Свободная касса! По ту сторону знаменитого прилавка

Сара, нелепо пуча глаза, говорила:

– Сейчас позову руководителя.

Явившийся руководитель бодро засовывал руку в пакет, выуживал какой-то бутерброд, и ласково спрашивал посетителя:

– Сейчас всё в порядке с вашим заказом?

Посетитель боязливо заглядывал в пакет, неожиданно соглашался и уходил счастливый. Типа, этому идиоту положили лишний сандвич, и он вернулся в ресторан решать проблему.

У автора же есть основания полагать, что у упомянутой Сары была фамилия Конор. И после просмотра обучающих фильмов людей, которые оказали бы терминатору помощь в ее поимке, становилось больше.

Кстати, возгласов «свободная касса» в данном киношедевре не было – знаменитую фразу изобрели в России.

Автор, регулярно наведываясь в супермаркет возле дома, до сих пор слышит эту фразу. Веселит ли она его? Нет, пожалуй. Это уже фразеологический штамп.

Был еще один фильм – для работников доставки. Там показывалось, как надо правильно промывать огромные танки, в которых хранились сиропы для приготовления газировки. Видевшие его утверждали, что стартовал он весьма необычно, будто начинался не учебный фильм, а саспенс или даже боевик с элементами ужасов: тревожная музыка, полумрак и изобретательные операторские заморочки. Далее всё, правда, шло в духе наставлений и наглядности. А переводили этот фильм не доморощенные клоуны, а наши люди, к тому же знакомые с работой доставки.

Для того чтобы четко знать, как должен выглядеть тот или иной продукт до и особенно после доготовки, существовал цветной буклет под идиотским названием «Заправские ребята». Каждому ученику показывали этот шедевр полиграфии. Фигурировал он и в учебных фильмах – на него ссылались, как папа римский на Писание. Мол, делай как в плакате (именно так, в плакате) «Заправские ребята». Аминь.

Вне зависимости от того, был ли самый накал рабочего процесса или наоборот, каждый участник был обязан «чистить по ходу работы». Стояло на мойке специальное ведро, в котором в дезинфицирующем растворе (в воду добавляли жидкость под названием «санитайзер») плавала так называемая «сковородная ткань» – обыкновенные тряпки из вафельных полотенец. Ими полагалось постоянно протирать рабочие поверхности: столы, лопатки для булок, лопатки для мяса и т.д. В одном из телеинтервью кто-то из руководства сказал приблизительно следующее: «Если у члена бригады есть время почесать затылок, значит, у него есть время что-нибудь протереть, чтобы было еще чище». Слышать это было неприятно.

Лирическое отступление

Если рядом друг на гриле

Зашивается ужасно,

Но, однако, чистых тряпок

Слишком много у него,

Их возьми себе, а вместо

Положи свои, плохие.

Все равно с таким режимом

Он загадит все вокруг.

(из вредных советов А90)

Самым грязеобильным местом на кухне, без сомнений, являлся гриль. После каждой снятой порции котлет нижнюю поверхность, толстую стальную плиту, чистили мощным скребком, сдирая шкварки. Затем особым резиновым девайсом оранжевого цвета, который именовали резиновым скребком, убирали остатки жира с тефлоновой поверхности верхней створки. И им же сгребали шкварки и жир в так называемые карманы, расположенные по краям гриля. Эти карманы регулярно снимали и вываливали в мусор жуткую жижу омерзительного цвета. Тефлоновую насадку верхней створки пару раз за смену меняли. Полагалось это делать менеджеру, но часто это доверяли опытным крушникам или инструкторам. Так же регулярно меняли затупившееся лезвие в скребке. Еще кру могли послать с целым ворохом тупых лезвий к инженерам. Инженеры обитали в крошечной конуре в подвале, куда вела находившаяся прямо напротив скворечника крутая винтовая лестница между кухонь «А» и «Б». Взмыленный член бригады, в потеках жира, в поту и с выпученными от накала страстей глазами проваливался в эту конуру и замирал, оглушенный. Потому что в обиталище инженеров было тихо и уютно. Всюду присутствовали инструменты и мирно светила на верстаке лампа. На парня из преисподней апатично смотрел инженер, коим был дядька средних лет в синей робе с множеством карманов. Ему вручались тупые скребки. Причем если скребки были не мытые, а жирные и в нагаре, инженер с ходу посылал незадачливого крушника обратно, мыть и драить эти железки. Если же с ними всё было в порядке, взамен тупых выдавали остро наточенные лезвия. И кру возвращался в кухонный ад.

На станции, где жарили пирожки, вполне мог стоять один толковый кру – как мужского, так и женского пола. Часто менеджер смены ставил туда инструктора, свободного от обучения – место было привилегированным. В часы интенсива там трудились по двое. Работа была проста и спокойна: в специальную ёмкость вставлялись замороженные пирожки, ёмкость опускалась на несколько минут в кипящий фритюр, затем готовые пирожки вываливали на поднос и упаковывали в картонки, где в специальном белом кружке? писали время, до которого пирожок должен был очутиться на подносе покупателя. Упакованные пирожки относились на прилавок и раскладывались в специальном горячем шкафу. При работе на этой станции необходимо было знать одну хитрость. Если в первые секунды после погружения во вритюр ёмкость с пирожками не встряхнуть умелым движением, то вся партия после извлечения из ванночки могла оказаться наглухо пришкваренной к железяке. И отправлялась прямиком в помойку.

То, что оказывалось в помойке, учитывалось. Для этой цели у бина висел специальный лист. В одной графе там значилась надпись «completed waste», в другой «raw waste». В первом случае туда вписывали количество единиц готовой продукции, во втором – запчасти к ним. Уронил кто-то мясо на пол, булку, рассыпал картошку – все это докладывалось менеджеру кухни, и он заносил сведения в графу «raw waste». Если готовый пирожок после доготовки ломался, его заносили в графу «completed waste». Туда же попадали уроненные сандвичи и т.д. Продукция, не проданная посетителю ввиду истечения срока хранения, тоже списывалась. Сандвичи на бине хранились десять минут, и если за это время на них никто не покусился, отправлялись прямиком в большой бак для отходов и мусора, расположенный на кухне. Как правило, за это получал на орехи растяпа кликун. Когда сотрудник рассказывал дома о сроках хранения готовой продукции, ему не верили, что сандвичи, картошку и пирожки выбрасывали.

– Правда, что ли? – переспрашивали сотрудника домашние или знакомые с той же интонацией, с какой обращаются к идиоту, только что швырнувшему в реку слиток золота.

Время от времени (один раз в час) на кухне мылись полы. Для этого из числа парней назначались двое. В особое ведро на колесиках наливалась горячая вода и добавлялось жидкое мыло. В это ведро один из мойщиков окунал щетку и драил пол. Пол в кухне был адски грязен: на него капали жиром, роняли детали заправки для сандвичей, сами сандвичи, падали члены бригады (особенно во время мойки полов), скребки, лопатки, подносы. Пол становился реально черным. С этим-то и боролись мойщики. За работником, вооруженным щеткой, шел второй мойщик с мапом. Мапом называлась швабра, где к палке особым образом крепилась матерчатая полоса, к которой были приторочены веревки, похожие на дреды. Перед использованием мапа эти дреды расплетали. Обычно этим занимался инструктор, несший дежурство на выходе с кухни и отмечающий обеды брейкующих сотрудников. И тогда этим мапом можно было легко собрать от нескольких разлитых литров воды до чьих-нибудь рвотных масс (если дело происходило в зале). Нерасплетенный мап был абсолютно бесполезен.

Лирическое отступление

(Частушка)

С другом пол помыли с мыльцем:

Кухня «Б» лежит в больнице.

(В. Ворон)

Ведро на колесиках имело насадку: увесистый отжим, с помощью которого можно было, не замочив рук, отжать мап. Кладешь веревочную часть мапа в специальнуюю емкость, нажимаешь ручку до упора вниз, и мап лишается нескольких литров воды. Удобная штуковина, надо признать.

Если пол был вымыт некачественно, менеджер заставлял повторить процесс. Дело это было одним из самых нелюбимых, потому мойщики старались справиться с заданием с первого раза. Изредка некоторые менеджеры показывали мастер-класс, проявляя молодецкую удаль и вспоминая былое: отнимали щетку и мап у кру и остервенело драили пол сами. Правда, не весь. На определенном этапе отдавали инструменты крушникам со словами: «Учитесь, как надо». И уходили руководить.

Еще одна позиция на кухне звалась мойкой. Там были корыта со сливом, полки для сушки, моющие и дезинфецирующие жидкости и специальный подвесной шланг с клапаном, нажав на который, пускали горячую воду под большим напором. На мойке мыли кухонные принадлежности. В том числе опустошенные тубы из-под соусов. Отстоявший на мойке час-полтора человек становился мокрым от воды и пота: непромокаемый фартук, надеваемый поверх фартука матерчатого, не спасал. Когда ресторан закрывали, еще полчаса-час кру наводили предварительный порядок, готовя позиции к приходу ночной смены. И парни (обычно двое), назначенные на мойку, поступали следующим образом: брали гарбичный мешок, делали отверстие для головы и рук и напяливали сверху формы. И в таком виде принимались за работу.

Еще на мойке мылись кухонные подносы. Они были из нержавейки, и потому небольшая их стопка весила немало. Уронив на пол такую стопку можно было и покалечиться. Или не рассчитать собственных сил и сорвать спину. Случаи были.

Еще одна часть мойки отводилась для мытья подносов для раздачи. Этим занимался работник прилавка. Мыть подносы следовало методом двух ванн. В одной, с мылом, они замачивались, затем ополаскивались под струей воды и опускались в другую, с дезинфицирующим раствором. После отправлялись сушиться.

В принципе, работа на мойке была одной из самых простых и считалась чуть ли не курортом. Час на гриле и на мойке отличались как небо и земля. Кроме озвученных процедур, человек на мойке должен был подготавливать сковородную ткань к последующей стирке в прачечной. Он собирал со всей кухни грязные тряпки, заменяя их чистыми и полоскал. Труднее всего было с тряпками, принесенными с грилей: они были черны от шкварок и жира. После полоскания тряпки отжимались, складывались в пластиковое ведро и относились в прачечную. Отжимать гору тряпок было скучно и муторно, поэтому некоторые работники, нарушая, впрочем, правила санитарии, складывали ворох тряпок в отжим для мапов, одним движением осушали и экономили таким образом кучу времени. Если во время этого занятия работника палил менеджер, замечание в файл было обеспечено.

Во время работы на кухне менеджер всех прибывающих на смену просил предъявлять к осмотру руки. Проверялись длина и чистота ногтей и наличие порезов/ранок. С последними работник не ставился на мойку и на заправку (если не брать в расчет санитарные нормы, рассол, как известно, весьма крепко бодрит нервную систему, просачиваясь сквозь порезы). Если же ногти были чересчур длинны, менеджер мог заставить их укоротить.

Чтобы попасть из кухни и прилавка в комнату отдыха, необходимо было миновать такое место, которое называлось дейри синк («dairy sink» – сток молочных продуктов). Лично автор, впрочем, никаких молочных рек там не помнит. Сидел там, как правило, инструктор любого пола, плел кольца для двухэтажных бутербродов, и, как уже было замечено, расплетал мапы и отмечал обеды сотрудников. Сотрудники шли постоянно, на Пушке ведь было очень много народу, поэтому несколько часов работы для инструктора с дейри синк пролетали совершенно незаметно.

Процесс обучения инструктором ученика занимал от трех до пяти дней. Осваивали какую-нибудь станцию, демонстрировали полученные навыки менеджеру, получали зачет и двигались к следующей позиции. Еще кру необходимо было помнить несколько цифр – время доготовки, некоторые температуры, и четко знать, что такое «три К» (контакт, координация, кооперация) и «К, К, Ч и Д» (Качество, Культура, Чистота и Доступность – так звучат принципы знаменитой сети закусочных). Также в ресторане существовало железное правило, известное на западе как FIFO (First In – First Out), то есть «первый пришел – первый ушел»: правильная ротация как полуфабрикатов, так и готовой продукции. Если все было продемонстрировано и названо верно, кру считался самостоятельным работником и более в опекунах не нуждался. Три месяца работник совершенствовал мастерство, потом ему давали еще одного инструктора и обучали на оставшейся позиции (в случае автора это был прилавок). После этого член бригады считался универсалом, то есть всё умел и работал везде без ограничений. Бывали, впрочем, случаи, когда ждать обучения на второй половине производства приходилось дольше, но нормой это не являлось.