Грозы над Маргутом

Грозы над Маргутом
Вера Александровна Петрук

Еще вчера бандит из Подполья, а сегодня – ученик сыщика, я не собирался расследовать убийство магов стихий. Мне всего лишь нужно было прикрытие, но, когда в моей жизни появляется Аманда, дворянка с даром огненной стихии, начинается череда событий, которые втянут меня в заговор против Императора. И остаться в стороне уже не получится.

А еще люди шепчут о Буревале, невиданной силы шторме, который вызван злой волей и грядет неизбежно. И уж совсем некстати всплывет мое драконье прошлое, о котором я забыл, как о страшном сне. С этим справлюсь, и с бурями тоже.

Куда сложнее – не предать друзей и поверить в любовь.

Иллюстрация для обложки Веры Петрук

Вера Петрук

Грозы над Маргутом

Глава первая

Великий Маргут, Город тысячи храмов, никогда не заливало дождем так, как случилось осенью в год Белого журавля и цветущего лотоса. Ливень хлестал столицу день и ночь, затопив нижние ярусы Подполья и разрушив сады с недавно отремонтированными дорогами в южном квартале Угодья. Вышедшая из берегов Мара возвращаться в русло не пожелала, залив мутными водами цвета кофе с молоком Утреннюю набережную и часть городского парка имени Принцессы Северии.

Древняя и самая полноводная река Деянкурской империи делила столицу на две непримиримые половины – Подполье и Угодья. Если в первой прозябали отбросы общества, загнанные законом в катакомбы, простиравшиеся под землей далеко за пределы наземного города, то во второй, куда большей части Маргута, бурлила та самая столичная жизнь, которая манила каждого провинциала с необъятных просторов империи. В Деянкуре было много прекрасных городов – новых и старых, но в Маргуте билось сердце страны, и хотя бы побывать здесь стремился каждый.

Сегодня сердце империи стучало в унисон жреческих барабанов, потому что не справившиеся со стихией погодные маги решили смыть позор жертвенной кровью. К обряду Успокоения погоды прибегали редко, но главный маг-стихийник страны, молодой выскочка Демьян Ледянский, который, по слухам, приходился родней самому Императору, объявил о необходимости божественного вмешательства. А так как утром речные воды подобрались к подножью статуи Левиафана, угрожая подмыть пьедестал и утащить прародителя магов в пучину, комиссия по чрезвычайным делам прислушалась к рекомендациям главного стихийника и согласовала отлов жертвы из нижних кабиров, проживающих в Подполье.

По закону подлости этой жертвой стал мой друг, вампир Алистер. У него имелись сотни отвратительных привычек, скверный характер, напрочь прогнившая душонка и ни одной благородной черты, из-за которой стоило его спасать. Но этот кровосос принадлежал к банде Свистящих во тьме, и пока я оставался ее главарем, ни один жрец, жандарм или выродок магов-мавари не смел поднять ритуальный нож над небьющимся сердцем моего человека. В банде Свистящих во тьме не было ни одного существа, который мог бы назвать себя человеком, однако принадлежность к людям, пусть и выдуманная, казалась нам той чертой, которая отличала нас, жителей Подполья, от тварей и демонов, обитавших еще ниже. Высокородные, поселившиеся на правом берегу Мары, заведомо считали всех обитателей Подполья низшими существами – без души, прав и моральных качеств. Но душа у нас была, даже у вампира Алистера, как и обостренное чувство справедливости, от которого в моей голове с утра гремели собственные барабаны, мешающие успокоиться и действовать по плану.

План был похож на Шестую улицу Маргута, где сейчас проходило ритуальное шествие горожан, облаченных в синие одежды – цвет, который считался приятным взору речной богини Мары. В плане зияли дыры, напоминающие те самые открытые ливневки, на которые всегда полагались городские хозяйственники. Но так как канализационные трубы были засорены и затоплены, ливневки не справились, и коричневая вода плескалась по мостовой, заливая бордюры и башмаки прохожих. Коричневое с синим – на мой взгляд, выглядело красиво.

– Эй, вирго, – стоявший впереди Юрген обернулся, обратившись ко мне так, как обычно в Подполье звали начальников, которых уважали. Вирго был заведующий складом, раздавший просрочку, жандарм, отпустивший во время облавы, или такой, как я, – главарь одной из банд, в которые собирались люди и кабиры, населяющие Подполье. В Нижнем мире одиночки не выживали, быстро становясь жертвой каннибалов, вампиров или торговцев плотью. Лично мне слово «вирго» никогда не нравилось, но традиции были слишком сильны. Как бы я ни настаивал, чтобы меня звали по имени, мои люди продолжали кидаться в меня этим «вирго», что на древнем маварском означало «душегуб».

В Подполье слово «мавари», как и все от него составляющие, считалось ругательством, а тех, кто знал язык, на котором разговаривали маги, можно было пересчитать по пальцам. Знание маварского, как и многих других языков, вдолбила в меня с детства мать, о чем я помалкивал. В Подполье интеллектуальные способности уважением не пользовались и даже наоборот – презирались. Пожалуй, только Док мог умничать и ничего ему за это не было, но на то он и был Доком, лечившим все Подполье, да и добрую половину Угодья. Дворяне хоть его и изгнали из своего круга высокородных, но, когда дело касалось черной медицины, заменить Дока было некому.

У меня для Дока других слов, кроме как «мерзавец» и «подонок», обычно не находилось – слишком свежи были воспоминания, сколько монет он затребовал за то, чтобы пришить обратно ногу Демиду, которого наши враги из «Летящих во тьме» (эти черти даже название у нас сдернули!) столкнули на рельсы. Так нас теперь все Подполье и называло, чтобы не путаться. Эти Свистуны, а те Летуны.

Но сейчас от Дока зависел наш план, а вернее, от его химикатов, которые я обменял на пять пар кожаных полицейских сапог. Какого дьявола Доку понадобились сапоги жандармов – то никто никогда не узнает, но о том, как я доставал их сегодня ночью, вряд ли забуду. После лазания по узким оконным бордюрам новостройки, в которую недавно переехала наша доблестная жандармерия, у меня до сих пор руки тряслись. Те, кто вырос в Подполье, с высотой не дружили.

Одна часть с трудом добытой химии пряталась в ящике, на котором Эд разложил дымящиеся пирожки, и я точно не хотел знать, что у них внутри. Мамаша Эда торговала пирожками на Южном вокзале всю жизнь, отправила на тот свет не одного горожанина и так бы и продолжала травить жителей Угодья, если бы не один высокородный, который однажды съел не тот пирожок. Бежав в Подполье, добрая женщина быстро освоилась и даже открыла собственную пекарню. Высокородные стрелялись на дуэлях, а у нас в Подполье бросали вызов, приглашая в пирожковую Каталины. Одно было известно наверняка: в пирожках Каталины не было кошек и крыс, потому что этих животных женщина боготворила. Впрочем, заявленной свинины в них тоже не имелось – достаточно было посмотреть на цену, которую ломили фермеры. А пирожки мамаши Каталины стоили пару медяков…

Второй пакет с химикатами грелся у меня под курткой. Грелся он в прямом смысле. За те два часа, что я проторчал с ним на площади, он наверняка успел прожечь дыру в моей единственной парадной рубахе. Подпольщиков в Угодье пропускали редко, да и то с условиями. Проверяли одежду и тело на чистоту. Дворяне боялись наших зараз, как огня, поэтому жандармы использовали завезенных с Лантайских островов карликовых собак, которые были обучены чуять грязь на теле и одежде. Звучало, как полная чушь, но я сам видел этих собачек в действии. Жандармы держали карликовых псин на руках, встречая подпольщиков на Первом императорском мосту, проход по которому открывали в такие дни, как этот – на праздники, ритуалы и разные важные государственные собрания, когда требовалась массовка. Лантайские псинки, действительно, гавкали на тех, кто шел с немытой шеей или в грязной рубахе, а полицаи, не разбираясь, заворачивали нерях обратно. Лучше бы эти псины выявляли оспу, которая иногда вспыхивала в Подполье, дотягиваясь потом и до высокородных.

Однажды, терзаемый любопытством, я провел эксперимент на новогодние торжества. Мыться зимой в Подполье – то еще удовольствие, поэтому, когда я накануне велел Демиду неделю к воде не прикасаться, тот выполнил поручение с радостью. Правда, бедолагу на императорскую елку не пропустили. Лантайский карлик на руках жандарма начал выть сразу, как только грязный Демид попытался сойти с моста. Впрочем, от него воняло за много метров, поэтому, чистота эксперимента была под сомнением. А вот кашляющего Сидона, которого мы отмыли и нарядили в чистое, полиция пропустила, не прицепившись. От чего он кашлял, даже Док не разобрался.

Пакет с доковскими химикатами начал серьезно припекать, и я заволновался. Церемония по какой-то причине затягивалась, а мне нужно было избавиться от подарочка в ближайшие тридцать минут – не позже. Но даже Алистера еще не привели. Может, снова непогода?

Взглянув на небо, я какое-то время мрачно созерцал нахмурившиеся над головой тучи, потом задумчиво перевел взгляд на свои изрядно промокшие башмаки. Впитав грязную воду, ткань брюк окрасилась в черный почти до колена.

На городских мероприятиях массовка из Подполья обычно стояла сразу за полицейскими рядами, окружающими сцену с главными действующими лицами – чиновниками, палачами, магами, жрецами и жертвами. Несмотря на то что для подобных зрелищ сооружали помост, снизу можно было разглядеть только головы. Другое дело – места для зрителей. Они располагались по периметру площади, вмещая добрую половину жителей Маргута.

Я встал на цыпочки, стараясь разглядеть шестой ряд, где обычно сидело семейство ДеБурков. Герцог со своей тучной женушкой и тремя старшими сыновьями были на местах, сверкая фамильными драгоценностями на шарфах и шляпах. Закутались от непогоды они серьезно, но начавшаяся морось не щадила никого, обещая в скором времени превратиться в новый ливень.

ДеБурки интересовали меня только по одной причине. Где-то рядом с семейством должно было появиться знакомое лицо, которое волновало меня, с тех пор как я увидел Аманду на крысиных бегах в Подполье. Впрочем, Амандой она называла себя только на правом побережье Мары, на левом же становилась Адой, бунтовщицей, гонщицей и моей личной занозой, потому что два года Ада просилась в мою банду, а я ломал голову, выдумывая причины для отказа, пока не вмешался Железный Барон, встав на ее сторону.

Высокородные часто навещали Подполье, а многие открыто вели дела с крупными дельцами вроде Дока или Железного Барона, но, чтобы дворянка просилась в банду, промышляющей мелким разбоем, то лично мне казалось ненормальным, поэтому общего языка мы с ней не находили. У Аманды, определенно, имелись проблемы с семьей, в которые она нас не посвящала, однако то, что девушка ее возраста свободно разгуливала по Маргуту, говорило, что эти самые проблемы она как-то решала. Ада была старше меня на два года, а я только в этом году получил справку о совершеннолетии.

Паспорт жителям Подполья на полагался, но такие справки выдавались, чтобы пополнять ряды налогоплательщиков и военнообязанных. Воинская служба переманивала многих подпольщиков, вытаскивая нас из нищеты, но в отличие от высокородных служить нам полагалось пятнадцать лет, поэтому на такой шаг решались не все. Либо за бешеные деньги покупали у Дока справку об инвалидности, либо всю жизнь бегали от жандармов, которые иногда спускались в Подполье. На таких мероприятиях, как это, призывников не ловили. Знали, что, если нарушат хрупкий баланс, восстание неминуемо. Наверное, в конце концов я отправился бы служить, если бы не одно событие, которое вот уже неделю бередило мой разум.

Шестой ряд заволновался, люди недовольно вставали, пропуская высокую брюнетку в синем платье. Даже с расстояния я видел, что оно было слишком облегающим и со слишком короткими рукавами. Многое бы отдал, чтобы узнать, чем именно шантажировала Ада своих родителей. Хватало одного взгляда на чету ДеБурков, чтобы понять – свою старшую дочь они ненавидели, но вынужденно терпели. Аманда давно должна была быть замужем, но по каким-то причинам герцог отклонял предложения сватов, не проявлял инициативы и сам. Ада же свободно шлялась по всему Маргуту, компрометируя и себя, и семью, и весь дворянский род. Не то чтобы меня волновала честь ДеБурков, но то, что Аманда вытворяла в Подполье, заставало порой врасплох и меня, того, кто в Нижнем Маргуте вырос и повидал всякого. А то, с какой настойчивостью Ада просилась, чтобы ее приняли в «Свистящие во тьме» – и только в эту банду и ни в какую другую, заставляло меня нервничать. В общем, равнодушным Ада не оставляла никого – и я исключением не являлся.

Вытянув руку, затянутую в тугую перчатку, в нашу сторону, Аманда принялась махать, пока ДеБурки ее, наконец, не усадили. Стоявшие рядом со мной парни, конечно, приняли жест на свой счет и стали махать ей в ответ, я же опустил голову, сделав вид, что беспокоюсь исключительно о судьбе плана, который, если честно, внушал мне все больше сомнений. На самом деле я хотел скрыть рдеющие щеки, которые всегда вспыхивали, когда Ада обращала на меня внимание. Как и все Свистуны, пришедшие сегодня на площадь спасать Алистера, я тоже решил, что ее приветствие предназначалось исключительно мне. А еще у меня появились веские причины для беспокойства за предстоящую операцию: Ада точно знала, зачем мы явились на церемонию в полном составе. И хотя она уже два года тусовалась с моими ребятами в Подполье, доверять я ей так и не научился. Ада была закрытой шкатулкой с торчащим ключом в замочке. Казалось, протяни руку, поверни ключ и открой, но я был уверен, что у этой девицы имелись секреты, которые я не захочу знать. Как не захочу рассказывать свои.

На сцене-помосте зачадили горшки с травами, а значит, церемония должна была вот-вот начаться. После дождливого лета Маргут утопал в комарах, которые прекрасно себя чувствовали, размножаясь в вечно мокром городе. Удивительно, как при таких обстоятельствах стихийники умудрялись оставаться любимыми магами императора. Я бы за такую работу всех казнил и того выскочку, который показался на помосте, в первую очередь.

Демьян Ледянский расхаживал по сцене, читая наставления магам-стихийникам и жандармам. В нем сразу чувствовалась кровь настоящего мавари. Черные волосы и жгучий взгляд темных глаз имели многие высокородные, но вместе с бледной, почти голубой кожей – то был будто штамп в паспорте. Таким цветом кожи обладали только потомки древних магов-мавари. Шуточки про голубую кровь мавари были излюбленными в Подполье, но Гильдия убийц, с некоторыми из которых я дружил, любимый народом миф не поддерживала: кровь у потомков мавари была красной, как и у всех нас.

Наверное, Алистера тоже привели, но с его-то низеньким ростом увидеть вампира шансов не было. Вообще, вампиров я не любил. Среди нижних кабиров, населяющих Подполье, они отличались подлостью и особенно скверным характером. Разумеется, ни один вампир не соблюдал императорский закон о неприкосновенности людей, поэтому, если бы жрецы для своих делишек отловили какого другого вампира, я бы, пожалуй, с удовольствием, понаблюдал за кровавой резней. Но Алистер однажды спас мою мать, когда она, впервые попав в Подполье, едва не стала жертвой вампирской оргии. С тех пор утекло много воды, но возможность отплатить долг предоставилась только сейчас. Алистер, сохранивший внешность подростка, считал меня своим другом. Я пытался отвечать тем же, но дружба с вампиром имела определенные рамки, за которые выходить не стоило.

– Козлов! – возглас раздался едва ли не на всю площадь, заставив скривиться не только меня, но и стоявших рядом Юргена с Радиусом. Последний был из вервольфов, а имя ему дал Док, нашедший младенца на мусорке в корзинке с книгами по алгебре.

Только «летунов» тут не хватало. Джастин Син, главарь «Летящих по тьме», вместе с шайкой преданных ему мордоворотов проталкивался сквозь толпу прямо ко мне. И так не радужное настроение покрылось всеми оттенками черного.

– Одно мое слово, Козлов, и весь твой план по освобождению кровососа обернется прахом, – пафосно заявил Син, тряся рыжей шевелюрой. Он был классическим рыжим дварфом-переростком – с покрытой веснушками кожей, мощными плечами и огромными ручищами. От дварфа в нем ничего не осталось, разве что цвет волос.

Я кожей почувствовал, как напрягся Юрген и подобрались Сидон с Демидом. За ногу Демида, которую отрезало поездом, когда «летуны» столкнули его с платформы, мы уже отомстили, но я знал, что Демид не успокоится никогда. Стычка буквально за спинами полицейских испортила бы весь план окончательно, на что, вероятно, Джастин и надеялся.

Эх, невовремя петух закукарекал. Нужно было срочно спасать ситуацию.

Глава вторая

Я поспешил сделать шаг навстречу рыжеволосому Джастину. Как говорила моя покойная матушка: «В бурю мудрая женщина молится богам, но и к берегу грести не забывает». Я уже по взгляду рыжего догадался, что пришел он сюда не за разговорами. Зная про наш план, он сделает все возможное, чтобы его испортить.

– Можно без формальностей, – улыбнулся я Сину. – Для тебя я всегда Лев.

Главный «летун» маварского не знал и мою тонкую шутку не оценил. Его фамилия на маварском означала «щенок», но мне он, конечно, не поверил бы.

– Козлов, – продолжал фамильярничать Джастин, зная, что я не люблю, когда треплют мою фамилию, – ты ведь сюда не просто так со всей бандой явился. А хочешь, я сейчас позову вон того верзилу жандарма и объясню ему, что ты задумал? Даже если мне и не поверят, тебя заберут просто так – ради общественного спокойствия.

– И за что же на тебя так Святой Кава обиделся? – вздохнул я, намекая, что вместе с нами заберут и Джастина с ребятами, но тугодум Син опять не понял, что я имел в виду и почему упомянул бога-покровителя, подарившего людям мозги.

– У тебя наверняка имеется встречное предложение, – добавил я, посматривая на сцену. Эд ждал моего сигнала, но Ледянский все еще трепался со своими жрецами, изводя терпение зрителей. Мне его проволочки были только на руку. Я был уверен, что Джастин Син не знал о нашем плане, но, как всегда, включал быка и шел напролом. Я бы предпочел выбить ему новые зубы, которые он, по слухам, купил задорого у Дока, однако умение различать, когда махать кулаками, а когда заговаривать зубы, досталось мне с рождения.

– Про Айву хочешь поговорить? – спросил я, предугадывая ход мыслей Джастина и оттесняя плечом Демида. Тот был крупнее меня, но спорить не стал, хотя, зная его характер, я был уверен, что без драки сегодня не обойдется.

На физиономии Джастина нарисовалось: «А как ты догадался?». В прошлом месяце самая популярная в Подполье швея Айва Две Иглы попросилась в мою Яму, закрыв лавку на Шестнадцатом рынке, который контролировали «летуны». В Подполье, как и во всем Маргуте, любили названия с цифрами: Третья кладбищенская аллея, Двадцатый тоннель, Сорок седьмой рынок… Ямами называли жилища банд и подземные рынки, которые хаотично возникали на пересечении главных тоннелей, вырытых кем-то задолго до строительства наземного Маргута. Такие банды, как моя, обычно брали десять процентов с прибыли лавочников, торгующих в Ямах, взамен защищая их от других банд и от тех, кто иногда лез с нижних ярусов. В последние два года нам везло, так как почти всех мутантов истребил мор, к счастью, до нас не добравшийся. Однако подпольщики помнили времена, когда нижние никому не давали жилья, поэтому торговцы исправно платили дань, а мы старались не терять бдительности. Пока все разборки сводились к теркам с другими бандами, сражающимися за территорию и таких, как Айва.

Не знаю, что у них с Джастином случилось, но, по слухам, Син чем-то ее обидел, поэтому Айва Две Иглы попросилась со своей лавкой и мастерской ко мне, разумеется, получив согласие. Айва родилась фейлиной, и тонкое чувство красоты и вкуса было у нее в крови. Цены она не ломила, обшивая все Подполье, а заодно и некоторых высокородных, которым хотелось экзотики. Доход у нее поступал регулярный, и я в нее с радостью вцепился, предоставив лучшее место, недалеко от своей норы.

Джастин уход Айвы простить не мог и периодически портил мне из-за нее нервы.

– Она должна вернуться ко мне, – заладил тупоголовый, а я в этот момент заметил движение на сцене. Пора было начинать и нам, потому что на помосте появился палач. Демьян Ледянский, может, и затеял всю эту церемонию, но перерезать горло вампиру явно был не способен – слишком нежен, слишком воспитан и слишком высокороден. Признаться, мне однажды приходилось пачкать руки о вампира, и главное слово здесь было – «пачкать». Крови из вурдалаков вытекало раз в пять больше, чем из обычного человека, и никакими физическими законами это не объяснялось, хотя Док пытался.

– Давай, выкладывай свои аргументы, – важно кивнул я Джастину, чем явно того озадачил. Фраза для рыжего была слишком мудреная, и пока он соображал, что именно от него хотели, я успел дать знак Эду.