Китеж-грайнд. Книга 1

На самом деле, про секс в клубах Артём только читал. В школе среди старшеклассников тайком ходила книга, чудесным образом пережившая послевоенные костры, где повествуется про лондонские тусовки столетней давности. Автор там совершенно не церемонился с читателями при выборе выражений и сцен, и от этого некоторые шокирующие пассажи намертво въелись Тёме в память.

Тем временем Бабуля начала рассказ про свои последние дни перед Катастрофой:

– С тем парнем – странно, но я никак не могу вспомнить его имени – мы буквально не разъединялись целую неделю. Всё было, как будто в дымке, – Бабуля замолчала ненадолго, погрузившись в воспоминания. – Все хотят хорошо провести время. Да вот только время не проведёшь. Вскоре произошёл выброс. Взрыв, потоки сна, как при высокой температуре, тягучего, липкого сна…. И пустота. Мёртвые тела, слезы, снова сны, снова мертвецы, война, огни, сны, землетрясения, запах химикатов, тёмные облака… Странное дело, почти не могу вспомнить самого страшного момента в моей жизни. Мозг просто поставил заслонку, остались только слова. Но я ничего не чувствую, как раньше, и почти ничего не помню. Шрам зарубцевался.

Из той информации, что Тёма получил от Бабули и учителей в школе, он выстроил для себя приблизительную последовательность исторических событий и обозначил несколько причинно-следственных связей. Бабуля пережила Катастрофу благодаря своим пагубным привычкам. Она злоупотребляла Виртацином – наркотиком, появившимся в начале двадцать первого века. Разноцветные таблетки, чуть солёные на вкус, быстро вошли в моду – они позволяли видеть и запоминать в деталях яркие сны наяву, давали лёгкие, но красочные галлюцинации, убирали любую боль и не влекли за собой никаких негативных последствий. Считается, что эти таблетки, вкупе с сигаретами, выпивкой и едой из популярных фастфудов, постепенно меняли ДНК человека и благодаря этому люди смогли пережить Катастрофу. Остальные же простые люди и поборники здорового образа жизни отравились ядовитыми выбросами, когда в Третьей Мировой войне против европейской части России было применено биологическое оружие последнего поколения. Короче говоря, это один большой пример к теории Дарвина. Выживает наиболее приспособленный.

В какой-то момент, вдобавок ко всему прочему, прорвалась инфосфера и выпустила в воздух все сны, все человеческие воспоминания, все выдумки и вообще всю мировую культуру, по какой причине никто не знал.

При всём этом получалось, что нашему Отечеству ещё крупно повезло. Многие государства смела с лица Земли резкая переполюсация нашей планеты. Политические и военные лидеры мира изменились. А потом в борьбе за место под солнцем и клочка сухой земли, не затопленной океаном, не залитой лавой и не ставшей зоной вечной мерзлоты, разразилась Третья Мировая. Россия должна была быть очищена от людей и стать новой родиной для победителя войны – страна, близкая к экватору, с огромными просторами суши и полезных ископаемых. Но в последней решающей схватке, враги уничтожили друг друга тирадой ядерных залпов. Все державы рухнули, всё человечество умерло. Всё, за исключением, той его части, которая по счастливой случайности не погибла от биологического оружия. Как-то так.

Бабуля решила сменить тему, потому что грустить совсем не хотелось. Поставили следующую кассету с музыкой, на этот раз это был сборник от Sex Pistols. Музыка обладала удивительным свойством: заставляла всю компанию думать, что они знают английский и чувствовать себя свободнее и круче. Доцент затряс головой под гитарные запилы, закусив нижнюю губу и изображая из себя гитариста. Тёма присоединился к другу, прихватив в свою воображаемую группу и новенького. И понеслась: безбашенное веселье, крики и танцы до тех пор, пока соседи не начнут жаловаться.

***

Поздно вечером все, взмыленные и весёлые, нехотя стали расходиться по домам – завтра учёба и работа. На улице смеркалось, и только свет из окон или одинокий фонарь то тут, то там тускло освещал сизые улицы с разрушенными или просто необитаемыми домами. К ночи небо немного очистилось, даже стала видна толстая растущая луна бледно-жёлтого цвета. На улице было уже не так тепло, как днём, но всё равно температура была достаточно комфортная.

В ушах после громкой музыки стоял звон, а сердце билось звучно и воодушевлённо. Тёма и Доцент обсуждали с Даней свою будущую группу, которую они хотели собрать уже несколько лет. Обычно мысли о группе у них пробуждались после тусовок у Бабули и угасали через пару дней.

На развилке у здания старого банка, где ребятам нужно было расходиться, Тёма подошёл к Насе и предложил проводить её до дома. Вообще-то, Нася жила в соседнем доме с Герой, и они обычно ходили вместе, но Гера вдруг, перед самым моментом прощания, снова начала оживлённую беседу с новеньким и пока не собиралась с ним расставаться. Она вовлекла в свой очередной общечеловеческий спор даже Олю с Доцентом, и Тёма с Насей решили под шумок слиться.

Голоса друзей за спиной, бурно что-то обсуждавших, становились всё тише. Посттусовочный запал начинал проходить, и Тёма немного робел, не зная, как завести разговор и о чём. Про группу, которую он собирался создать, было глупо говорить, тема татуировок уже изжила себя, и при том не один раз, а что-то новое придумать не получалось. Тёма привык, что люди начинали разговаривать с ним первые, девчонки сами вешались на шею, и ничьё внимание не нужно было удерживать или завоёвывать. Ему обычно просто нужно было поддерживать разговор и иногда улыбаться.

Пауза уже становилась неловкой. Нася тоже, очевидно, ждала, что он первый начнёт разговор. Да что же это такое с ним! Думай, думай…

– А какие книги ты любишь? – выдумал, наконец, вопрос Тёма, вспомнив Олины подкаты.

Нася ненадолго задумалась.

– Нуу, мне нравятся стихи. Тютчев, Блок, Пастернак, Бодлер… – начала перечислять она.

«Так, это точно мимо», – подумал про себя Артём.

– А из прозы ты что читаешь? – спросил он с медленно угасающей надеждой и быстро растущим волнением.

– Мне нравится Пушкин, его приятно читать и легко. У Бунина хорошие рассказы. Знаешь, я же в основном программу читаю…

Нася задумалась, прокручивая в голове свой послужной литературный список.

– А, вспомнила! Ещё я люблю Булгакова, «Мастера и Маргариту».

Вот оно, вот оно! Хоть одна зацепка! Может, у них что-нибудь и получится, что-то общее у них всё же есть.

– Я тоже обожаю эту книгу! А кто у тебя там любимый герой? – воодушевился Артём.

Тема оказалась благодарной. До самого Насиного дома они обсуждали героев книги, волшебство, искали параллели с нынешним временем. У подъезда Тёма отдал Насе сумку и пожелал ей спокойной ночи.

– Подожди! – Нася остановила его, когда он уже собрался уходить, и немного смутилась. – Я понимаю, тебя, наверное, все уже измучили этими вопросами… Но мне очень интересно. Не обижайся только.

– Да, конечно, что ты! Спрашивай, что хочешь.

– Просто ты единственный иммунный, которого я знаю, и мне всегда было интересно… В общем… Как это – не видеть сны?

Тёма не совсем такого вопроса, конечно, ожидал, но вздохнул с облегчением.

– Хм, а я не знаю, что такое видеть сны. У меня всё просто: ночью я закрываю глаза и ничего не вижу, а с утра открываю – и я бодр и свеж, – улыбнулся Артём.

Нася мило улыбнулась в ответ, и они попрощались.

***

Ночь. Время, когда человек беззащитен перед Другим Миром. Сознание перестаёт сопротивляться образам извне, его окутывают странные видения, им овладевает волшебная не-реальность.

Гера допоздна зачиталась рассказами Сервантеса, лёжа на кровати. Её клонило в сон, и она, наконец, опустила книгу на желтый линолиум пола, рядом с кроватью. Полубред-полусон устраивался на ночь за закрытыми глазами. В коридоре горел свет, а родители разговаривали в своей комнате. В коридоре возник большой лохматый пёс и просунул свою длинную морду с жёсткими усами в приоткрытую Герину дверь. Сначала она не обратила на это внимания, у них же были животные дома. Потом она вспомнила, что у неё вроде кошка. Откуда взяться собаке? Кошки – враги собаке, поэтому она не могла прийти из общего коридора. Значит, она вышла из Гериной комнаты, когда раскрытая книга коснулась пола. Она сошла со слов, с печатного листа, другого объяснения нет. Там что-то было про собаку… Или про барокко…

Марк бежал от вампиров по узким коридорам мрачного старинного здания. За закрытыми дверями слышался чей-то зловещий и дразнящий смех. Свечи в медных канделябрах отбрасывали красноватые всполохи на стены и пол, и в этих всполохах бесноватые чёрные тени жили своей жизнью, прыгая, смеясь и пытаясь схватить Марка за волосы. Он искал сестру, чтобы вместе спрятаться, а потом убежать на улицу. Он прижимался к стенам, полз по пыльным полам, скрывался в тёмных дубовых шкафах, снова бежал. Оказавшись на большой гранитной лестнице без перил, Марк прилип к земле. Ноги стали ватные, и он полз на животе, стараясь не скатиться вниз, в страшную, клокочущую бездну, полную вампиров. Через десятки тягучих километров он добрался до верха и уткнулся носом в огромную дверь без ручек. Разбежался, толкнул и вылетел в тихую круглую залу. Закрыв за собой дверь и оглядевшись, он, наконец, увидел Геру. Сестра стояла у окна и смотрела в чёрное небо, повернувшись к брату спиной. На её лысую голову падал лунный свет. Марк, захлёбываясь в слезах, подбежал к ней, коснулся рукой плеча и позвал по имени, которое ей дали родители: «Наташа, бежим!» Когда Гера повернулась, Марк увидел пугающе бледное лицо, чёрные, без белков, глаза и медленно раскрывающуюся пасть с острыми клыками….

Бирюзовые волны окатывали тело, оставляя на губах свои солёные поцелуи, солнце поджаривало кожу, а белый сёрф взмывал в облака. Оказывается, люди могут летать! Доцент всегда об этом догадывался, но именно сейчас понял, как это нужно делать! Ловишь волну и направляешь сёрф вверх, когда находишься на самой кромке воды. Океан выталкивает тебя в небо. Расправляешь руки и летишь… Так легко…

Отделяясь от призраков эпох, недописанных и недосказанных, в сизых дымных тучах витала белёсая женщина. И пела глухим печальным голосом старинную песню. Похоронную, загробную, на древнем умершем языке, с тягучим русалочьим мотивом. Женщина тянула свои прозрачные белые руки к Насе и медленно приближалась. Лик её был бездвижным, как маска, глаза давно остановились, и круглая дыра вместо рта застыла в гримасе отчаяния. Песня затихла, и призрак сомкнул пальцы на Насиной шее. Нася не могла пошевелиться, ей не хватало воздуха и сил вырваться из Другого Мира, руки её не слушались, и она начала задыхаться, теряя сознание во сне. Потом она закричала и открыла глаза. В комнате стояло эхо её крика, а прямо перед глазами, над её кроватью всё ещё парила в темноте та белая женщина! Нася судорожно потянулась к светильнику на тумбочке, включила свет, и призрак растаял в воздухе.

Тёма долго ворочался и не мог заснуть. Столько всего произошло за один день! Новенький в школе, Бабуля, Нася… Он сомневался, что правильно себя вёл, думал как вести себя с ней дальше, придумывал темы для разговоров, моделировал ситуации. Было уже совсем поздно, а Тёма лежал с открытыми глазами. В окно светила луна, да так, что больно было смотреть. Он вспомнил, как в детстве сосед ему сказал, что если долго смотреть на луну, можно сойти с ума. Тёме стало не по себе, он перевернулся на другой бок и накрылся с головой одеялом.

3. «Стиляги постапокалипсиса»

За ночь Артёму так и не удалось выспаться: заснул он только к рассвету, а проснуться всё равно пришлось к первому уроку. Совершенно разбитый, опухший, с еле открывающимися глазами и тяжёлой головой, он шёл в школу вместе со своим братом Вадиком, который был младше Артёма на семь лет и сейчас учился в пятом классе.

Вадик, в отличие от своего старшего брата, был полон энергии и трещал без умолка. Он очень гордился Тёмой и рассказывал, что все его одноклассники, когда вырастут, придут к нему делать татуировки:

– Ванька хочет себе дракона на левую руку, такого, ну, как китайцы рисовали. Чтобы цветной был и, это самое, с усами. И хвост ещё такой, знаешь, загагулиной! – Вадик нарисовал в воздухе непонятную фигуру.– А Толяну нужен череп с двумя костями, как у пиратов. Чтобы страшный был! И девчонки себе хотят цветочков, но я им сказал, что они ещё мелкие, что им ещё нельзя. Правильно ведь?

– Да вы все ещё мелкие, – буркнул себе под нос Тёма.

– Нет, я не мелкий! Знаешь, как меня все уважают! Ни у кого больше брат не учится в выпускном классе. А Танька вообще втюрилась в тебя и пристаёт ко мне с расспросами! Давай я тебе дальше расскажу…

Вадик продолжил описывать заказы на татуировки от пятиклассников, а Тёма буквально спал на ходу, иногда угукая брату в ответ. Его сознание ещё отдыхало, и он не замечал ничего вокруг: ни выглянувшего солнца, прикрытого лишь лёгкой белёсой дымкой, ни рассыпающейся под ногами сухой дороги, ни болтовни мелкого. И только подойдя к школе, Тёма понял, что сейчас увидит Насю, и мгновенно ожил.

Когда прозвенел звонок на урок, Тёма уже сидел на месте, немного нервный, но уже абсолютно проснувшийся. Доцент развалился на полпарты, уткнувшись носом в сложенные руки, и пытался доспать. Наталья Леонидовна, учительница по русскому языку и литературе, начала урок с объявления результатов профраспределения. Училка медленно, с театральными паузами, зачитывала по списку фамилии, место работы и должность, а Тёма внимательно отслеживал имена своих ближайших приятелей. От долгих пауз и ожидания перехватывало дыхание. Никто не знал, на какую работу кого отправят в этом году.

– Анисимов Иван: Водонапорная станция, стажёр-практик. Азимов Николай: Завод пластмассы, помощник инженера второго цеха. Борисова Мария: Главный пищевой комбинат, помощник секретаря начальника отдела снабжения. Венин Константин: Окружной Кинотеатр, билетёр-сменщик.

Учительница зачитывала список, а Тёма краем глаза смотрел на реакцию одноклассников, узнавших свою участь. Костик явно не ожидал такой хорошей работы и очень обрадовался, поворачивался ко всем, охал и ахал. Тоша принял свою разнарядку, как честь, и сидел весь подобранный и с прямой спиной. Лентяй Венин, сидевший всё время в ожидании, выдохнул и развалился на стуле. А вот Маша как-то сникла. Наверное, ей мечталось снова работать рядом с домом, как в прошлом году, а не на другом краю Округа.

– Голованова Ольга: Главная окружная библиотека, помощник заведующего…

«Ну, тут всё понятно, мама пристроила поближе к себе», – продолжал делать про себя отметки Тёма.

Оля нисколько не удивилась подобному распределению и даже головы не подняла от тетради, где рисовала какие-то неведомые завитушки. Учительница продолжала монотонно зачитывать список, но теперь Тёма сосредоточился только на своих ближайших друзьях, стараясь никого не упустить.