Нежный лед

Элайна смотрела на сына. Она могла бы смотреть на его лицо еще час, и два часа, и сто часов подряд. Никогда прежде у нее такой возможности не было, только в его раннем детстве, но тогда надо было за ним горшки выносить, попу ему мыть, с ложки его кормить. Этого от нее требовали все вокруг: от социальных работников до потрясенной Элайниным пофигизмом матери. А Элайне-то самой всего пятнадцать лет было! Только младенец уснет, она… шмыг и прочь из дома. Очень сильно погулять хотелось. Непреодолимо! Она в ту пору очень любила рассуждать о несправедливости. Почему мужчинам и женщинам за одно и то же разное наказание? Мужчинам ничего, а женщинам или рожать, или аборт делать. Тогда Майкл был ее позором и обузой, а сейчас… Сейчас она гордилась! Это ее сын – знаменитый и великий!

Гордости Элайна никогда прежде не испытывала. Оказалось, это упоительно! Ах, какая Элайна молодец, что украла у Клода кокаин и примчалась сюда, в Калгари. Теперь она и «при товаре» – считай, что при деньгах, – и при сыне-чемпионе!

– Когда я у матери спрашивал, кто мой отец, она мне всегда одно и то же отвечала… – тихо начал Майкл.

Элайна перебила:

– У бабушки… Не у матери, а у бабушки своей ты об этом спрашивал. И я знаю, что она тебе отвечала. Одно слово. Коротенькое такое словечко: «Я». Вроде как в шутку все оборачивала. Правильно?

– Правильно…

– Мне она то же самое отвечала, когда я ее спрашивала, кто мой отец.

– Ты… тоже не знаешь?

– Абсолютно.

– А кто мой отец? Ты-то мне можешь ответить?

– Майкл… миленький… прости меня, пожалуйста… я не могу тебе ответить…

– Здесь тоже какие-нибудь мафиози замешаны? Мартины Ивы?!

– Нет-нет, что ты! Я просто… не знаю кто.

Глава 64

Он вскочил, опрокинув стул, Аксель немедленно на него залаял, громко и скандально. Предатель-кобель был уже не на его, Майкла, стороне, а на стороне этой суки!

Майкл грохнул об пол стеклянную кружку, из которой пил. Кружка не разбилась – крепкая. Поднял стул. Сел. Сказал, не глядя Элайне в лицо:

– Рассказывай.

«Дежавю!» – пронеслось в голове у Элайны. От внезапного поворота разговора, от волнения ее вдруг затошнило. Восемнадцать с половиной лет назад был точно такой же разговор: она пыталась объяснить случившееся Нине. Тошнило скорее от страха, чем от токсикоза беременности.

И вот вместо матери допрос учиняет сын. Ему тоже нужны подробности, которых нет. Элайне решительно нечего рассказывать. Ну, нечего! В декабре тысяча девятьсот девяносто четвертого в монреальском Чайна-тауне был веселый праздник. Она забеременела. Все.

Для Элайны, может быть, и все, а Майкл каждый день видит в зеркале лицо довольно красивого азиата. Элайна говорит, отец был из группы гонконгских школьников, приехавших в Монреаль на рождественские каникулы. Попрактиковаться в языке.

Взять и поставить свою рожу в Интернет с надписью: «Ищу отца!» Гонконг – не Китай, там народу не так уж и много…

Элайна ушла спать. Майкл уступил ей свою спальню, сам перебрался в материнскую. Она просилась в Нинину, но… Не обсуждается.

Глава 65

В половине двенадцатого ночи без звонка и видимой причины явились Лариска и Клаудио. Ясно… зачем. Лариска хотела оправдаться, хотела, чтоб Майкл ее понял и простил. Она же никак не могла ожидать, что сердечный приступ настолько серьезен! И так далее и тому подобное. Лариса горячилась, Майкл – нет.

– Ты понимаешь, что ты ее убила тем, что с Лысенковым оставила?

– Глупости!

– Мне плевать, что ты думаешь. Мне вообще на вас обоих плевать. Лысенков – преступник, он убил мою маму. Я эту тайну распутаю.

– Миша, ну что ты такое несешь… Ты-то не будь сумасшедшим, как… – Лариса осеклась на полуслове.

– А я и не знал, что паранойя может передаваться по наследству. – Клаудио взял со стола мандаринку, подбросил и поймал.

Он смотрел на Майкла с вызовом. Остановить процесс в зародыше – лучшее, что можно придумать. У мальчишки явно поехала крыша. Не выслушивать же, кивая, бред сумасшедшего?

– Миша, что это? – Лариса подняла палец, прислушиваясь. Из спальни Майкла раздавался легкий, но явный человеческий храп. – Кто у тебя?

Майкл тоже прислушался. Действительно храп!

Он рассказал про Элайну. Пришла тут одна… его настоящая мама…

Лариса кричала, что Элайна – обыкновенная мошенница-самозванка! Клаудио язвил, советовал Майклу стать писателем – писать детективы, в которых фигурируют зловещие мафиози и кровожадные вампиры. Или любовные романы, в которых пятнадцатилетние девочки сплошь рожают близнецов.

Будить Элайну Майкл не позволил, пожалел.

Глава 66

Россия. Москва

– Уважаемые коллеги, прошу вас обратить внимание на очевидные факты. – Главный психолог российской сборной по фигурному катанию Григорий Александрович Макаров закашлялся и сделал два больших глотка из припасенной в собственном портфеле бутылочки «Ессентуков».

Не любил он пахнущую не то мочой, не то детдомом водичку из казенного графина.

– Я не поэт и глубоко убежден, что спортивная борьба не допускает лирики. – Макаров обвел присутствующих холодным взглядом. Сразу давал понять: кто не с нами, тот против нас. – Но я обязан обратить ваше внимание на очевидные факты, какими бы невероятными они ни казались. Начну с того, что все вы очень хорошо знаете: заходя на четверной прыжок, фигуристы обычно отталкиваются ото льда с силой, значительно превышающей их вес. Раза этак в четыре превышающей… Верно?

Это был риторический вопрос. Никто из присутствующих не шелохнулся. Пусть Макаров такие вопросы задает, когда в следующий раз будет в детском саду лекцию читать. Станислав Яшвин, Заслуженный тренер СССР, человек крайне язвительный, вместо ответа пару раз постучал карандашиком по столу. Тук-тук-тук… Мол, теряем время.

Макаров знал, за что Яшвин его ненавидит. На Яшвина не взглянул. Продолжил спокойно:

– Такой разбег позволяет фигуристу взлететь в воздух приблизительно на полметра. Если фигурист поднимется на меньшую высоту, он просто не успеет докрутить свои ротации в воздухе, упрется в лед. Против законов физики не попрешь, тут коррупции нет. И рад бы взятку дать, да некому-с…

Члены комитета засмеялись. Мокрый снег лип к оконному стеклу тяжелыми крупными хлопьями. «О боже, теперь вообще из Олимпийского проезда не выедешь, трафик такой, что мало не покажется. Все, застрял на полдня!» – с ужасом подумал Яшвин, не слушая докладчика.

Макаров продолжал:

– Так вот, я специально поинтересовался. История фигурного катания знала прецеденты, когда спортсмены взлетали на пятьдесят пять с половиной и даже на пятьдесят семь с половиной сантиметров. И оба эти рекорда – достижения российских фигуристов. Выше никто ни на одном катке мира никогда не взлетал! Что же зафиксировала калгарийская пленка? Нечто совершенно невероятное. Майкл Чайка многократно поднимается на сто сорок, а один раз даже на сто сорок пять сантиметров! То есть фигурист взлетает почти на полтора метра? За счет чего такая прыть?! Крыльев за спиной у господина Чайки, несмотря на фамилию, замечено не было. Смотрите внимательно.

Глава 67

Макаров нажал кнопку на подключенном к проектору лаптопе. На белой стене появилось изображение.

– Это видео – официальный документ. Это именно то, на что смотрели судьи чемпионата мира, выставляя оценки. Смотрели и глазам своим не верили! Я эту копию получил, сделав официальный запрос, и привез ее из Калгари в Москву с учетом и соблюдением всех международных норм и правил. Это моя собственная копия, и я уверен, что здесь нет ни малейшего монтажа. Такие же точно копии улетели в Америку, в Германию, во Францию, в Японию… Скоро это, наверное, в Ютьюб выложат, но там, в Ютьюбе, возможно, будет монтаж, а здесь – голая правда. В чистом виде анатомия квадрупла Чайки. Давайте смотреть по фреймам. Первый фрейм, второй, третий, четвертый… Чайка движется горизонтально, набирает скорость, строит будущий прыжок. Вот он начинает входить в прыжок. Смотрите внимательно! Вот здесь, уже на этом отрезке, он имеет больше энергии, чем теоретически мог набрать после столь короткого разбега. Так мне кажется… Что же происходит дальше? Смотрите внимательно! Поднялся еще выше! За счет чего? Начинает вращения. Скорость его вращений не превышает скорости вращений других фигуристов. Он ведь посредственный фигурист, этот Чайка, ну и вращается, как может, как умеет.

Члены Олимпийского комитета впились глазами в белую стену, на которой застыл в стоп-кадре восемнадцатилетний канадец. Лица не видно – волосы взметнулись вокруг головы, руки прижаты к туловищу не слишком плотно, правый локоть торчит. Ноги скрещены в полутора метрах надо льдом.