Услуги некроманта

Учительница вздохнула.

– А ну-ка, Машенька, назови нам, каких ты знаешь террористов?

Машенька бодро начала:

– Засулич, Равашоль, Каракозов, Карье, Хабаш, Таллиен, Аль-Нассер, Атеф, аль-Завахири, Гайлани, Басаев, Радуев, Шарипова, бен-Ладен, Качинский, Умаров, Брейвик…

Ваня проснулся и сел на своем коврике. Воскрешенному редко снились сны – видимо, мозг в них не нуждался. Но если что-то производило на него сильное впечатление, то эхо жизни, блуждавшее в его душе, долго этим впечатлением питалось. Вот и сейчас – не следовало смотреть вечером телевизор. Сюжет о лидере предвыборной гонки бизнесмене Павле Мухоротове, приглашенном в одну из московских школ, дабы научить детей заниматься бизнесом, не прошел даром. Неупокоенный мозг (или чем там думают бывшие люди?) воспринял эту новость неадекватно. Или наоборот – адекватно?

Джек-Потрошитель. Надо же. Террористы.

Деревенская жизнь слишком размеренна и спокойна, вот оно что. Когда самой большой трагедией становятся пятна гнили на кабачках, не только людям начинают сниться кошмары. Чтобы хоть чем-то их занять и отвлечь от рутины.

Ваня взглянул на ночное окно.

Дождевые капли прокладывали по стеклу длинные дорожки. Даже сквозь закрытую дверь было хорошо слышно, как с неба лупит по висящей на калитке гулкой жестяной кастрюле. Господин Мерц определил кастрюлю на этот пост после того, как однажды к нему среди ночи через забор вломились три пьяных подростка, подрали в огороде морковку и потоптали хризантемы. Теперь подростки не смогли бы повторить свой подвиг: при малейшем колебании забора кастрюля падала и громко катилась по выложенной булыжником дорожке, будя по всей округе не только собак, но и их хозяев.

Иногда кастрюля падала просто так – от ветра или когда к части забора, выходящей на главную улицу, приваливался пьяный сосед Генциан Виолетыч. В прошлом химик-технолог, сосед ныне пил почти каждый день и жаловался на буржуев, продавших куда-то там Россию.

– Не думаю, – сказал ему однажды Ваня, – что, окажись на их месте любой из большинства людей, эту Россию населяющих, он поступил бы иначе.

Правда, одернул он себя мысленно, есть у нас шеф, доктор Мерц… он, наверно, удумал бы что-нибудь экзотическое. Или нет? Это здесь, в обывательском обществе кажется, что он необычный человек, а там, где прокрустово ложе власти отшибает всё человеческое вместе с необычным, он мог бы стать другим. Даже, возможно, выпрямился бы, обрюзг. «Меня взяли править миром!» – читалось бы в его помутневших от мерзости глазах. Но есть аргумент против этого – он немец. А немцы в древности правили Россией лучше, чем русские. Правда, доктор Мерц не древний немец, а вполне современный. Да и Россия не та, что в древности. Вряд ли он ее такую сильно любит, чтобы править.

Пока Ваня перебирал свои мысли о шефе, Генциан Виолетыч внезапно протрезвел, посмотрел на Ваню и покачал головой. Он явно не думал о немцах, а если и думал, то, скорее всего, о каких-нибудь фольклорных, попадавших в анекдотические передряги в компании поляков и русских.

Тут Ване почему-то стало стыдно, и больше он с соседом не спорил. Мало ли. А вдруг тот – великий человек, но скрывает это в глухой деревне под слоями самогонки? Вдруг он действительно способен выкупить Россию назад?

Великий же человек, раза два обрушив кастрюлю, потерял доверие к Ваниной ограде и полюбил припадать к собственной. Та, поскрипев и пошатавшись, мягко рушилась внутрь. По трезвому делу Виолетыч свой забор чинил. А потом напивался и валил опять.

– Сегодня Вселенная сингулярна, как лента Мебиуса, – замечал в этих случаях господин Мерц, повернувшись в сторону сочащегося в окно тусклого мира. – Не знаю, какому идиоту пришло в голову, будто в ней есть прогресс. Из моего окна, например, вечный вид на энтропию.

– Кстати, – не далее как вчера спросил Ваня, – а как вы с ней боретесь? – И, в ответ на недоумение, всплывшее в неравнозначных глазах шефа, уточнил: – Как это выглядит технически? Вот перед вами мертвец… вы возвращаете ему душу? Но ведь это не так… моя память, например, осталась со мной, и я чувствую так же, как и раньше, но ко всему отношусь немного иначе. Я уже догадался, что у меня нет тех гормонов, которые обычно у людей, но память о том, как они работают, осталась, и тело следует ей. А что же тогда душа, Ансгар Фридрихович?

– Душа берется ближайшая свободная, – невозмутимо отвечал некромант. – В этом самый главный обман нашей профессии.

– Значит, я – это уже не я?

– Отчего же? Эго, твое драгоценное самосознание осталось твоим. А вот будь ты поэтом или певцом – пришлось бы доживать без песен. Или пел бы старые.

– Неправда! – возмутился Ваня. – Я вчера песню во сне сочинил:

«Понимаю, это стремно, очень стремно,

Но такой уж я запущенный чувак…»

– Ты как раз не понимаешь, – оборвал его доктор Мерц, – НАСКОЛЬКО это стремно. Это может сделать некроманта инвалидом. Или утащить его на другой слой бытия.

Он склонил голову, словно сожалея о том, что ЭТО его до сих пор не утащило.

– И вы каждый раз… рискуете? – поразился Ваня.

– Нисколько, – ответил доктор, подмигнув меньшим из своих глаз. – Мне, как видишь, с самого начала было нечего терять.

– Как много можно узнать о мироустройстве после смерти… – задумался Ваня. – Значит, личность – это не одно целое?

– Разумеется, нет, – доктор Мерц сделал такое лицо, словно объяснял это не первый год. – Это как с материей. С виду она одно целое, но внутри часто собрано несочетаемое. Если что-то рушится…

Словно иллюстрируя это утверждение, с забора в очередной раз загремела кастрюля. Дачники посмотрели в окно. У калитки стояли два хилых подростка, с опаской присматриваясь к пируэтам упавшей посудины.

– Значит, когда человек умирает, он теряет только эго? – продолжал допытываться Ваня. – А его душа…

– Присоединяется к э… мировому эфиру, – доктор Мерц тоже наблюдал за подростками, из последних сил надеясь, что они не войдут. – Частично. Потом – полностью.

– А если вы ее ловите и вкладываете в кого-то?

– Он становится воскрешенным. Но – немного другим. Это как лотерея.

Посетители – парень с рюкзачком за спиной и блондинка с березовым посохом – все же решились отворить калитку, повесить кастрюлю на место и осторожно подойти к самому крыльцу.

– Здравствуйте! – крикнули они дуэтом. – Здесь есть кто живой?

– Всего один, – радушно улыбнулся Ваня, отворяя им внешнюю дверь. – И это не я.

– Здравствуйте, – еще раз бодро сказал юноша. – Мы собираем легенды здешнего края.

Девушка рядом с ним энергично кивнула. Потом, увидев в глубине комнаты задумчивого доктора Мерца, воскликнула:

– И вы здравствуйте!

– Здесь позакопаны немецкие солдаты, – вспомнил легенду стоящий за их спинами Ваня. – Они окликают грибников. А больше я ничего не знаю.

– А нам, – юноша сверился со своими записями и повернулся к нему, – сказали, что здесь еще лешие водились.

– Может быть, – пожал Ваня плечами.

– Мы уже были в Старых Сметанах, – отрапортовала молодежь. – Там только про святых рассказывают. А это все явно выдумки… Может быть, вам известно что-либо достоверное?

– Про святых? – уточнил доктор Мерц. – Вряд ли.

Девушка пригорюнилась.

Неподалеку от «Укурино» было две деревни – Старые Сметаны и Малые Сметаны. Судя по отсутствию каких-либо исторических упоминаний о Больших Сметанах или Новых, названия придумывал глубокий пессимист. Неудивительно, что ребятам с ними не повезло.

– А про призраков, – заинтересовался Ваня, – вам рассказывали?

– Призраки существуют! – горячо заявил следопыт. – Ладно, если что-нибудь вспомните – звоните!

И, положив на подоконник в качестве визитки неровный обрывок тетрадного листа, искатели откланялись.