Нулевые. Затишье перед катастрофой

– Что значит, нет?! – вскрикнул Власов. – Извините. Мы же должны быть единственными западниками в России. Вы же понимаете, что произойдет, если власть будет говорить о корнях, обо всей этой красно-коричневой херне? Мы же их раскормим.

– Что поделаешь? Труп полковника Каддафи более нагляден, чем националистический мятеж.

– Так. Стоп, – смысл слов Палевского медленно доходил до Власова. Он оцепенел в страхе. – Это значит, что мы теперь отказываемся от нашей цели легализации себя у них? Теперь придется любить наше российское корыто? Это же тупик.

– Для своих у государства всегда найдётся кусочек Америки. Скажу вам без ерничества. Наши воры поверили в то, что они государственники. Вернее у них теперь нет другого выбора. Патриотизм или Милошевич.

– Анастасия была права. Что же теперь будет? Это конец, – думал Власов.

Власов оцепенел в страхе, он смотрел на туфли из крокодиловой кожи Палевского.

– Но ведь нельзя же просто так взять и переформатировать либеральный институт в консервативный, – вдруг сказал Князев. – Мы много лет занимались западными ценностями, у нас есть свои принципы. Нас читают и к нам прислушиваются люди. Если мы будем заниматься консерватизмом, это же будет выглядеть как полный абсурд.

– Пора бы уже привыкнуть, Толик, – пошутил Власов.

– Я понимаю, что вы чувствуете, когда я вот так врываюсь к вам и говорю всё это. Понимаете, случился разворот. Как во время войны в Югославии. Примаков развернул самолёт, – оправдывался Палевский. – Не волнуйтесь. Если ваш институт поменяет идеологию, то никто этого даже не заметит. Я в этом уверен.

– Мы вам не коллективная проститутка! – вспылил Князев. – У нас есть убеждения.

– Я и в этом не сомневаюсь, – с иронией произнес Палевский. – Если бы у вас не было убеждений, мы бы вас просто закрыли как ваших соседей из института Славяно-Ведического Развития. Такие дела. Ладно. Думаю, что на сегодня хватит. Удачи вам.

Когда Палевский попрощался и вышел из кабинета, накопленный негатив Князева вырвался наружу. Он пару раз жестко выругался, пока Власов в оцепенении смотрел в пол.

– Лучше бы нас закрыли. И так нихрена не вышло у нас, так теперь ещё будем врать и продаваться. У них там вообще совесть есть? Вертят людьми как хотят.

Михаил ничего не ответил. Он нашел в мини-баре недопитую бутылку водки, виски, мартини и непонятного ликёра. Власов взял два стакана, намешал в них алкоголь и предложил один из стаканов Князеву.

– Постмодернизм заканчивается суицидом. В этом смысле суицид есть высшая точка постмодернизма, – Власов выпил залпом свой коктейль.

– Это ты к чему, – Князев чуть отхлебнул. – Пойло жуть.

– Так. Давай пей быстро. Не до этого сейчас.

С третьего подхода Князев выпил намешанный алкоголь и сразу же сильно опьянел. От стресса Власов пьянел плохо.

– Ты понимаешь, что он сказал? – испуганно произнес Власов.

– Нам пришел смысловой пиздец.

– Это не главное. Я тебе скажу что-то, – Власов отхлебнул из бутылки водки, наклонился к Князеву и тихо произнес. – Я буду говорить тихо-тихо, чтобы уборщица или Генка охранник не услышал. Нас могут побить. Толик, ответь мне на вопрос. Ты согласен с тем, что редкие хорошие страницы в российской истории это не следствие действий нашей русской цивилизации и культуры, а тусклый свет цивилизации иудео-христианской?

Князев заглянул в глаза Власову.

– Да, – тихо сказал он.

– Так вот. Палевский этот сказал нам, что света больше не будет. Не будет больше никакой модернизации и прочей перезагрузки. Больше нельзя быть европейцем в России и при этом получать все прелести от пребывания в вертикали. Я – мелкий государственник. Я мог бы стать большим государственником, но не хотел терять свободу своих убеждений основанных на цинизме и нигилизме. Но скоро станет невозможно быть во власти и не быть при этом мерзавцем.

В момент Князев скукожился и словно врос в стул, а его уши при этом оттопырились вперед.

– И что теперь с нами будет?

– Я не знаю. Это начало конца, – тихо произнес Власов.

На парковке около своего дома Михаил узрел красный Порш Анны. Он сразу же запаниковал и быстро юркнул в подъезд.

– Только этого мне не хватало. Так. Вроде бы пронесло. Похоже, что Анечка там обширялась под тонированными стеклами и потеряла бдительность, – думал Власов.

В очередной инаугурации Национального Лидера Власова особенно впечатлила пустая Москва. В этом было что-то кафкианское. В Георгиевском зале Власов узрел всех тех обитателей “России-1,” которых он когда-то видел лишь краем глаза. На секунду он подумал о том, что мог быть среди них.

– Миша, выключи эту дрянь, – сказал Князев.

– Сейчас. Андрюша, а вот народ ведётся на всё это? – спросил Власов.

– Величие и одиночество от недостатка общения с Ганди. Людям это нравиться ведь народ наш любит имперскую эстетику, – сказал Палевский.

– Скорее понты, – добавил Власов.

Палевский удалился из кабинета. Хотя он формально был главой института, Палевский разрешил Князеву оставить начальственный кабинет себе, потому что редко появлялся на работе.

– Давай лучше музыку послушаем, – сказал Князев.

Власов переключил телевизор на музыкальный канал. Шел клип неизвестной певицы.

– Твою мать! – подумал Власов и переключил.

– Верни музыку.

Эта песня Анны отличалась от предыдущего хита. Она была лиричной, а Анна не выглядела развратной. В клипе она пребывала одновременно в образе доброй принцессы и образе злой королевы. Смысл песни совсем не совпадал с идей клипа. Хорошая Анна в пышном белом платье танцевала в цветущем саду вместе со служанками на заднем плане. Она выглядела такой невинной и чистой, но образ злой королевы шел Анне гораздо больше.

– Блин, какая тёлка.

– Ебут же люди, – пошутил Власов.

Ближе к концу клипа добрая Анна сражалась со злой в декорациях мрачного готического замка за привязанную к трону тушку тощего парня. У него были длинные темные волосы и выразительные печальные глаза. Он чем-то напомнил Власову Курта Кобейна. На доброй Анне были отполированные латы и белоснежный плащ. Она была вооружена боевым молотом, а злая – черным двуручным мечом. На злой Анне были темные чешуйчатые доспехи, которые скрывали лишь самые важные с точки зрения приличия места её тела. Власов заметил, что Анна подросла и стала более крепкой и спортивной. В конце добрая Анна побеждает и освобождает пленённое тельце несчастного парня. После клипа Анна давала интервью. К ужасу Михаила Князев не стал переключать канал. В кадре была только голова Анны, на ней были большие темные очки и черная вязаная шапочка с надписью “бойся 228 если пудришь носик”.

– Хорошо, что не “282”, – подумал Власов.

– Вы знаете, – говорила Анна. – Эту песню я хочу посвятить своему любимому мужчине, перед которым я провинилась.

Власов чувствовал такую стремительную неловкость, что начинал краснеть. Он изо всех сил старался скрывать это.

– Я бы хотела сказать ему, – продолжила Анна. – Что я изменилась и теперь уже не такая глупая и падкая на хорошую жизнь, – она рассмеялась и мило улыбнулась. – На роскошь. Я готова к серьезным отношениям.

– А как к вашей неразделенной любви относится ваш коллега по музыкальному цеху Александр? Вы же не будете отрицать ваш роман? – спросила ведущая.

– Вы знаете, – Анна нахально ухмыльнулась. – Наша любовь с Сашей возвышенная и поэтическая. Он считает меня своей музой и не хочет переводить нашу с ним связь к телесной близости.

– Очередной педрила, – подумал Власов.