ на его просьбу Сом замахнулся на него кнутом, потребовал немедленно встать и вернуться к работе. Мужчина сильно разволновался и заплакал, тогда Сом хотел нанести удар, но руководствуясь внезапным порывом чувства человеческого достоинства, Власов удержал его руку. На него тут же сзади запрыгнул Кислый, скрутил, повалил на пол и стал бить по голове подвернувшимся под руку камнем.

– Стоп! – скомандовал Сом. – Подними эту тлю! Пусть смотрит.

Кислый поднял Власова на ноги. Его голова кружилась и зверски болела. Он не мог устоять на ногах.

– Навозник! – Сом обращался к толстому мужчине. – Я приказываю тебе немедленно встать и продолжить работу во благо Великого Проекта, Государства и Вождя!

Толстяк ещё больше разнервничался. Его плач перерос в рёв.

– Ах ты, сука! – Сом со всей силы ударил мужчину кнутом по животу. Он издал пронзительный стон. – Не хочешь работать? Сука! Встать! – Сом снова ударил мужчину кнутом.

– За что? – сквозь слёзы сказал толстый мужчина. – Я не сделал никому ничего плохого! У меня болит сердце и мне больно, я не могу встать!

– Ещё пиздишь что-то, сука! – Сом подошел к мужчине и ударил его ногой по лицу. – Работать не хочешь, блядь! Лежать, сука! – Сом снова ударил мужчину ногой. – На, блядь! Работать не хочешь, сука! На, блядь! Сука! Работать не хочешь? На, блядь! На, сука! На, блядь! Падла! Работать не хочешь, сука!

Сом вошел во вкус, он забивал ногами мужчину. Толстяк ревел и громко кричал “за что?” пока мог. В какой-то момент к делу подключился Кислый. Он бросил Власова, взял камень и бил им мужика по голове, пока она не превратилась в кровавую кашу. После чего Сом приказал двум терпилам из отряда оттащить мертвое тело на свалку для отходов. Власов не понимал происходящего и еле стоял на ногах. Затем Сом подошел к нему.

– Смотри, сука. Будешь, блядь, рыпаться будешь также лежать, блядь. Понял, сука?

Власова вырвало ему на штаны.

– Что, сука? Ёб твою мать! Ты что сделал, тварь?! На пол, блядь! – скомандовал Сом.

Кислый резко ударил Власова окровавленным камнем, отчего тот провалился во мрак. Последнее что он видел, было злое лицо гопника с пустыми глазами и сиреневое небо с черными точками зловещих звёзд.

Своим поступком Власов поставил под угрозу план по осуществлению Великого Проекта, тем самым Власов покусился на самую главную цель Государства. Михаил был приговорен к двадцати пяти ударам кнута. Его вывили на помост в центре плаца, который служил как раз для публичных наказаний. Отряды выстроились. Двое солдат дисциплинарной роты сняли с Власова грязный ватник и шапку. На Михаила надели кандалы и приковали к столбу. Большой лысый свиноподобный Палач взял в руки кнут и начал приводить наказание в исполнение. Власов никогда в жизни не испытывал такой боли. После пятого удара он потерял сознание и очнулся уже в лазарете. Старый подвыпивший доктор смазал зелёнкой раны Михаила и небрежно бинтовал ему спину.

– А как раньше было? – бормотал дед. – За богохульство в земляную тюрьму и в цепи. Дадут палочку. Крыс чтобы приманивать палочкой. Крысок. И есть их. Потома тудохать на работы в шахты соляные. Тудых-мандых. Крысок ловить и кушать. Крысок-то.

На следующий день он вернулся в отряд. Первую неделю Власов подолгу не мог заснуть от боли. Он не мог нормально спать лежа спиной на земле. Ему приходилось спать на животе, что было крайне неудобно. Раны на его спине гноились, плохо затягивались, его лихорадило, но он не умирал. Медицинскую помощь ему, естественно, никто особо не оказывал.

Власов не мог понять, за что Сом убил этого человека? Какой-то Великий Проект? Кому вообще это всё было нужно? Власову было жаль толстяка. Он несколько ночей не мог заснуть и всё думал о случившемся.

Трудовое лечение действовало. Лагерь смог успешно поселить во Власове особую форму страха. Вопреки всему даже пребывая в аду, Власов изо всех сил пытался сохранить своё положение. За невыполнение нормы на отряд накладывали дополнительные рабочие нормативы. К тому же их отряду после потери одного из рабочих пришлось разделить его норму на всех. Власову приходилось работать в ужасающем состоянии. Но он не хотел подводить коллектив невыполнением нормы. Он работал, несмотря на гниющие стопы и гноящиеся раны на спине. В довершение всего во время потасовки с Кислым у него украли кружку. Теперь Власову приходилось платить частью пайка за возможность поварить кашу в чужой кружке. Постепенно его состояние всё ухудшалось. Он исхудал и уже с трудом мог отрабатывать дневную норму. Во время работы Власов терял ощущения реальности, он проваливался куда-то ниже в непонятный сон, ведущий в тягучую неизвестную нефтяную тьму.

Сом резко пнул его ногой в живот.

– Встать! – скомандовал Сом. – За работу, ублюдок! Быстрее!

Страх охватил Власова, он покорно поднялся и продолжил старательно выполнять норму.

Михаил ощущал, что его конец уже близко. Вскоре произошло ещё одно событие. Малышок распорядился перебросить несколько отрядов на каменоломню из-за нехватки рабочих рук. Нехватка была вызвана массовой гибелью заключенных из-за ужасающих условий труда, и того что некоторым отрядам портянки выдали с опозданием. И что каким-то отрядам вместо тёплых ватников выдали шинели. Вообще погибших никто толком не хоронил. Их либо сбрасывали в ямы для отходов, где они гнили. Либо сбрасывали в реку в надежде, что их раздувшиеся трупы унесет течение.

Власов не выдержал и недели работы на каменоломни. На третий день он опять выбился из сил и снова получил удар. На следующий день он представлял собой тощий комок нервозного панического страха не только перед гопниками надзирателями, но и перед своим отрядом, который смотрела на него с лютейшей ненавистью. Власов слышал отголоски разговоров мужиков. Они хотели убить его и съесть, если Власов снова окажется в состоянии невыполнения нормы по дроблению камней.

– Всё равно за этого гада придется спилу гнуть. Так хотя бы какая-то польза будет от пидара этого для коллектива, – говорил кто-то из заключенных.

– Будем жрать его с мыслью о том, как завтра будем усиленную норму брать, – говорил другой голос. – Мне бабка рассказывала, как во времена голода тех, кто уже ничего не кумекал, а валялся на земле. Их, значит, ножичком резали, а потом там брали легкие, печень и сердце. И на колбаску.

– Или на пирожки. Там же нормальный такой ливер получится, – говорил первый мужик.

– Может его прямо сейчас пойти и прирезать к херам мудака того, а то жрать от вашей болтовни захотелось, – говорил чей-то борзый голос.

– Вот оно как, – думал Власов. – А ведь то, что они разговаривают друг с другом. Это же серьезное преступление против Великого Проекта. Нужно доложить об этом Кислому или Сому.

В конце дня отряд провели на новое доселе неизвестное для Власова сборище. На камнедробильных работах начальство ввело особую меру поощрения. Отличившимся ударным трудом выдавали нечто так нужно всем в условиях тотального голода – пирожки. Вкусные горячие пирожки. Но Власов не был в числе ударников и его шансы получить пирожок, были близки к нулю. Всё это дело проходило в бараке, перед тем как бригада шла на отбой. Михаил искал Сома или Кислого, чтобы донести им о разговоре людей из отряда. У них была своя каптерка в бараке. Около выхода. Преодолевая страх, Власов всё же зашел туда. Перед этим он осмотрел помещение через приоткрытую дверь. Он ощущал теплый запах еды, табака и перегара. Сом, Кислый играли в карты с блатными и курили. На кровати в углу пузатый мужик имел голую бабу в ушанке с лицом, выражающим абсолютную потерю реальности. И тут Власов увидел её. Тушенку. На столах у блатных было несколько открытых банок тушенки и бутылка водки со стаканами.

– Тебе чё надо, выродок? – сказал один из блатных с лицом уроженца средней Азии, от которого веяло татаро-монгольским игом.