Китеж-грайнд. Книга 1

Китеж-грайнд. Книга 1
Вера Галицкая

Пост-постапокалипсис. Мир разрушен и уже постепенно отстраивается заново. Практически та же Москва, та же школа и те же проблемы волнуют подростков. С небольшой разницей – вокруг мёртвая земля, а реальный и воображаемый миры тесно переплетаются. Все знают легенду о Китеже. Получается, что Москва – это и есть Китеж-град, последний оплот человечества?

Вера Галицкая

Китеж-грайнд. Книга 1

1. «Брат Мегеры»

Эх, чаще бы выдавались такие тёплые, беспечные деньки! В городе тепло, деревья шелестят молодой листвой, на клумбах распускаются яркие бархатные цветы, а небо такое чистое и прозрачное, без единого облачка. Вокруг стоит приятная атмосфера покоя и счастья, а нега будто бы разлита в воздухе. Кажется, даже машины ездят тише обычного, а люди на улицах стали спокойнее и добрее.

Тёплый воздух поглощает все резкие звуки, и ты плывёшь себе в комфорте, на ногах – лёгкие кеды, под ними – чистый сухой асфальт, а во рту вкус фруктовой жвачки. Торопиться тебе некуда, солнце в глаза не светит, и даже люди на дороге на тебя не наталкиваются… Вдыхаешь воздух полной грудью, и губы сами по себе растягиваются в умиротворенной улыбке. Красота!

Можно даже выключить музыку в плеере и просто слушать щебетание птиц и все эти приглушённые звуки поздней весны. Радоваться тому, что ты молод и беззаботен, а на улице замечательный солнечный день, пахнущий пыльцой распустившихся цветов и свежескошенной травой.

Он шёл домой от метро. По улице, где ему была знакома каждая трещина на асфальте, и чей светофор на перекрёстке он изучил лучше своего школьного расписания (ровно восемьдесят секунд горит зелёный свет для пешеходов, но можно перебежать и на красный, прождав пятнадцать секунд: дорога перед ним с односторонним движением, и смотреть нужно только направо, что даёт возможность сэкономить время, пропустив лишь один крупный автопоток).

Он пересёк перекрёсток по своему методу, и ему даже никто ни разу не загудел. Теперь самая любимая часть дороги. По левую руку шла зелёная полоса – недавно посаженные липы на сочном зелёном газоне, а за ними на холме возвышалась красивая новостройка приятного бежевого цвета. Чуть подальше, впереди, уже был виден кусочек его дома – бело-голубой шестнадцатиэтажки.

Торопиться домой совсем не хотелось, и он даже подумывал посидеть ещё немного во дворе – погреться на солнышке, подставив лицо тёплым лучам и вдыхая любимый запах свежескошенной травы. Так всё в кайф! Хорошо было бы до старости запомнить сегодняшний день, чтобы дорога домой всегда ассоциировалась с весной, теплом и чуть уловимым медово-травяным запахом. Надо обязательно описать сегодняшний день в дневнике!

Проходя мимо остановки, он традиционно чуть повернул голову вправо, чтобы посмотреть на своё отражение в стекле, но так, чтобы при этом никто не заметил его приступа нарциссизма.

Ба-бац!

Смотри, куда идёшь! Что это?

Камень под ногами, что ли? И темнее сразу стало… Какая же жгучая боль в коленях.

Содрал кожу капитально.

Руки, надо бы проверить руки, на них же приземлился…руки… где…

Вот засада, картинка перед глазами прыгает, как заведённая… Не поймать никак руки, всё равно что фокус сбили… Там, небось, царапины и кровь.

Но запах цветов всё меньше уловим, и солнце тускнеет… Машины все уехали, совсем не слышно, как едут…и куда… да… ааа…

Ноющая тяжёлая боль разлилась по левой руке и ударила прямо в мозг. Марк пытался удержать в памяти своё последнее видение, но оно ускользало, как песок сквозь пальцы. Картинка разорвалась на куски, образы, слова, повторяющиеся звуки и, наконец, исчезла совсем, оставив перед глазами только реальный мир.

Буро-зелёное небо, ветхие полуразрушенные дома с выбитыми стёклами. Под ногами только сухая грязь и пыль. В воздухе запах гари и ядовитых выбросов с фабрик. Старые опоры линии электропередачи стоят, как кресты над могилами, а по земле тянутся чёрные провода. Вдалеке виднеется старая железнодорожная станция, не использующаяся уже сорок лет. Никого вокруг нет. Никаких деревьев, никакой весны. Доброе утро.

Марк сидел на дороге, уставившись на ладони. Из серой стоптанной земли торчал окаменевший кусок асфальта.

«Вот обо что споткнулся», – заметил он про себя.

Брюки все изгваздались, штанина на правой ноге была порвана, и из дырки виднелась кровавая царапина, покрытая сухой серой грязью.

– Ну, за что мне достался в родственники такой кретин?.. Черт побери, почему нельзя ни один важный день провести правильно? – Марк увидел сидящую невдалеке от него свою сестру Геру, которая даже не смотрела в его сторону. Она положила под попу свой старый истёртый портфель и, сидя на нём в позе мыслителя, задавала себе обречённым голосом бесконечный ряд риторических вопросов. – Что происходит у дураков в башке? Как в моей семье мог появиться этот полудурок? Я не понимаю…

Сестра Марка, помимо своей выдающейся правильности и заносчивости, отличалась от него яркой, ему даже казалось кричащей, внешностью. Гера была одним из тех родившихся после катастрофы существ, которые внешне уже отличались от обычного homo sapiens – вытянутое лицо, лишенная волосяного покрова голова, большие зелёные глаза и очень светлая сероватая кожа. Этих отличительных черт ей показалось мало, и она украсила себе лоб и темечко татуировкой в виде тонкого ажурного узора. Гера была младше Марка на два года, но так исторически сложилось, что она выполняла все функции старшей сестры.

Марк встал, отряхнул брюки и с извиняющимся видом подошёл к Гере. Подал ей руку, но она, демонстративно не глядя на него, встала с земли и быстро пошла вперёд.

«Отличное начало учебного года, просто гениальное. Молодец, Марк», – пробубнил он еле слышно себе под нос.

С сестрой он не виделся всё лето и очень надеялся, что после такой долгой разлуки в Гере проснётся хоть капля сестринской любви. Тем более за каникулы Марк сильно возмужал, даже стал более уверенным в себе, и Гере теперь должно было быть не так унизительно идти с ним от дома до школы. Но сейчас всё потеряно – из-за этого треклятого приступа, они опаздывают на торжественное начало учебного года.

Всю дорогу до школы Гера усиленно делала вид, что Марка рядом не существует, но периодически из её уст вырывалось сдавленное ругательство:

– Твою ж мать, последнее в нашей жизни первое сентября… и провафлить…вот козлина тупая…

Она шла всё быстрее, поглядывая каждые двадцать секунд на наручные часы – трофей с первой вылазки их отца.

– Придушила бы собственными руками…, – всё не унималась она, – уже семь минут пропустили!

Гера ускорилась так, что Марк за ней еле поспевал. Наконец, вдалеке послышался галдёж детей, чьи-то радостные визги и весёлый смех. Из-за поворота показалась школа.

До войны это было стандартное здание, напоминающее с высоты птичьего полета букву «П», но после попадания снаряда в левое крыло, школа стала больше похожа на перевёрнутую букву «Г». Обшарпанное здание неясного цвета сегодня было украшено грязной красной растяжкой сорокалетней давности с серыми буквами «1 СЕНТЯБРЯ – ВСЕМИРНЫЙ ДЕНЬ ЗНАНИЙ». Обрушенное левое крыло демонстрировало скелет здания и внутреннюю обстановку остатков классных комнат: облупленные зелёные стены и заколоченные во имя безопасности любопытных школьников двери. На земле под всем этим лежала куча крупных обломков, и торчали куски арматуры.

Как только брат с сестрой поравнялись со спортивной площадкой, где за ржавыми турниками простиралось футбольное поле с вытоптанной серой землёй, Гера сбавила темп и чинно пошла к школе, даже позволив Марку её догнать.

Из общего гула уже можно было различить отдельные слова и фразы.

– Эй, старик, подваливай сюда! Ну, красааава, брудо! Ухты, новый партак!

Это крутые общаются. У Марка внутри всё съёжилось. Как бы он ни возмужал за лето, он не может так же подойти к кому-нибудь из одноклассников, хлопнуть по плечу и назвать «стариком» или «красавой». И ему такого никогда не скажут. Что-то внутри мешало ему расправить плечи, что-то стальными когтями сдавливало дыхание и опускало голову, когда рядом появлялись люди.

И чем ближе они были к толпе школьников и родителей, тем сильнее становилось это ощущение сдавленности и страха. Тяжёлые дымные тучи над головой, казалось, опустились ещё ниже, будто желая пригвоздить бедного парня к асфальту. Марку очень не хватало общения, он соскучился по знакомым лицам, но за лето он нафантазировал себе совершенно другое первое сентября! Он должен был чувствовать себя уверенно! И малявки должны были почтительно на него поглядывать. Но чем ближе к школе он подходил, тем больше в его голове всплывало воспоминаний об унижениях и одиночестве. Марку очень захотелось спрятаться за сестру, и он интуитивно шёл немного позади неё, очень стараясь не отставать.

Во дворе школы директор заканчивал речь. Абсолютно лысая девочка с огромными глазами сидела на плече у выпускника и радостно улыбалась беззубым ртом. Когда директор закончил говорить, первоклашка зазвенела в старый ржавый колокольчик, а старшеклассник понёс её по двору школы, заполненному школьниками всех возрастов.

Школьный двор был разделён на квадраты, и каждый класс должен был стоять в строго отведённом для него месте. Ближе к крыльцу стояли младшеклассники, дальше всех должны были располагаться выпускники. Но квадраты десятиклассников по традиции пустовали. На месте стояли только старосты с табличками типа «10А» и «10Б» и пара-тройка сочувствующих им друзей.

Тигран, староста их, Марка и Геры, десятого «Б» вымахал за лето просто невозможно! И если бы не короткие брюки и не старая узкая футболка, из которых он вырос ещё в прошлом году, он выглядел бы очень даже внушительно. Его роду вообще везёт с физической формой, с рождения.

Марк с Герой подошли к своему классу, поздоровались со всеми учителями и поздравили их с новым учебным годом. Химоза обняла Геру, аж чуть не плача. Конечно, сестра ведь отличница, подлиза. Это Марка можно не замечать, несмотря на то что химия – его любимый предмет и он всегда выполнял лабораторки правильно и быстро. Ну, и ладно, хорошо смеётся тот, кто смеётся последний!

Гера, улыбаясь, пошла к своим друзьям, которые стояли позади и всем своим видом показывали, что они взрослые и первое сентября с его квадратами их мало волнует. Марк пошёл за ней. Сестра с воплями и визгами кинулась обниматься со своей лучшей подругой Насей.

Ох, Нася…. Марк блаженно заулыбался, глядя на подружку сестры.

Нася очень милая. Самая добрая и красивая девушка на всей земле. Так как всех жителей Москвы Марк уже видел, а весь остальной свет погиб, это можно утверждать со стопроцентной уверенностью. Нася всегда разговаривала с Марком, улыбалась и никогда его не обзывала. Она была воплощённым светом – крупные и лёгкие кудряшки белокурых волос, почти абсолютно белых, светлая кожа, красивые серые глаза и маленький кукольный ротик. Вся такая нежная, тоненькая, хрупкая в своём светло-голубом платье до колен. И имя такое красивое – Нася.

Нася, улыбаясь, попросила Геру не так усердствовать с объятиями – спина болит. Она повернулась и откинула на бок волосы, демонстрируя открытую спину. У Марка перехватило дыхание. На нежной голой спине Наси красовались крупные розовые цветы.

– Вчера только Тёма закончил, ещё рано о результате судить. Он сказал, сначала зажить должно, – прокомментировала Нася, глядя через плечо на реакцию людей.

– Ну, детка. Это просто АХРЕНИТЕЛЬНО. Что я могу ещё сказать. Вэлкам ту зэ клаб, как говорится, – с деловым видом резюмировала Гера, поглаживая свою татуированную голову.