Нулевые. Затишье перед катастрофой

Варежки шить в наряд.

Чтобы раз в день баланды покушать,

Чтобы в морды друзей посмотреть,

Я невиновен! О, ужас!

Вот – катастрофа как она есть!

Жизнь свою защищая,

Я чужую зарезал жизнь,

Но ведь где справедливость?

Михаил вытирал лицо рукавом. Вся его одежда была пропитана влагой.

– Ладно. Извини. Так было нужно. Когда мы эвакуируем объект, я исполню любое твое желание.

– И чего такого я могу у тебя попросить? – заинтересовано спросил Власов.

– Да, всё что хочешь, – тихо сказал Владислав. – Всё что хочешь. Только в локальных масштабах. Например, ты не можешь попросить меня дать каждому мужику по белой избе или обеспечить двадцать лет без шараханий и шатаний.

От такого предложения было действительно трудно отказаться. Власов почувствовал себя гораздо лучше. Михаил всматривался в потустороннюю Москву сквозь окно пятёрки. Очертания улиц не изменились. Изменилась архитектура. Большинство зданий были выстроены в стиле сталинского ампира. Иногда попадались монументальные строения с колоннами. На некоторых постройках висели лозунги, но их текст был для Власова нечитаемым. Где-то вдалеке проглядывалось огромное пирамидальное строение из красного мрамора. В некоторых окнах горел свет. Улицы были освещены оранжевым светом готических фонарей. Власов заметил слой черного тумана клубившегося вдоль улиц. Приглядевшись, Михаил понял, что туман на самом деле был огромной толпой людских силуэтов. Люди были совсем обычными. Тут Михаил увидел в толпе странного почерневшего человека в зипуне и ушанке. Михаил стал пристальней всматриваться в толпу. Помимо обычных прохожих в толпе находились совсем непонятные несимметричные тёмные людские силуэты, одетые во всевозможные вариации лохмотьев. И тут Власов увидел что-то страшное. Это был похожий на сгоревшую спичку очень высокий чёрный человеческий силуэт с длинными конечностями. Лицо этого существа было вытянутым морщинистым и выражало неописуемые страдания.

Старший не будь хулиганом,

– Что это за хрень?

И младшую не обижай,

– Грешники. Это же ад, парень, – Владислав ухмыльнулся.

Следите лучше за мамой,

– И спичкочеловек?

Змей её душит хмельной,

– Ты же в буддизме разбираешься? – Владислав задумался. – В ходе своего спуска до момента полного искупления кармы грешник может принимать и такой вид. Ты вроде бы червяком ползал, так что должен знать.

И главное не падайте духом,

– Тогда почему я могу различать обычных людей в этом скоплении?

Папа вернется, дождитесь дети,

– Это означает, что их карма уже настолько хреновая, что в своем грехопадении они оказались здесь. Поэтому ты можешь наблюдать их размытый образ, пока они прогуливаются по улицам земной Москвы. В России хорошая карма это большая редкость. Тебе нравится песня?

– Наверное, по русскому аду можно передвигаться только в пятёре и только под блатняк, – думал Власов.

Папа вернется, не падайте духом,

– Автор косит под Высоцкого.

Но земля ему пухом не будет.

– Да? – Владислав приглушил приемник. – Никогда бы не подумал. Это у нас один бард есть. Муза нашла его сразу, как грохнули Талькова. Рифма хромает, но вот образы. Страдает за Россию человек. Могу диск подарить.

Михаил засмотрелся на выделяющееся высотой среди других строений готическое здание из бардового кирпича. От влажного воздуха казалось, что оно кровоточило. Между двумя барельефами с лицами Ленина и Сталина на втором этаже строения черными блестящими железными буквами был написан лозунг.

МI7 В3S’MNR РАЗRuШiMD0 OCN0WaHИЯ

Власов увидел странный памятник у выезда на Охотный Ряд. Величественное бронзовое изваяние массивного червеобразного существа с человеческим лицом. Власов вроде бы где-то уже видел этого лысоватого человека в пенсне с глубоко посажеными глазами и великоватым носом.

– Это памятник Джаббе Хатту? – спросил Власов.

– Не. Это Лаврентий Палыч.

– Берия вроде таким не был.

– Он таким стал.

Михаил заметил на одном из домов табличку с названием улицы.

ул. Ягоды

– Кто такой Ягода?

– Глава НКВД и учредитель ГУЛАГа. Помниться мне, что с ним ещё Горький встречался на возведении Беломорканала, – Владислав сделал продолжительную паузу. – Это было время мучительной перековки русского народа.

Они выехали на Большую Дмитровку. Власов искал глазами табличку с названием улицы.

ул. Абакумова

– А эта улица в честь кого названа?

– Почему я, будучи этническим китайцем, знаю российскую историю лучше, чем ты? Ты же вроде бы русский?

– Да я никогда не был большим любителем истории, как и Солженицына, Шаламова, Приставкина и прочих. Мне и так чернухи в жизни хватает. У меня этим отец интересовался. Вообще я думаю, что всю эту тоталитарную дрянь нужно забыть как ночной кошмар и пытаться как-то жить дальше. Иначе можно потратить жизнь на разгребания всего этого исторического дерьма. Как потратили её многие представители моего и предшествующего поколения.

– Может, стоит не забывать кошмар, а осознать его и побороть? А что если из этого кошмара полезут метастазы, которые будут вторгаться в прекрасный демократический сон нынешней России? – съязвил Владислав.

– Давай не будем об этом. Меня тошнит от политики.

– Разуй глаза. Сегодняшняя Россия это тот же самый совок только без идеологии и самых маразматических запретов. Правят вами те же выходцы из КПСС, КГБ и прочих совковых структур. Только вопрос времени, когда вот это всё вокруг вырвется к вам и устроит социализм с нечеловеческим лицом.

Машина заехала в переулок. Михаил быстро заметил указатель.