Свадьба отменяется. Осада

– Он – мой муж! – По прикрытым иллюзией свежести щекам Аннигелл алыми пятнами растекался гневный румянец.

– Муж – это не только браслет на руке, – с холодной издёвкой сообщил советник, – это ещё и мужчина, который во всём поддерживает свою женщину, сидит рядом с ней на приёмах и, в конце концов, всегда греет ей постель.

Такого оскорбления королева не ожидала. Больше того, приказала бы убить любую гадалку, которая лет двадцать пять назад сказала, будто когда-нибудь Хисс, её верный и преданный возлюбленный, сможет сказать такое.

– Но ты же сам… – Женщина даже задохнулась от острой боли, неожиданно резанувшей по сердцу.

Королева внезапно осознала, что до этого момента даже не подозревала, как много обиды и разочарования накопилось в её оледеневшей душе, если очередной выпад любовника оказался последней каплей. Ведь изменял ей Хисс давно, едва ли не с того дня, как жрец храма плодородия защёлкнул на её запястье брачный браслет. Хотя первые годы успешно скрывал и сами измены, и своих любовниц. Однако постепенно обнаглел совершенно и скрываться перестал, поясняя это необходимостью соблюдать конспирацию. Дабы приближённые считали её верной женой и порядочной женщиной.

В том, что так не считает ни один дурак, Аннигелл убедилась совершенно случайно, заставив одного из придворных магов сделать ей на бал-маскарад мужскую личину.

Личина вышла очень удачной, многие из тех шутников, кто неосмотрительно распускал языки в парадных залах её дворца, до сих пор о том жалеют… но Хисс тогда впервые не стал оправдываться и искупать свою вину сумасшедшими ласками.

– Я не могу заткнуть каждый рот, – сообщил советник хмуро, когда королева вывалила на него ворох обвинений, – но ты же не глупая… могла сообразить последствия своего выбора. И не сваливай теперь всё на меня.

Он и теперь почти с точностью повторил те же слова. Лишь холодно добавил, что это она решила отправить сюда дочь, он сразу был против этого брака. И вот это заявление мгновенно вывело Аннигелл из себя.

– Да никто и не собирался отдавать её агранатскому выродку! – В ярости Аннигелл зачастую выдавала советнику самые заветные свои замыслы, и он давно научился этим пользоваться.

– И как ты намеревалась этого избежать? – с искусно разыгранной недоверчивостью хмыкнул Хисс, и она сорвалась окончательно.

– Проще простого, при выходе из храма или по дороге на него бы напали… один укол кинжалом… – Королева говорила всё тише, словно коря себя за вспыльчивость, но останавливаться было поздно. – Ты же знаешь… по нашим законам брак считается совершённым в тот миг, как защёлкнулись браслеты. А после Агли поплакала бы для вида, а мы бы ввели войска в Анрим, якобы для её охраны.

– Знал я о твоей сумасбродной мстительности, – с сожалением протянул Хисс и сделал ещё несколько глотков, – но всё же считал тебя немного умнее. Ну и зачем Аглессе на всю жизнь клеймо чёрной вдовы и имя проклятого Теорида? Прибрать к рукам герцогство можно было значительно проще… в составе королевства, если бы ты хоть на миг забыла про месть своему первому жениху. А теперь у тебя ни дочери, ни герцогства… Вот почему ты не последовала моим советам и согласилась перенести смотрины в эту дыру?

– Они ничего слушать не хотели, ты сам там был… – ещё спорила Аннигелл, хотя понимала, Хисс снова прав.

Ей просто очень хотелось поскорее завершить задуманную много лет назад месть, а любовник советовал дождаться первых морозов. А едва намертво схватятся болота и озёра Гибельной трясины, лежащей меж двумя хребтами, как раз на границе государств, войска Имганта вкатятся с помощью магов Карзебиота в Эквитанию как по мощёной дорожке.

– Кстати… я дал указание посадить Вестура в самую лучшую камеру и освободить от сети… – придирчиво выбирая себе закуски, небрежно бросил Хисс. – Он, конечно, тот ещё дурак… но пока нам нужен. И перестань стоять столбом, садись и перекуси… потом будем писать ноту Багранту… пусть ищет нашу дочь. А я пошлю вестников старым знакомым… возможно, нам удастся найти её раньше.

– Не смей называть её дочерью! – предсказуемо вспыхнула Аннигелл.

– Почему? – ядовито заухмылялся Хисс, – ведь Людвиг называет моего ребёнка сыном?

– Это разные вещи! – Королева и сама не могла понять, отчего её так бесит это обращение.

И хотя сама она никогда особой любви к Аглессе не питала, однако всегда помнила, в ком из её детей течёт королевская кровь, а в ком её лишь половина.

– Анни, – обманчиво мягко начал Хисс, но его бледно-серые глаза резко сузились и потемнели. – Это абсолютно одинаковые вещи, если забыть на миг про твой титул. И прекрати без конца укорять меня изменами, надоело. Не я первый начал… Представь, каково мне было смотреть, как моя женщина, носящая под сердцем моего ребёнка, счастливо улыбаясь, в лицемерно белоснежном покрывале топает в супружескую спальню под руку с другим мужчиной? Чего рот открыла, как деревенская дурочка? Думаешь, легко было невозмутимо стоять под любопытными взглядами целой кучи придворных лизоблюдов, только и ждущих, чтобы у меня на лице дёрнулся хоть один желвак! Да мне в те минуты убить всех хотелось… начиная с тебя. И, конечно, я тебе соврал… не стал я ждать, пока твой прекрасный принц наставит мне рога… я первый наставил их тебе в ту ночь.

– Хисс… – Королева даже внимания не обратила на признание, которое в другой момент вывело бы её из себя, – ты же сам предложил… этот вариант… я тогда была так растеряна… мне просто не с кем было больше посоветоваться!

– Я предложил?! – желчно проскрежетал Хисс. – А что ещё мне оставалось делать, если ты не видела самого простого выхода? Вот у Аграната хватило смелости жениться на почти безродной девчонке и бросить ради неё трон, я думал, и тебя наведёт на правильное решение его пример! Молод был, глуп… проявил благородство… Теперь-то я точно знаю: нет ничего глупее благородных порывов… а тогда ждал, что и ты ответишь тем же… вот и дождался. А ведь до самой последней минуты верил… Вот сейчас ты вырвешь у своего принца руку и кинешься ко мне… или как-то по-другому прервёшь эту лживую свадьбу… Не подходи! Теперь поздно… Мой сын носит имя Эстаргот и никогда не простит тебе, если ты расскажешь ему правду. И никогда не признает меня отцом… Чёртовы гувернёры постарались, вбили ему в голову ваше королевское высокомерие. К тому же, имя ре Франгс звучит не так выразительно и не измазано по самые уши… королевской кровью! Не надо, не шипи, хоть и переписали твои историки все книги в королевских архивах так, как хочется вашей семейке, да остались документы в других странах. Да и легенды ходят… впрочем, я не об этом. Не хочешь, чтобы я звал Аглесс дочкой?! Ну и не надо. Но тогда ищи себе других помощников… а я умываю руки.

Хисс изящно поднялся с кресла, обогнул ошеломлённо застывшую королеву и с невозмутимым видом двинулся к двери.

– Я прикажу… тебя схватить… – задыхаясь от ненависти и боли, прорычала Аннигелл, но советник только оскорбительно ухмыльнулся в ответ.

– Попробуй…

И спокойно вышел из кабинета.

Несколько минут королева скрежетала зубами, потом не выдержала, ринулась к столу, схватила самую большую вазу и с силой запустила в дверь.

– Скотина!

– Истеричная дура! – приоткрыв дверь, издевательски-ласково бросил Хисс и мгновенно захлопнул створку.

С довольной ухмылкой дождался очередного удара в дверь и звона осыпающихся осколков и жёстко глянул на застывших охранников, даже дыхание затаивших от страха. Эти люди точно знают, кто именно подписывает все важные приказы и от чьего слова зависит, премию или порку получит каждый из них.

Всё, вот теперь можно с чистой совестью идти в свою каюту, королева не успокоится, пока всё не перебьёт и не нарыдается до икоты. Потом выпьет стакан успокаивающего и к обеду приплетётся просить прощения. А он будет её утешать и признаваться в любви.

Так всё знакомо и противно… но деваться пока некуда. Зато теперь у советника гарантированно есть несколько часов, чтобы написать на дорогой зачарованной бумаге несколько важных писем и разослать их магической почтой. А главное, в тишине роскошной каюты спокойно поразмыслить, почему события неожиданно пошли совершенно не так, как было задумано.

Глава 7

Устройством грота для девушек занялись северяне, как-то незаметно оттеснившие от этого дела лже-герцога и его секретаря. Откуда-то достали внушительного размера ножи и принялись умело копать и отгребать землю из-под толстых корней росшего на краю обрыва дерева. Брант, посмотрев на их слаженную работу, хмуро сообщил, что отправляется собирать подсохшие обломки досок для костра. И деликатно намекнул на необходимость распределить дежурства; чуть позже придётся установить наблюдение за бухтой, наверняка хозяева склада не возвращаются раньше вечера.

Дорд не стал с ним спорить и настаивать на своём участии в копании укрытия тоже не стал, сразу видно, такая работа для парней просто забава. У него неожиданно появилась странная потребность всё время находиться рядом с Милли и делать всё, чтобы ей было удобно и спокойно.

Выбрав сухое и тенистое местечко рядом с огромным валуном, герцог тщательно очистил его от мусора и колючих стеблей ежевики, заполонившей крутой склон. Затем отобрал у Райта камзолы, расстелил на самом удобном месте и настойчиво усадил на них настороженно притихшую Милли.

Рядом с ней герцог пристроил степнячку, намереваясь присесть с другой стороны, однако травница его опередила.

– Цилия, иди сюда… и перестань дуться. Кто-то давно должен был тебе это сказать… сама понимаешь, кроме вас с королевой это ни для кого не секрет. И то… за неё я не стала бы ручаться.

– Ладно… – занимая место возле магини, ещё ворчливо буркнула маркатская графиня, но этим и ограничилась.

Почему бойкая и капризная графиня становилась заметно более покладистой, оказавшись возле Милли, герцог пока не задумывался. Втайне надеясь, что вскоре травница и сама расскажет ему все свои тайны.

А как же иначе? Ведь их жизни с недавнего времени тесно переплетены, жаль только, он не осознал этого с самого начала. Ну так и понятно почему, родная кровь сказалась. Вот и отец не сразу понял… про маму. Дорд сам пару раз слышал шутливые признания отца, как вовремя он вспомнил про оставленный оруженосцем под подушкой кинжал. Иначе всё не мог придумать повод, чтобы вернуться. Разумеется, когда-нибудь он всё равно бы к ней приехал, сердце звало, но опоздания не смог бы себе простить. После слов про опоздание отец обычно начинал сердито сопеть, и только ласковый взгляд или улыбка матери могли вернуть ему спокойствие.

Лишь после гибели родителей Гиз нехотя обмолвился, что миледи тоже была просватана, и даже свадьба была назначена на ближайший праздничный день. Если бы юный король оказался менее расторопным и решительным, никогда бы не бывать им вместе. Слишком строго относится к таким вещам, как обряд в храме плодородия, его матушка.

– Милли… а как ты думаешь… сколько нам тут сидеть? – устроившись поудобнее, примирительным тоном спросила Церцилия, тоскливо рассматривая окружающие их замшелые камни.

– Не знаю… – травница сразу помрачнела, – то заклинание… было очень скверным на вид. Я пока таких не изучала, но леди Тренна и Таргель были очень встревожены. Там мне было не до того, чтобы задумываться, а теперь припоминаю, как они кричали… если мы хотим жить, то дойдём… Значит, там, в зале, не оставалось никакой надежды на спасение.

Дорд, присевший прямо на землю у ног Милли, ошеломлённо застыл, потрясённый этими словами. До сих пор, занятый шквалом новых для него чувств, он даже не удосужился задуматься о произошедшем… и совершенно не тревожился за учителя.

Просто всегда был беззаветно уверен в его изворотливости и живучести. А вот теперь вдруг совершенно отчётливо осознал, что магистр никогда так не поступил бы. Не швырнул бы их с Райтом одних в неизвестность, если оставался хоть малейший шанс на спасение.

Герцог оглянулся на Райта, моля богов, чтобы тот не услышал и не понял…

Тщетно надеялся. Лицо кузена горько скривилось, резко дёрнулось плечо, и Райт, отвернувшись, помчался куда-то прочь, не глядя под ноги.

Дорд мгновенно вскочил с облюбованного местечка и ринулся следом, хотя ещё минуту назад собирался упорно сидеть там до того самого момента, когда можно будет подать травнице руку, помогая подняться с валуна.