Страх. Детектив на один вечер

Страх. Детектив на один вечер
Вера Клаусова

Начинающая, но уже модная писательница детективных романов приезжает в свой бывший загородный дом, чтобы в одиночестве работать над очередной книгой. Как вскоре выясняется, ее одиночество оказывается иллюзорным…

Страх

Детектив на один вечер

Вера Клаусова

Месть лучше всего подавать в холодном виде

    Эжен Сю, «Матильда»

© Вера Клаусова, 2016

ISBN 978-5-4483-3943-1

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Глава 1

Скромный дневной свет, пробивающийся сквозь густые ветви, превращал темно-коричневую опавшую листву бучины в нечто, напоминающее цветом и матовым блеском выцветшее красное дерево. Верхний слой листвы, уже вполне сухой, мирно шелестел под колесами, но Вера хорошо знала, что под ним скрывается скользкая осенняя грязь. Она ехала осторожно, больше всего опасаясь попасть в разъезженную колею, глубокую и предательскую. Попадешь в нее – останешься торчать тут навеки.

Выехав на лужайку, она повернула машину направо и остановилась у огромной поленницы, на границе с соседским участком, где почва была, казалось, немного посуше и потверже. Выключив мотор, посидела немного, не выпуская из рук рулевое колесо.

Вокруг простиралась девственная природа Шумавы, лесного края на юге Чехии. Неяркая осенняя красота, словно картина художника-дальтоника в серых, коричневых и ржаво-красных тонах. Небо опрокинулось над ней как тонкая чаша светло-голубого стекла, сквозь которую проглядывало солнце, бессильно повисшее на нижних ветвях голых берез.

Леса и леса, насколько хватало глаз. Зеленый занавес елей, дубовые и буковые перелески, ореховые заросли. Целая Вселенная в миниатюре – на первый взгляд, безлюдная, но на деле полная скрытой жизни.

Вера машинально улыбнулась, и с ее губ слетел короткий вздох облегчения и… да, пожалуй, и счастья. Пришло время сделать шаг назад и наконец-то попытаться разобраться в своей жизни. В первый и последний раз.

Дом выглядел заброшенным – застывшим в немом укоре, как всегда, когда к нему возвращались после долгой отлучки. Запущенный сад, газон, весь усыпанный сухой листвой, высокие засохшие остатки каких-то цветов на клумбах, торчащие к небу поломанными копьями. Ничего другого ждать не приходилось, но Вера все же почувствовала нечто, похожее на мгновенный укол разочарования. В ее представлении дом и сад пребывали в вечном, нескончаемом лете, в веселых зарослях травы, щебетании птиц и кипении жасмина.

Пора бы ей стать мудрее. Такова уж жизнь, ничего не поделаешь. Лето сменяется зимою – вечный закон природы.

Старые садовые качели отслужили свое и валялись в траве, выбеленные долгими дождями, точно кости воина на поле боя. «Видно, Станда тоже не приезжал сюда целую вечность», подумала Вера. И дом, оставшись без хозяина, ветшал, понемногу разрушался, но терпеливо ждал – днем и ночью, под солнцем, снегом и дождем. Словно брошенный пес.

Она достала ключ и отперла входную дверь. В ноздри ударил хорошо знакомый затхлый холодный воздух, смешанный с самыми разными запахами, воздух старого деревенского дома. Удивительно, подумалось ей, он точно такой же, как в тот первый день, почти пятнадцать лет назад, когда она впервые переступила порог этого дома, вечный, как воспоминание о детстве. Запах соломы, и дегтя, и керосина, и плесени, и чего-то еще неопределенного, возможно, старого дерева, и дряхлой обивки, и мышей. Запах одиночества.

Она впервые осознала, что теперь она совершенно одна. Наверное, странно, но это открытие наполнило ее гордостью, как будто то, что она отважилась сюда выбраться, что-то доказывает. Вероятно, просто то, что она, наконец, стала взрослой.

«Долго же это длилось», машинально подумала она. Этот процесс взросления. Но теперь все позади. Доказательством тому было то, что она приехала сюда одна, чтобы остаться наедине с собой в большом старом доме, вдалеке от людей. Ближайший дом стоял, правда, всего в сотне метров, и принадлежал их соседу, зубному врачу, тому самому, который сложил великолепную поленницу, но тот уже тоже не приезжал сюда, видимо, довольно долго. А с противоположной стороны, примерно в полукилометре, стояла заброшенная ферма, где много лет никто не жил, с полуразвалившимся хлевом и мощеным двором, заросшим крапивой. Усадебный дом еще держался, если не считать того, что все окна были давным-давно выбиты. До ближайшей деревни было километров пять, но и там осталось жить всего несколько человек.

Вера прошла через прихожую в кухню, безукоризненно убранную, но отмеченную печатью того же одиночества, лишь немного скрашенного вездесущими мышами, помет которых был разбросан по полу и на столе. Она оставила дорожную сумку и футляр с пишущей машинкой у двери и направилась дальше, осматривая дом. По пути она в каждой комнате включала электрические радиаторы, вспомнив при этом, сколько труда стоило заставить Станду создать в доме хоть немного уюта и комфорта. Станда упрямо хотел оставить дом в том же первобытном состоянии, каким он достался ему после смерти родителей. С дымящей дровяной плитой на кухне, кафельной печкой с камином в гостиной, чадящим керосиновым котлом в прихожей. И с допотопным газовым калорифером в спальне, которого она так боялась поначалу и которому так и не научилась доверять. Сколько раз она, бывало, тревожно просыпалась среди ночи, принюхиваясь к запаху газа и проверяя, не погасла ли горелка.

Устройство котла в прихожей так и осталось ей неведомо, и она решила пока что его не трогать. Котел тоже был в полном ведении Станды, как и большинство всех прочих, казалось бы, простых, но таких необходимых домашних мелочей. Оборотная сторона счастливого супружества. Муж колол дрова, разводил огонь в печи, чинил водяной насос и заменял электропробки в прихожей, а жена понемногу превращалась в беспомощную приживалку. «Осталось только дозвониться до службы спасения и пожаловаться на то, что я не умею растопить печку», подумала Вера с претензией на юмор висельника. А еще лучше – попросить найти мужчину, который сумел бы перекрыть водопровод на зиму и закрыть крышкой колодец скважины. Не говоря уж о том, чтобы прочистить дымоход, наточить ножи, поправить покосившийся ставень или… или достать из мышеловки мертвую мышь.

Стоп, остановила себя она, уж не собираюсь ли я… но тут же отогнала эту предательскую мысль прочь. К счастью, пока ничего такого не требовалось: радиаторы отлично грели, разгоняя холод и сырость, водопровод, кажется, Станда успел утеплить, да и до настоящих морозов пока далеко. Трубочиста и электрика всегда можно вызвать по телефону, ну, а мыши… мыши могут спокойно жить дальше в свое удовольствие.

Спальня под крышей дома, казалось, до сих пор хранила давно ушедшее лето: розовые обои, белые шторы с воланами, старинные кружевные накидки на кроватях и тюлевый кринолин на туалетном столике. Вечное, бесконечное лето, замершее словно букет сухих цветов на стене, лето как воспоминание о безмятежном, беззаботном счастье в сердцах влюбленных. Вера повернула выключатель электрического радиатора под окном и тут же заметила кучку дохлых мух на подоконнике. Мысль пришла сама собой, новая и неприятная. Тут уж бессмысленно звать на помощь.

Бог знает почему, но с детства все насекомые внушали ей необъяснимый, безотчетный ужас. Напрасно она сколько раз пыталась уговорить себя, убедить, что это глупо и смешно, изгнать из тайников души этот нелепый страх, но тщетно. Слишком уж глубоко он в ней укоренился. «Но не могу же я спать в комнате вместе с дохлыми мухами!», подумала она в отчаянии. С искаженным отвращением лицом она, отвернув голову и стараясь не смотреть, при помощи спичечного коробка смахнула мух в мусорную корзину. И проделав это, вздохнула с облегчением и гордостью, будто свершила нечто поистине героическое.

Со временем появятся и живые мухи, она это отлично знала. Сонные октябрьские твари, которые залезли на зиму в укромные щели, но теперь, сбитые с толку неожиданным теплом, проснутся, выползут наружу и будут бессильно летать кругами вокруг лампы, отвратительно жужжа. И уж расправиться с ними – ее задача. Так сказать, прямая обязанность взрослого, вполне самостоятельного человека.

Она обошла мансарду и спустилась по второй лестнице, крутой и шаткой, которую Станда соорудил сам из больших сланцевых плит, положенных на деревянные косоуры, но толком так и не привинченных. Поручень тоже был закреплен на скорую руку. Трудно сказать, когда Станда собирался завершить эту работу. Свой план, каким бы тот ни был, он оставил при себе.

Выйдя в кухню, она увидела у порога дорожную сумку и машинку – весь ее багаж. Самые необходимые вещи: бумага, белье и туалетные принадлежности, ничего больше. Старых свитеров, брюк, курток и сапог в доме было хоть отбавляй. Несколько лет она складывала в доме ненужные вещи, они наверняка лежали на том месте, где она их оставила. Станда не сумел бы избавиться ни от чего, что когда-то ей принадлежало. А теперь она может пользоваться ими, словно бы и не было тех десяти лет, словно она отложила их только вчера. Как будто бы ничего и не случилось за это время…

Мурлыкая себе под нос какую-то мелодию, Вера снова обошла нижний этаж, уже не торопясь. В доме понемногу начало разливаться блаженное тепло, холод и сырость отступали в дальние уголки. «Пожалуй, стоит разобрать вещи и отправиться в деревню за покупками», подумала она. Главное – запастись провизией, чтобы подольше не покидать дом.

Разобрав скудный багаж и разложив вещи по местам, она распаковала пишущую машинку и отнесла ее в «кабинет» – так Станда в шутку называл малюсенькую комнатку между прихожей и кухней, которую она с самого начала, как нечто вполне разумеющееся, привыкла считать своей.

На столе у окна она обнаружила записку с аккуратным почерком Станды:

«Здравствуй. Чувствуй себя как дома. В синей тумбе в прихожей тебя ждет сюрприз. Станислав».

«Сюрприз». Очень похоже на Станду. Видимо, он совсем не изменился за эти годы. Вера пошла взглянуть на то, что скрывалось в синей тумбе, готовая увидеть кольцо с бриллиантом или, по меньшей мере, бутылку шампанского.

Находка оказалось еще более удивительной; Станислав сделал очередную уступку цивилизации. В темноте ящика тумбы стоял новенький белый телефонный аппарат, скрытый от посторонних глаз, словно не желая быть на виду в неподходящей обстановке, нарушая стародавнее очарование деревенского дома.

Она сняла трубку и прислушалась к длинному, успокаивающему тону. Звук его будто шептал ей, что она не отрезана от мира, что на том, бесконечно удаленном конце провода есть люди, которые придут на помощь, если та понадобится, достаточно только несколько раз покрутить диск. Это давало приятное чувство безопасности.

Она поймала себя на том, что улыбается, вешая трубку. И тут же нахмурилась, недовольная собой. «Трусиха», упрекнула она себя. «Это только пустые слова, что ты стала взрослой. А на самом деле ты еще ребенок, который боится выйти в темный коридор» – «Ну, и что же? Пусть», ответил ей другой голос. «Пусть я испугалась, пусть дрожу от страха, пусть сердце сжимается от шорохов и скрипов, пусть я до смерти боюсь услышать в ночи чьи-то шаги – что из того? Все равно я тут останусь – ведь от страха не умирают! – и буду знать, что все эти шаги и вздохи существуют только в моем воображении. Короче говоря, я сама пошла на это. Да и вообще, достаточно пережить первую ночь, потом будет легче».

Она вернулась в кабинет и стала готовить себе рабочее место. Машинку она поставила на стол у окна, к столу вместо корзины для мусора пододвинула большой медный котел. Потом достала из сумки стопку писчей бумаги и папку с первыми страницами своего нового романа, который еще даже не имел названия, да и вообще существовал пока в виде неясных представлений в ее голове. Она очень надеялась, что если получит возможность работать в тишине и спокойствии, напишет по-настоящему хорошую книгу. Если, конечно, ничего не случится в этом заброшенном месте. А пока будет работать, постарается хорошенько обдумать, что делать дальше, чем заниматься и какой дорогой отправиться после того, как она покинет этот дом. И, скорее всего, уже навсегда.

Хотя… что тут может случиться? Что может помешать ей в работе? Болезнь? Она чувствовала себя вполне здоровой и в лучшей форме, чем когда бы то ни было. Депрессия? Тоска по людям? Одиночество? Или просто острая неспособность изложить свои мысли на бумаге? Конечно, с такой возможностью должен считаться любой писатель.

«Писатель». Вера снова произнесла про себя это непривычное слово. Она написала всего три тонких романа, фактически повести, и совсем не считала себя мастером. Может быть, когда-нибудь… Когда на ее счету будет книг десять, вот тогда можно говорить о том, что из себя представляет это занятие. Если это вообще произойдет.

Она закончила подготовку и только тут вдруг осознала, как голодна. Пожалуй, самое время отправиться в деревню. Дорога в местный магазинчик хоть немного отвлечет ее от невеселых мыслей и, главное, позволит запастись провизией.

Легким шагом она подошла к машине, глубоко вдыхая терпкий запах осени, убежденная, что поступила правильно, когда отправилась сюда одна, наотрез отказавшись от предложения Станды составить ей компанию хотя бы на первые дни.

Машина покорно ждала ее на лужайке как близкий, преданный друг. Она провела рукой по капоту, все еще тепловатому, и подумала: «Нет, я не одна. Не совсем одна».

В древнем уютном деревенском магазинчике в Местиште, который, вероятно, доживал свои последние дни перед тем как либо навсегда закончить свое существование, либо уступить место скучному стандартному торговому павильону, за прилавком, как обычно, сидела пани Тылова, в своем неизменном светло-голубом халате, только гораздо более седая и раздавшаяся в талии, чем раньше. Вера ее сразу узнала, как и та Веру. Пани Тылова расплылась в улыбке, привстала и протянула через прилавок пухлую ладонь.

– А, какие гости! – сказала она довольным тоном. Потом повернула голову и громко сказала куда-то вглубь:

– Бертик, иди посмотри, кто к нам пришел!

И тут же, оборачиваясь назад, почти на том же дыхании:

– А пан Клаус с вами? Мы его тоже не видели уже сто лет!

Вопрос был таким неожиданным, что Вера почувствовала, как краснеет. Почему-то это показалось ей обидным, и она ответила более резко, чем собиралась: