Грозы над Маргутом

Тот быстро прикрыл торговлю и наклонился к ящику, чтобы поджечь смесь. И… ничего не произошло. Ни через секунду, ни через полминуты, ни через две. У меня задергался глаз.

Рыжий принялся что-то бубнить, пытаясь угрожать и договариваться одновременно, но сейчас было не до него. Почувствовав скопившуюся на лице влагу, я вспомнил о мороси, которая все это время неспеша увлажняла мир, видимо, намочив и химикаты Дока.

– Если твоя Клара будет танцевать в моей яме, я забуду про Айву.

Моя голова, корпевшая над различными вариантами дальнейших событий, не сразу осознала смысл сказанных Джастиным слов. А потом я получил тычок в спину от Юргена и, следуя направлению его пальца, уставился на первый зрительский ряд, где, совсем недалеко от ДеБурков, взгромоздилась на бочку девушка с ярко красными волосами в мужском акробатическом костюме. Чтобы еще больше привлечь к себе внимание, она использовала южные свечи, которые зажглись послушно и без выкрутасов – не то что химия Дока. Огни вспыхнули под бешеный ритм, который выбил на подвесном барабане Сидон, и гибкое тело Клары качнулось в нежном изгибе раз, другой, а потом согнулось так, как обычное человеческое тело складываться не может. Кларе было обеспечено внимание не только зрителей, но и участников скучного ритуала – жрецов, магов, чиновников, а заодно и жандармов. То был план Б, который я запретил, положившись на то, что салют в пирожковом ящике Эда быстрее отвлечет внимание жандармов и поможет подобраться к помосту, где в ход должна была вступить та химия Дока, которую я уже несколько часов грел на груди.

Но Клара, по глупости влюбленная в Алистера, конечно, поступила по-своему. Плохая сестричка. Следующие крысиные гонки ты точно сидишь взаперти. Впрочем, родственников не выбирают. Я велел себе запомнить, что при случае следует набить Джастину рожу за его гнусное предложение. Чтобы моя Клара да в его Яме? «Летуны» были известны своими борделями, и слова Джастина иначе как оскорбление воспринимать было нельзя.

Но сейчас было не до «летунов», потому что хоть ящик Эда и не взорвался, план Б сделал свое дело. Жандармы всполошились, зрители повскакивали с рядов, вытягивая шеи, чтобы лучше увидеть Клару, потому что юное тело, которое она так беспардонно оголила (обтягивающее трико и водолазка ничего не скрывали), притягивало куда больше взглядов, чем скучные рожи чиновников и один тщедушный вампир, который на самом деле никого не интересовал. Обряд укрощения погоды проводился так редко, что большинство воспринимали его как очередную казнь провинившегося из Подполья. Одним словом – скукота. Ни я, ни другие горожане Маргута в то, что смерть Алистера поможет угомонить непогоду, не верили.

Ну, Док, на этот раз не подведи. Рыжеволосый Джастин все еще ждал ответа, всматриваясь в мою озабоченную физиономию, поэтому первый шарик, который я достал из нагрудного кармана, полетел в него. Во время подобных мероприятий по всему Маргуту, а особенно в месте проведения церемоний, устанавливали специальные каменные столбы, призванные гасить любую магию. В народе их называли «истуканами» – еще одно наследие древних мавари, которые оставили нам не только свою магическую кровь, но и средства борьбы с колдовством. Однако то, что дал мне Док, имело не магическую природу, а химическую. В науках я не разбирался, но уже уяснил, что иной раз прибегнуть к таким штучкам, куда полезнее, чем к магическим артефактам. Хотел бы сказать – надежнее, но ящик Эда нас все-таки подвел. За Клару я не беспокоился, знал, что Ада прикроит. Без ее участия там точно не обошлось, а значит, выволочка ждала потом обеих.

Огненные горошины сработали как надо. Опалив бороду и брови Джастина, яркий шар света размером с кулак метнулся вверх и, зависнув в паре метров над землей, рассыпался яркими искрами. Следуя моему примеру, разбрасывать свои горошины стали и Юрген с Демидом, двинувшись в разные направления и сея хаос в толпе. Джастину было не до меня, как и его мародерам, которые тушили ему бороду, поэтому я беспрепятственно двинулся к сцене. К этому времени от стройных рядов жандармов, оцепляющих помост, ничего не осталось. Одни бросились к зрителям, другие служители закона поспешили укрыть собой чиновников, решив, что нынешний саботаж – по их душу. О вампире, разумеется, никто не думал, потому что кому он, кроме нас, мог понадобиться?

Взглянув на Демьяна Ледянского, который, прикрыв глаза, сосредоточенно превращал морось, сыплющую на площадь, в дождь с явным намерением потушить праздничный салют Дока, я не удержался от ухмылки и специально бросил в Ледянского огненную горошину, которая в мага попала, но в отличие от остальных снопом искр не взорвалась. Вообще-то, Док обещал, что никакой дождь его химии навредить не может, однако, как минимум, два прокола были налицо. Ящик намок, а шарик, угодивший в мага, попал под чары стихийника и погас. Из-за проделки оставшиеся два метра до помоста пришлось преодолевать, согнувшись в три погибели. Впрочем, остальные горошины, которые я разбросал – а их было не меньше пятидесяти, порхали огненными шарами над головами горожан, плюясь искрами и чадя дымом. Последний был мне особенно на руку. Когда я добрался до сцены, площадь основательно затянуло чадом, который хоть и прибила к земле морось, но полностью уничтожить не могла.

Алистер уже тянул ко мне руки, закованные в кералитовые наручники, мешающие ему превратиться в летучую мышь. Универсальный ключ-отмычка, который я когда-то купил у Железного Барона, стоил безумно дорого, но всегда выручал. Как только кералитовые побрякушки грохнулись о помост, Алистер, чиркнув в воздухе крыльями, юркнул мне в карман, я же нырнул сначала под стол с бумагами, за которым еще пару минут назад восседали чиновники, а потом, дождавшись, когда взбешенные стихийники покинут помост, последовал их примеру и, вывернув куртку на изнанку, превратился в мечущегося от страха горожанина.

Магам мы сегодня не только день, но и репутацию испортили. Огненные шары им не подчинялись, потому что с природной стихией ничего общего не имели. Я честно не хотел знать, чем Док занимался в своих лабораториях, но подозревал, что с такими экспериментами его царство в Подполье продлится недолго.

Когда я уже почти добрался до конца площади, в небе на фоне сизых туч мелькнули гигантские тени. Запахло гарью и серой, и я точно знал, что это не от наших горошин. Драконы явились – как всегда с опозданием. Четыре силуэта приземлились за дымными клубами в районе храма богини Мары. Судя по желто-красным оттенкам крыльев, на ритуал наведался клан Яхсари, обитавший в горах за северным Маргутом. Расстояние неблизкое, лететь долго – аж пятнадцать минут, вылетели с расчетом эффектно появиться прямо перед казнью, а тут диверсия, самое интересное пропустили. Оставалось только позлорадствовать. С кланом Яхсари у меня имелись давние счеты, и любая их неудача ложилась бальзамом на мое сердце. Драконы никак повлиять на ситуацию не могли, дело было выполнено, однако вместо того чтобы скрыться в Подполье, ноги сами направились к оврагу под мостом, который уже никто не охранял. Всех жандармов заняли огненные шары.

Было принципиально разобраться с Алистером на правом берегу Маргута. Вампиры считали, что вода по эту сторону моста регулярно освящается жрецами разных божеств, а потому для них вредна и даже опасна. Я как-то болтал на эту тему с Доком, правда, не очень-то его понял. Док считал, что вампиры подвержены внушениям и гипнозу сильнее, чем люди. Согласно его опытам, чеснок никак не влиял на их самочувствие, однако все вампиры Подполья боялись овоща, как огня. И все же я выбрал воду. Алистер спокойно заходил в реку на стороне Подполья, однако за мостом, где начиналось Угодье, дергался и шипел каждый раз, когда я в шутку в него брызгался. Он утверждал, что потом у него на коже надувались волдыри от ожогов, правда, я ни одного так и не увидел.

Когда я вытащил из-за пазухи летучую мышь, держа вампира-оборотня за крыло перчаткой с кералитовыми вставками, Алистер заверещал так, что уши заложило. Нас могли услышать разве что жрецы в храме, но сейчас весь Маргут был на Львиной площади, а служители Мары исключением не являлись и так же были падки на развлечения.

Обмакнув тварь пару раз в грязную речную воду, я бросил вампира на каменную набережную. Он обратился не сразу, изображая, будто жутко покалечен. И даже приняв привычный облик, Алистер продолжал валять дурака, поджав колени к груди и обхватив себя руками.

– За что? – трагически протянул он.

– Твоих клыков дело? – я сунул ему под нос утреннюю газету, которая сразу привлекала внимание статьей на первой полосе: «Убита и обескровлена магичка-стихийница!»

Тело нашли в реке спустя неделю без головы и конечностей, но Ледянский опознал свою сотрудницу, которую все это время искали, считая без вести пропавшей.

– Зуб даю не я! – в своем привычном репертуаре заявил Алистер, на миг забыв о том, что он «смертельно обожженный». – Все наши закон нарушают, почему сразу я? Ты же меня сейчас спас!

– Неделю назад проходили гонки на крысалах, а ты отпросился по делам в наземный Маргут, – объяснил я, проигнорировав его последнюю реплику. – Потом лодочник вспомнил, что видел тебя под мостом с телом в руках. Ты кого-то топил в реке.

– Совсем спятил, что ли? – без всякого уважения к моему почетному статусу главного в банде заявил Алистер. – С каких пор тебя стихийники интересуют?

– Когда мы тебя принимали, ты поклялся питаться крысиной кровью до конца своих дней и никогда не посягать на человека, – напомнил ему я. – Мы соблюдаем законы Маргута.

– Ой ли? – скривил физиономию Алистер, но, взглянув на меня, поспешил сменить тон. Говорят, когда я злился, у меня в глазах плясали дьявольские огни. В Подполье так еще отзывались о психах, поэтому за подобное сравнение вслух я мог и навалять.

Видя, что я сделал к нему шаг с явным намерением снова искупать его в реке, Алистер поднял вверх когтистые руки и затараторил:

– Я все-таки еще и Круавье служу, он мой создатель. Ну, попросил меня папаша тело в реке спрятать, отчего ж просьбу старика не выполнить? И там не женщина была, а парень. И не я его загрыз. Клянусь, всю прошлую неделю крысами питался. Не трогали мы твою стихийницу. Да и зачем она тебе? Где ты, а где маги?

За дерзость его точно следовало снова притопить в речной воде, да и врал Алистер плохо, потому что на крысиной крови он бы так легко в мышь не обратился. Однако вопросы он всегда задавал верные.

Стихийницу ту я лично не знал, но с некоторых пор наши судьбы связались, пусть я этого еще и не осознал.

– Ладно, ступай, – махнул я ему, погружаясь в пучину сомнений, в которой барахтался последнюю неделю, с тех пор как получил известие, грозившее кардинально изменить мою жизнь.

– Спасибо! Увидимся в яме, – привычно пискнул вампир, моментально оборачиваясь в мышь. Я точно знал, что вампиры, которые соблюдали закон, питаясь крысами и мелкими грызунами, на такое способны не были. Впрочем, подобных кровососов почти не осталось.

– Увидимся, – буркнул я и неожиданно для себя опустился на каменную лавку, на которой полагалось молиться Маре. Богиню я уважал, но помыслы чаще доверял Святому Каве, который, как утверждали жрецы, развил у людей мозги и способность мыслить. Впрочем, Мару я тоже не обижал и на новый год всегда приносил к реке живой цветок, чтобы почтить память утопших. Многие из нижних заканчивали свой путь в Маре, были среди них и мои друзья. Вероятно, и я там окажусь – через год-другой, а может, даже и завтра. С таким-то количеством врагов о старости я не помышлял. Редко кто из подпольщиков доживал до почтенного возраста спокойствия, как в Деянкуре называли сорокалетних и старше. Так и сложилось, что правый берег Мары – это земля стариков, а на левом жили молодые, которые сгорали быстрее, чем успевали понять, что такое жизнь.

Впервые возвращаться в Подполье не хотелось.

Старик ждал ответа через неделю, но события сегодняшнего утра помогли принять решение раньше. Перед глазами все еще стояла Клара, танцующая на бочке, а в ушах звенел голос рыжего Сина, предлагающего ей выступать в его яме. Я Джастина знал хорошо. Если этот тип что надумал, будет своего добиваться. Не место Кларе в Подполье. Пока еще она девочка-подросток, но не за горами время, когда бутон расцветет. Я не знал ни одну фейлину, у которой сложилась бы хорошая судьба в Подполье. Даже Айва Две Иглы при всем ее нынешнем благополучии прошла через ад, вырваться из которого помогли ее природная красота и стройное тело. Кларе такой судьбы я не желал.

Морось превратилась в нудный дождь – то ли старания Ледянского против наших огней увенчались успехом, то ли просто вернулась непогода, терзающая Маргут все лето.

Любой в Подполье сказал бы, что трусом меня назвать нельзя, а тот, кто вставал на пути Льва Козлова, потом выплевывал в ладошку собственные зубы. Но сейчас мне было также страшно как в тот далекий день пятнадцать лет назад, когда мы с матерью впервые оказались на улицах Подполья – изгнанные и преданные своим родом.

Глава третья

Мой крысал по кличке Мамлюк с трудом вписался в крутой поворот, отчего я едва не задел головой грибной нарост на потолке низкого тоннеля. Зашипев, я сжал пятками поджарые бока твари и вонзил пальцы в его жабры, выражая недовольство. Но Мамлюк ждал своего победного часа слишком давно, чтобы обращать внимание на мои человеческие вопли. Он уверенно лидировал, оставив позади других сто тридцать крысалов, участвующих в сегодняшних гонках.

До сих пор в Подполье не было одного мнения, кто получал больше удовольствия от бешеных скачек по катакомбам – люди или крысалы. Эти мутанты ростом с лошадь водились в подземных тоннелях задолго до того, как наверху стал строиться Маргут. По мере того как столичные трущобы разрастались и спускались вниз, в подземелье, крысалы постепенно занимали место в человеческом мире. Во время голода их пробовали есть, но лучше было нажраться плесени со стен, чем грызть крысалье мясо, которое в любом виде так сильно горчило, что смягчить эту горечь не могла ни одна приправа.

Со временем подпольщики крысалов почти обожествили. У нас говорили, что мир держит крысал, и когда он шевелит лапами, земля трясется.

С крысами у этих тварей оказалось мало общего – разве что силуэт, напоминающий увеличенного в размерах грызуна. Огромная задница с парой сильных, мускулистых ног нарушала равновесие фигуры, но не мешала им развивать огромную скорость. Короткими передними лапами с огромными когтями во время бега крысалы почти не пользовалась. Ими они рвали добычу, состоящую из грызунов, кошек, собак и людей – больше в катакомбах никого не водилось. Самой примечательной частью тела этой зверюги была вытянутая треугольная башка с маленькими красными глазками и подвижным носом. У крысала имелись чувствительные жабры, которые люди использовали во время их дрессировки. Крысалы прекрасно чувствовали себя в канализационных стоках, способные оставаться под грязной водой по несколько часов. Они были покрыты короткой шерстью, которая впитывала в себя все зловония подземного мира. Стоит ли говорить, что крысалы источали такую вонь, что после гонок все участники скребли и терли себя до крови лишь бы справиться с мерзким запахом, который въедался в кожу. Но самым отвратительным в крысалах был хвост – метра три длиной, покрытый слизью, на которую налипала вся грязь Подполья. Док говорил, что с помощью хвоста крысалы спариваются, но я ни разу не видел крысальих самок.

Гончих крысалов в Подполье разводил и продавал Железный Барон, местный авторитет, с которым никто не спорил. Почти никто. Я своего крысала отловил и надрессировал сам, купив на него фальшивый документ, что он якобы был «выращен» в яслях Барона. Я был в своем уме, чтобы открыто не вставать на пути у главного подпольщика.

Высокородные о наших развлечениях, разумеется, знали и даже выпустили закон, запрещающий крысальи гонки, однако вампир Алистер был прав: законы, которые мы соблюдали, можно было пересчитать по пальцам.

За год в Подполье проводилось четыре гонки – одна на сезон. Из-за последних потопов летнюю гонку мы пропустили, перенеся ее на сентябрь. Нынешняя трасса пролегала по четвертому уровню, который состоял сплошь из тупиков и лабиринтов. Из-за скоплений туманного газа, которые встречались хаотично, представляя серьезную опасность, люди здесь не жили, заселившись на первом, втором и третьем ярусах. Ниже четвертого уровня тоже обычно не спускались. То была территория диких крысалов и тех нижних, которых мы называли демонами. Жандармы в Подполье совались редко. Если и проводили облавы, то разве что на первом уровне. Поэтому за безопасность люди платили таким бандам, как моя, ну, а мы старались, как могли. Хотя, если нижние лезли наверх, без жертв никогда не обходилось.

Я оглянулся и увидел черного крысала, наседающего на моего Мамлюка. Такая зверюга имелась лишь у одного гонщика, и я заскрежетал зубами от досады. Богатая Ада не скупилась сорить деньгами своего отца и купила у Барона редкого крысала с черной шерстью и синими глазами. Она назвала его Вороном и на весенней гонке едва не обошла Мамлюка. Да пусть бы и обошла. Проиграть Аде было незазорно, тем более что за те три года, что она провела в нашей компании, гонщицей она стала хорошей. Да вот только цели у нас были разные. Если Мамлюк хотел прибежать первым из крысальего упрямства, а я – ради кучи денег, которую получал победитель от Железного Барона, сумасшедшая Ада участвовала скуки ради, потому что на своей половине Маргута она уже испробовала все доступные виды развлечений и хотела сравнить их с теми, что предлагало Подполье.

Про Аду я ничего не выдумывал – она сама мне все рассказывала во время наших откровенных разговоров. Таких было много. Я с маниакальным упрямством отсылал ее обратно наверх, она так же настырно всегда возвращалась. Я знал, что тем самым лишь больше разжигаю ее любопытство, но поделать с собой ничего не мог. Мерзавка Ада запала мне в сердце, а я не привык терпеть занозы в теле. Огромная социальная разница между нами сжигала меня дотла и не давала покоя. Быть ее временным развлечением я не собирался. Давно бы отправил негодницу с глаз долой, если бы она не задружилась с Бароном, ему же и нажаловавшись о том, что я не хочу принимать ее в банду. Мне сломали пару пальцев, а потом вежливо объяснили, что таким девушкам, как Ада, отказывать нельзя. С тех пор гремучая смесь химии, образовавшаяся между нами, грозила взорваться в самый неподходящий момент.

Впереди уже маячила арка из светящихся кристаллов, которая обозначала финиш. Зрители располагались в начале и в конце трассы, на безопасных участках, а сам путь мы проделывали самостоятельно. На этом невидимом для зрителей участке разрешалось все – драки, обман, подставы. Гонки на крысалах с честной победой ничего общего не имели. Сначала я переживал за Аду, когда она заявила, что хочет стать гонщицей, однако, получив от нее пару тумаков на закрытой трассе, а потом увидев, как она порезала гонщика из банды Горбунов со второго уровня, убедился, что подготовка у нее получше, чем у некоторых моих ребят. На своей половине Маргута Ада времени не теряла, овладев и навыками рукопашного боя, и приемами поножовщины. Разговаривать с ней тоже было все равно, что на ножах махаться. Такого острого языка я еще не встречал, поэтому в ее компании чаще помалкивал.

Мамлюк не понял, почему я начал его притормаживать. Я знал, что на полном скаку крысал сразу не остановится. До финиша еще оставалось метров пятьсот, но уже и так было понятно, что я пришел бы первым. Не каждая гонка заканчивалась для нас с Мамлюком удачно, но последняя обязана была быть победоносной. Крысал что-то заподозрил, однако изменить что-либо не мог. Решение было принято.

– Тормози, родной, – прошептал я, наклонившись к треугольной башке моего друга.

Наконец Мамлюк осознал неизбежность проигрыша, одновременно почуяв перемены в моем голосе. Таким тоном я к нему еще не обращался, и это крысала заинтриговало. Мимо с торжествующим воплем пронеслась Ада, а за ней еще два гонщика, наседающие ей на пятки.

Дождавшись, когда они промчатся, я дернул уздечку, заставляя Мамлюка свернуть с трассы. Четвертый уровень был непредсказуем, но, кому надо, тот найдет. Именно на этом отрезке пути, незадолго до финиша, в одной из стен за бородой столетнего лишайника скрывался лаз, ведущий в нижние уровни. Содрав часть нароста ножом, я подвел Мамлюка к зияющей чернотой дыре, откуда смердело так, что можно было лишь порадоваться, что гонки проводились на голодный желудок.

– Расстаемся, дружок, – я похлопал крысала по загривку, чувствуя, как перчатка наездника намокает зловонной слизью. – Спасибо, что был со мной эти пять лет. Теперь у нас разные пути. Мне тоже грустно, но я собираюсь подняться наверх. Тебя туда нельзя.