Нежный лед

В комнату вошел Николай Лысенков.

Глава 39

«Вероятно, произошла какая-то накладка. О, все понятно… Музыка началась до того, как канадский фигурист занял свою исходную позицию в центре арены. Сейчас он начнет программу сначала. Майклу Чайке восемнадцать лет, он питомец тренера Ларисы Рабин, его также тренирует хореограф Клаудио Кавадис. Музыка, вероятно, зазвучит снова через пару секунд. Чайка выступает под музыку композитора Арама Хачатюриана».

«Это комментатор CBC, – сообразила Нина. – По внутреннему радио ледового дворца, видимо, транслируют репортаж… Когда своих объявлений нет».

Если б Нина могла удивляться, она бы очень удивилась тому факту, что в ее теле, залитом до краев тяжелой расплавленной болью, где-то еще могут размещаться мысли. Но мысли были. Был слух, раз она слышит музыку и голос радиокомментатора. Даже зрение имеется, но странное. Глаза ее полузакрыты, она видит происходящее так, будто подглядывает в узкую щелочку. Несколько раз к ней наклонилось лицо Ларисы, а потом появилась голова седого жлоба Лысенкова. Потом, много позже, темнокожее женское лицо, молодое и милое. Голосов Нина больше не слышала, совсем. Голоса размазались, растворились в музыке. Наверное, если б захотела, она могла бы сфокусироваться на голосах. Но она не хотела. Музыка лучше.

Глава 40

…Адажио Хачатуряна звучало над большой ареной Калгарийского Ледового дворца. Адажио Нининого счастья.

Майкл слышал выверенную до секунд музыку. До секунд? Каждый фрейм, тридцатая доля секунды, был учтен. Каждое движение просчитано, продумано, отрепетировано до автоматизма. И вот он на арене. Восемнадцатилетний гладиатор без гладиаторского меча и ясно обозначенного противника.

Мать – с Ларисой. Лариса ее не оставит. «Скорая», наверное, уже прибыла…

Майкл пропустил заход на двойной сальхов! Альты уже кончались, уже флейты звучат. Окей. Выполнит элементом меньше. Следующее… А что следующее?! О боже, он забыл!

Майкл катал программу из рук вон плохо. Пропускал элемент за элементом. Первые секунд двадцать пять – тридцать – очевидный провал. Клаудио почернел, вцепился в бортик. Смотрел грозно, как голодный орел в зоопарке, с ненавистью. Метнул взгляд в опоздавшую к началу Ларису.

– У Нины сердечный приступ. – Лариса задыхалась от бега. – Я ее с Николаем Лысенковым оставила… «Скорая» сейчас будет…

Клаудио выругался.

«Двойной тулуп на три буквы… дорожку прополз в параличе, о вращении даже не вспомнил. Уйти. Зачем мелькать на телеэкранах мира в связи с таким оскорбительным провалом?

Клаудио повернулся и решительно шагнул в сторону кулис. Прочь с тренерского мостика!

«Пусть Лариска сама за своего недоросля краснеет. Чайка – ее фигурист, а я только приглашенный хореограф. Этот позор не имеет ко мне никакого…» Додумать он не успел. Зал охнул, будто на льду разорвалась бомба. Майкл приземлял какой-то роскошный прыжок, начала которого Клаудио не видел. Осанка Майкла изменилась, голова была так гордо и так красиво поднята над простертыми в торможении руками, что Клаудио чуть не вскрикнул от изумления!

Этот молодой бог, Аполлон из Эрмитажа, вдруг оживший и материализовавшийся в дремучем заснеженном Калгари, Майкл Чайка? «Еще только флейты, – почему-то с испугом подумал Клаудио. – Сейчас начнутся трубы…»

Лариса не дышала. Во рту сухо, как в пустыне, низ живота сейчас разорвется от страха. Прямо здесь, на тренерском мостике. Что случилось с Майклом? Это не Майкл. Его подменили. «Еще только флейты, – Лариса вжала голову в плечи. – Сейчас начнутся трубы…»

Глава 41

Выступление неприятного ему Майкла Чайки Крис Синчаук смотреть не стал – надо же когда-нибудь и перекусить, к тому же в кафетерии можно запросто слушать трансляцию. Музыка над ледовой ареной не должна глушить зрителей, но слышна должна быть идеально. Новая стереофоническая система ледового дворца Калгари – предмет несомненной гордости Canadian Skating Union и его, Криса, личная заслуга. Прекрасное звучание! Но музыка у этого Чайки какая-то странная. Слишком уж европейская и в то же время… какая-то арабская, что ли?

Приземляясь во вращение, Майкл проплыл надо льдом лишних полкружочка. Низенько-низенько так проплыл, сантиметрах всего лишь в сорока. Нежно погладил сиреневый звук. Странно, как такое возможно? Но вот погладил же… Может быть, это сон?

Майкл взмахнул руками, запрокинул голову, взлетел! Воздух вокруг него изменился. Стал плотнее и словно дышал. Воздух был живой. Воздух был частью самого Майкла. Или наоборот? Это Майкл стал частью воздуха? Слился с ним, растворился в нем… Нет, не растворился. Тело Майкла на месте и не изменилось. Просто… Майкл теперь может летать!

Трубы. Мелодия гладиатора. Могучая мудрая сила. Спокойная мужская грация. Клаудио говорил: «Апофеоз мужественности». Пожалуйста, получайте апофеоз. Четверной сальхов! Мало? Четверной тулуп! Мало? Четверной лутц! Чем еще порадовать судей? Парочка риттбергеров, парочка флипов. Все четверные – других не держим. И на закуску – четверной аксель! Пять с половиной оборотов. Пять. С половиной. Оборотов.

Глава 42

Четверного акселя не существует в природе. Этот прыжок будут называть четверной Чайки. Chayka`s Quadruple. Нет, не квадрупл – квинтрупл! Оборотов-то пять… Вот здорово! Еще раз! И еще!

Трубы стихают. Вместо них уже вступили струнные. О, Майкл знает, что его ждет впереди. Скоро литавры. Очень, очень скоро. А до них короткая бездонная пауза. Пропасть…

Вот оно, невозможное томление звуков, терзающее главную тайную тему. Отпустите меня, звуки! Не вяжите по рукам, не тискайте хрупкую мечту в ваших липких объятьях. Тайна мира вам все равно не откроется, не просите… Осторожно! Не спугните блаженства, то есть божества…

Сейчас остановится сердце. У Майкла, у зала. Вот она, пропасть. Та пауза между скрипками и литаврами, которой Майкл так ждал. Чем наполнить ее, несущую в себе код бытия?

Абсолютно вертикально Майкл входит в квадрупл Чайки и… литавры!

Зал встал! Аплодисментов не было. Богам не аплодируют. Едва приземлившись, Майкл снова взлетает. Теперь он летит в совершенном шпагате, словно нарисованном! В это невозможно поверить… Если не видеть… Но тысячи людей видят сейчас это чудо! Десятки телекамер это чудо снимают! Секунды кажутся вечностью…

Лезвием конька Майкл касается льда. Приземляется. Он стоит в точном геометрическом центре огромной арены. Бескрылый ангел. Восставший раб. Спартак.

Адажио – мелодия любви – отзвучало.

Шквал аплодисментов превысил все расчетные нормы. Из-за резонанса своды ледового дворца вполне могли обрушиться, но чудом устояли. Этого чуда никто, кроме дежурного инженера по технике безопасности, не заметил.

Глава 43

«На дорогу уйдет не меньше трех минут», – соображал Майкл на поклонах. Пока бежит по коридорам, пока открывает тяжелые двери. Даже, может быть, почти четыре минуты уйдет, учитывая, что коридоры не пусты. Долго, слишком долго! Лариса? Каким образом здесь Лариса? Гневом свело скулы. Сука! Все-таки оставила мать одну.

Овации, лица, вспышки камер… Чьи-то руки его цепляют, он – в центре плотной восторженной толпы. Рывок! Извиниться можно и потом.

В незачехленных коньках, всех и вся расталкивая на пути, Майкл несется в гардеробную. Сзади топот ног. Какая разница, кто там сзади? Какая разница, что они кричат ему вслед и чего хотят? Мистер Чайка! Майкл! Мишенька! Все потом.

У входа в гардеробную – молодой парамедик. Слава богу, значит, «скорая» уже здесь.

– Стойте! Входить никому нельзя…

Огромный на коньках, Майкл отодвигает парамедика, как ветку в лесу, открывает дверь… На него смотрят мертвые глаза Нины. Он сразу понял, что мертвые. Он понял это еще в коридоре, но не хотел себе верить. Он понял это еще на льду, но не хотел себе верить. Он знал это еще тогда, когда Лариса выталкивала его из гардеробной, но не хотел себе верить. Когда бежал на арену, когда ступил на лед, когда пытался катать программу и не мог, когда воздух вокруг него стал плотным и живым. Он знал, он понимал! Но не хотел себе верить. И вот теперь уже больше невозможно не верить. Игры в прятки закончились. Пришел конец.

Коленки подогнулись, ноги мелко-мелко затряслись. Он упал бы, но чья-то сильная рука его поддержала.

– Спокойно, парень.

Майкл спокоен. Присел, обнял Нинину голову.

– Закрой матери глаза.

Майкл закрыл.

После выступления всегда не хватает воздуха, как после очень быстрого бега. Надо глубоко дышать.

Надо? Кому надо?

Глава 44

«Невероятно! Это сенсация! Каждый, кому посчастливилось быть свидетелем этого фантастического триумфа молодого канадского фигуриста, не забудет этого никогда!» – радио и телекомментаторы на всех языках мира кричали одно и то же. Судьи, уткнувшись в мониторы, еще и еще раз, не веря собственным глазам, просматривали ключевые моменты выступления Майкла. Оценки были выставлены только через четверть часа – ввиду полнейшего сумбура мнений. Как подобное оценивать? Четверной аксель, который для простоты коммуникаций сразу несколько судей, не сговариваясь, нарекли квадруплом Чайки, вообще не имел оценочного эквивалента. А как прикажете оценить непостижимый финальный шпагат? Оставить невероятную продолжительность за скобками? Не заметить? Так же, как и очевидную замедленность, а потому еще большую контрастность всех движений?

После объявления оценок, самых высоких в истории одиночного фигурного катания, был назначен получасовой перерыв. Людям нужно было успокоиться. Вернуться с небес на землю.