Дети Времени всемогущего

– Ну так за китарой бы сходил. Не даром же всяких спасать!

– А потом куда? На галеры?

– Там бы остался. У моря, с должником, с китарой… Песенки бы пел… В Велоне хорошо, даже зимы нет.

– А петь кому прикажешь? Макрели? Физулл этот скучней мидии. Всё ему не так и будет не так, пока подружку не заведёт… Вот я и ляпнул, что не могу идти – невеста у меня. Даже имя назвал. Агапе. Сам не знаю, как в голову пришло, ведь не было с ней ничего! После – было, и как лихо, а тут только звёзды и пособирали…

– Ну и шёл бы к тем, с кем было, сюда-то зачем?

– Спроси что полегче. Болтаться в Стурне я не мог: с Физуллом мы не первый день пили, не прятались, а страже мышей ловить надо. Убрался от греха подальше, а как сюда занесло, сам не понял. Красивая она всё-таки…

– Красивая, – подтвердил фавн, – потому и жалко… Угробишь ты её.

– Не люблю предсказаний, особенно таких, – прикрикнул Марк. – Совсем не люблю, да и врёшь ты… Все фавны врут.

– Много ты фавнов видел.

– Ты – третий, и все врут.

– Ну так вали к конягам! Они врать не умеют.

– Зато дерутся. Когда про титанов слышат… И про вас.

– Ясное дело! Хотели во дворцы, а угодили из царской конюшни в мужичью, вот и бесятся. А не предавай!

– Вы лучше, что ли?

– Мы не лезли в чужие дрязги, – с достоинством объявил фавн. – Мы были, как ты сейчас, потому я с тобой и вожусь. Так точно женишься?

– Точно. Девушки любят свадьбы, так что будет Агапе свадьба.

– А счастье будет? Ей ведь счастье нужно, а из тебя счастье, как из меня коняга! Шёл бы ты лучше отсюда.

– Шёл бы? Вот заладил – «шёл бы к тем», «шёл бы к этим»… И что это ты меня все время выпроваживаешь, а? Никак слёзки утирать собрался?

– Дурак ты! – Фавн опять принялся рьяно чесать ногу. – Тебе назло она со мной не станет, а не назло не станет ещё больше… Говорю же, жаль мне её. Очнётся на соломе, рядом – ты. Без песен, без штанов, и лето кончится. Выпьем?

– Выпьем. А лето как кончится, так и начнётся. Не бойся, я её не обижу.

* * *

Карпофор предлагал за невесту семь сотен стурниев, Марк положит перед отцом семьсот пятьдесят. Двести пятьдесят останется на свадьбу и дорогу, или просто на дорогу, если певцу откажут. Тогда они уйдут, передав выкуп через храм и уплатив пошлину, как делают все, кто женится без согласия родителей, назвав себя «детьми императора». Это дешевле свадьбы: за «пчёлок»[9 - «Пчёлками» в обиходе называют скреплённый печатью с императорским Роем документ, что-либо официально удостоверяющий.] писцы берут не больше пятидесяти, но Агапе не хотела ссоры, она так и сказала Марку, провожая его на ярмарку за подарками. Дома пока ничего не знали, но девушке казалось, что её отпустят. Наверное, из-за Ночки, родившей лучшего в мире жеребёнка, и потом, когда Марк пел, мать с бабушкой плакали, а отец… Отец тёр глаза и клял чадящий очаг, а тот совсем не чадил…

Что-то шлёпнулось на кровать. Абрикос. Зелёный и жёсткий… Агапе вскочила и высунулась в окошко. Марк! С ума сошёл!

В доме спали, так спокойно спят лишь перед рассветом, Агапе тоже бы спала – мешало счастье. Тормошило, нашёптывало что-то странное, тянуло в поля и дальше к заветному бересклету. Марк здесь, они могут встретить рассвет, но если впереди сотни рассветов, один можно и отдать. Сейчас нужна осторожность… Девушка приоткрыла дверь в летнюю кухню. В углу сверкнули жёлтые глаза – кошка караулила крысу.

– Быстро же ты проснулась! – Марк чмокнул Агапе в щеку. – Опять подслушивала? За сколько стадиев?

– Нет, – невольно рассмеялась Агапе, – не подслушивала, просто не спала… А потом упал абрикос.

– Абрикос, виноград… Завтра обстриги, что хочешь, и соберись. Вечером я тебя уведу.

– Почему? – не поняла Агапе. – Мы же…

– Не выходит у нас как у людей. Делай со мной что хочешь, но твой кошель я потерял.

– Потерял? – переспросила девушка и почему-то села. – Как?

– Спёр кто-то, а может, я сам посеял. То ли деньги дурные, не впрок, то ли богиня дорог вранья не хочет… Ничего, хлеб и мясо я всегда добуду! И голой ты у меня тоже не останешься.

– Значит, потерял…

– Сказать, что счастье не в деньгах, или сама догадаешься?

– Не в деньгах… Конечно… Ты хочешь, чтобы я ушла с тобой?

– А ты думала! Пойдём в Ионнеи, давно хотел там побывать… Быстро пойдём, нас не найдут, что-то у меня есть, на мулов и еду хватит, а петь поблизости я не буду.

– Марк, – сердце провалилось куда-то вниз, но она должна это сказать, – так нельзя… Я уйду, они останутся… Отец с матерью тогда совсем… А сёстры… Скажут, что они такие, как я, а бабушка… Она хочет, чтобы все было хорошо, она не понимает, что мне не надо как у них! И как у Елены – не надо… Пусть дома думают, что мы, как положено… Это ведь не ложь, когда от неё всем лучше… Мы должны пожениться и уехать в повозке хотя бы до поворота, чтобы… Чтобы на сёстрах не повисло, что… Что я сбежала с бродягой!

– Ну и что? Ты любишь бродягу, бродяга любит тебя. Мы ничего не крадём и никого не обманываем. Пусть сидят в своём курятнике, пусть им будет хорошо…

– Да не будет им хорошо! Понимаешь, не будет! Я уйду, а они… Это хуже заразы… Больной не виноват, беда и беда, а тут всё из-за меня… Сёстрам замуж не выйти, разве что отец друзей вызовет, таких, как он… Старых… Пьяниц…

– У тебя никакая сестра не сбегала, тебе весело жилось? Станет плохо, улетят… Как ты, как я… Думаешь, у меня родни нет? Как бы не так! Полдеревни родственничков, один другого почтенней… Ничего, ушёл!

Марк не понимал! Не понимал, и всё, а она не могла объяснить. И подлой быть не могла… Осенью, когда её трясли и раздевали, она бы все бросила, но потом была Елена у оврага, козлоногий с его песенкой и отцовским вином, правда о матери… Мать стала такой не по злобе, она была несчастна, потому и плакала у ограды, и отец… Как он кричал, что не даст продать дочку, а дочка возьмёт и сбежит… На радость Елене и сплетницам у источника, а ведь сестрёнки уже вовсю крутятся перед зеркалом. Бабушка ворчит, что дурёхи лицом в отца, и это так и есть…

– Я… Меня берут замуж и так, а вот сёстры…

– Ещё б тебя не брали! Занеси к вам императора, он бы шмякнулся к твоим ногам. Даром что лысый.

– Ты не хочешь понять…

– Да понимаю я всё! Свадьба, наряд, цветы в косах… Я тебе цветы каждую ночь рвать стану. Знаешь, какие в Ионнеях розы?

– Не знаю. Марк, я не пойду с тобой. – Обычно слёзы текли из глаз сами, а сейчас как отрезало. Вот грудь чем-то сдавило, и виски тоже.

– Ну, было бы предложено. Умолять не стану, только вором не считай. Не брал я твоих денег.

Теперь ещё и в горле горит, или не в горле, а ниже? Агапе вздохнула, но словно бы не до конца.

– Уходи. – Она будто тонула изнутри, но глаза оставались сухими. – Увидят.

– Пусть. Вот ведь… Говорил же козлоногий, что не сладится, и не соврал. Предсказатель…

Агапе не дослушала.