Услуги некроманта

– Зачем бы ему это? – удивился Ваня.

– Скучно им, олигархам. А может, заслал его кто. Я заметила – когда мы на него смотрели, он старался идти помедленнее, а когда думал, что все впереди – прыгал как козел…

– А как же ты тогда это засекла, что он прыгал? – не поверил Ваня.

– А у меня зеркальце с собой…

– Не веришь ты людям, – вздохнул Ваня. – Это просто целительный лесной воздух. Или уже агония у него.

– Ансгар прав, ты – полный кретин, – усмехнулась Татьяна и снова повернулась к бизнесмену.

Наступила ночь. Мухоротов медленно засыпал, вися на Татьяне и пытаясь из последних сил залезть ей под куртку.

– Мы зря сюда пришли, – говорил он. – Сейчас он скажет – звезды не так стоят…

Только когда свечи погасли, Ваня вспомнил, что шеф перед выходом просил его в этот момент включить мощный фонарь.

Ваня засуетился и включил.

Ансгар стоял на коленях в круге, наклонясь так низко, что кончики его волос касались земли.

– Он шшто, мусльманин? – спросил Мухоротов.

– Нет, – ответил Ваня, – он зовет мертвеца из земли.

Ваня не знал, так ли это на самом деле, но ему казалось, что так.

– Вот придурок, – хихикнул бизнесмен.

– Ай! – сказала Таня. – Вы там поосторожней. Я еще не пошла с вами на выборы. И фамилия моя не Ларина, так что в случае чего я и в рыло съездить могу.

Ансгар Фридрихович боялся собственной смелости. И еще боялся оторвать Эрлиху руку. Рука сначала была сухая, черная, а потом буквально под пальцами начала сглаживаться, скользить, обрастать тонкой кожей.

В такие минуты некромант старался не думать о глобальных мировоззренческих проблемах. С точки зрения главных мировых религий его занятие было как минимум хулиганством и кощунством. Но ведь и занятие хирурга, думал он, – тоже надругательство над неприкосновенностью человеческой плоти и божественным замыслом. И вообще, хирургия – это больно. И вправление вывиха – тоже больно. Но ведь – гуманно. Хотя, возможно, и гуманизм в том виде, в котором его пестует цивилизация, тоже немалое извращение.

– Wo bin ich?

Разглядывая творение почти что собственных рук, доктор Мерц ощущал себя в полной гармонии с миром. Это не было гордостью. Это не было усталостью или удовлетворением от хорошо выполненной работы, это были совсем другие ощущения… словно бы он подглядел миг творения, попал за кулисы загадочного спектакля под названием «жизнь». В эти моменты жизнь не делилась на свою и чужую. Он каждому из них отдавал немного от своего времени и удивлялся, почему оно еще не кончилось. Наверно, это как с донорством. Чем больше отдаешь крови, тем больше ее образуется.

Эрлих был красив, грязен и немного удивлен.

Некромант достал платок и попытался смахнуть хотя бы землю, выступающую из дырки у него во лбу. Получилось плохо, но все же приличнее, чем раньше.

– Sind Sienochin Russland. Esdauerte 70 Jahre, – ответил он.

Про то, что они умерли, а потом были подняты из земли, клиенты обычно знали сами. Надо было только указать им место и время.

Они разговаривали, а фонарик горел, заменяя собою, видимо, восходящее солнце.

– Сколько лет, вы говорите, прошло с войны? – поставив стакан с водой, Эрлих осмотрелся. Вокруг были только звезды, деревья и огонек далекого костра.

– Скоро семьдесят, – ответил странный человек с ввалившимися щеками и разными глазами. Его было едва видно. – Русские победили. Германия была поделена на две части, потом опять воссоединилась. А Советский Союз, наоборот, растащили, и теперь каждая из его бывших республик пытается встать на ноги и сделать «как было, только лучше». Обычно получается хуже.

– Я помню небытие, – поделился Эрлих. – И сижу тут, болтаю ногой. Но помню небытие. А там, – он кивнул на костер, – кто?

– Люди другого века. Они далеко от вас. Не говорите с ними. Вы из разных времен.

– А вы?

– Меня зовут Ансгар.

– Я предчувствовал, что так и будет. Что русские победят. Они бывают совершенно безумны. А у них все хорошо?

– Конечно, нет. Когда все бывает хорошо у безумных? Но, будь у них все хорошо, они бы давно спились от скуки. Впрочем, многие и спились, следовательно, все не так плохо, как им самим кажется.

Эрлих засмеялся – хрипло, со странным отзвуком, похожим на эхо бормашины, породнившейся с волчьим воем.

Они говорили еще; Эрлих чувствовал себя странно и поминутно озирался.

– Зачем вы подняли меня? – спросил он.

– Вас девушка искала, – ответил Ансгар.

– Семьдесят лет? Так она уже старушка, а не девушка! – вскричал Эрлих. – Что я с ней делать буду?

– Говорят, вы очень любили друг друга.

В этот момент со стороны костра послышался шорох, а затем долгий, полный ужаса крик. Странный человек вскочил и обернулся.

Двое, что сидели у костра, вскочили, стали поднимать что-то с земли, наверное, третьего человека, но тот был против и отбивался, ругая их на чем свет стоит.

На дальнем конце поляны стояла, отражая свет, фигура женщины. Сквозь середину ее просвечивали стволы деревьев, а в самом центре, в груди, пульсировало темное пятно, притягивающее взгляд.

– Черт, – некромант с досадой закусил губу. – Призрак? Вампир? Стихийно неупокоенная душа со странным телом… Она видит сердцем, точнее, тьмой, которая у нее вместо него. Это плохо. Я не успею. А вы, Эрлих? Скорее, идите туда. Спасите их. Она пришла за вами. Она увидит вас.

– Боже, зачем мне эта старуха! – вскричал юный немец.

– Встань и иди!!! – рявкнул некромант. – Развели тут театр.

И Эрлих пошел. Вообще-то он был против. Но ослушаться он не мог.

Павел Петрович очнулся от жажды. Вокруг было темно, только где-то за пределами видимости мерцал костер, играя вертикальными тенями.

Неплохое приключение, подумал Павел Петрович. Хоть выпил на природе. А этот корявый ублюдок, конечно, сейчас скажет, что звезды не так встали, и он, Павел Петрович, все уже проспал.

Надо все же сесть.

Деревенские, Ваня и Таня, сидели возле костра, спинами к нему. Справа, в заросшем каменном квадрате, на кочке сидел этот прикольный немец, Ансгар.