Дивясь собственному фальшивому спокойствию, Нина улыбнулась. Он назвал ее умницей. Она сказала: «Угу».
Потом эмиграция, роды, Элайна. Девочка еще не выросла, а история уже повторилась.
Биологический отец Майкла тоже извинился? Откуда он вообще взялся?!
Судя по Мишенькиной узкоглазой моське, скорее всего, из Китая.
Нина встала. Взяла телефон. Набрала номер Майкла:
– Извини, я погорячилась.
– Окей. И ты меня извини.
– Окей.
Сейчас он вернется домой и ляжет спать. Он хороший мальчик.
Глава 22
Монреаль. Канада
Клод проснулся очень рано. Встал, побрился, оделся в лучшее. Желтый пуловер, коричневые брюки, дорогие ботинки. Красив! Строен! Умен!
Корова спит, раскинувшись и раскрывшись. Пусть. Клоду сейчас не до нее.
Выехал на Du Musee. Где тут припарковаться-то? Понавесили знаков. Везде нельзя.
Наконец позвонил в звонок у кованых невысоких ворот. Русские, открывайте!
Не открыли… Он им сенсацию про русскую мафию! (Уже все раскрыто, по телевизору уже говорят.) Клод держит бога за бороду – его, Клодова, собственная герлфренд того Мартина Ива, чье имя использовал «Призрак», на свет родила. Значит, ей причитается! За моральный ущерб. А вы как думали? В «Призраке» ведь «выходцы с территорий бывшего СССР», по телевизору сказали, Клод своими ушами слышал, не отвертитесь теперь…
Они отключились, не дослушав, ворота не открыли… Он опять позвонил, велел начальство позвать. Потом еще три раза звонил. Они не отвечали, наверное, видели, кто стоит у ворот.
Клод потряс калитку – не шелохнулась, будто каменная. Ну, заборчик-то, допустим, лилипутский, Клоду через такой перемахнуть раз плюнуть. Одна нога здесь, другая там.
Только подумал, из дверей посольского особняка вышли двое: седой мужик и стройная девушка.
Мужик по имени Николя оказался приветливым, а девушка неуместно смешливой. Всю дорогу смеялась, пока Клод мужику суть дела объяснял, а она переводила. Мужик был молодой, крепкий, даром что седой. Слушал внимательно. Особенно как узнал, что второй близнец фигурным катанием занимается и в Калгари проживает. Стал толковые вопросы задавать: как бабушку близняшкину звать, почему у матери отняла и другое… Толковый, короче, Николя оказался. А Клод, весь Монреаль знает, справедлив и не жаден! Чего тут жадничать? За моральный ущерб, известное дело, можно сколько угодно слупить, хоть миллион! На радостях (если Николя будет полезен) Клод пообещал его в долю взять! Николя, дурак, отмахнулся.
Глава 23
Николай Лысенков Канаду любил. Чудная страна, хоть и холодно зимой, сугробы даже выше московских. В марте на монреальских плазах вырастают горы черного снега, за них цепляются лоскутья бесхозного полиэтилена, старые газеты, рекламные листки… Мусор, прибитый ветром к подножию этих черных гор, убирают каждый вечер, но к полудню следующего дня он накапливается снова, навевая безысходную тоску на русских велферщиков, как раз к этому времени просыпающихся. Русских велферщиков в Монреале тьма, но Николай-то Лысенков – совсем другая птица. Он высокопоставленный россиянин! На чемпионате мира в Калгари он представляет Союз фигуристов России. Не хухры-мухры. Хотя, конечно, не миллионер.
Монреаль и Торонто Николай знает очень хорошо – часто приходится бывать. Калгари – новое для него канадское место, но, судя по впечатлениям первого дня, очень даже милое, можно сказать, апофеоз Канады. Солнечно здесь, как в Сочи летом! Холодно, ветрено, но солнышко все искупает, даже эти мрачные елки, понатыканные всюду, словно других деревьев не существует в помине. Степь да степь кругом, и в этой бескрайней степи два города относительно крупных, Эдмонтон и Калгари.
Николай прилетел в Калгари рейсом из Торонто и сразу, уже в аэропорту, почувствовал разницу. Чем-то калгарийский аэропорт разительно отличался от торонтского. Если бы он прилетел из Монреаля, наверное, всю эту померещившуюся ему разницу списал бы на французский язык, доминирующий в Монреале, но здесь-то, в Калгари, английский, как и в Торонто. В чем же дело?
Минут через двадцать, глядя на город из окошка такси, понял! В Калгари гораздо меньше темных лиц. Меньше азиатов и африканцев. Здесь европейцы перемешались сначала с индейцами, а потом между собой.
Сюда, в эти северные прерии, на лодках по рекам и волоком добирались французские вояжеры, женились естественным или, как принято говорить в цивилизованном мире, гражданским браком на индианках, крестили многочисленных детей в католичество, потом вынужденно прогнулись под англичанами, смешались с ирландцами и разными прочими шведами. Прибавили крепких украинских кровей, заправили русскими староверами и весь этот рассольник довели до кипения бурлящими потоками миграций послевоенной поры. Все. Готово. Перед вами настоящая резко континентальная Канада, про которую Ника когда-то говорила, что якобы она, Канада, деликатней Америки.
Глава 24
У Ники, второй и беззаветно, как родина, любимой жены Николая, в Нью-Йорке тетка. Вырвавшись из Советского Союза в середине семидесятых, тетка с семьей год жила в Италии, под Римом. В ожидании американской визы. В то время и в том месте после тревог, страхов, паники и вранья американскую визу мог получить и получал практически каждый беженец из СССР. Канадская же виза в среде обобранных родной советской властью бывших советских граждан считалась просто билетом в рай.
Вот он, этот рай, поросший елками. Ледовый дворец. Служебный вход.
– Хай, хау а ю? – Николай обожал сам себя, легко переходящего с русского на английский и обратно.
В такие минуты Ника, если оказывалась рядом, смотрела на него сияющими глазами. Гордилась умным мужем!
Если честно, действительно было чем гордиться. Жаль, Ника не может его видеть, когда он сидит на всяких международных совещаниях. Слушает с умным видом. Иногда выступает. Чаще всего без переводчика.
Совещания, заседания, консультативные комитеты самого высокого пошиба – рутина его жизни. Да, он чиновник. Но не чинуша. И не винтик какой-нибудь. На Западе, между прочим, к таким, как он, относятся с большим уважением. На Востоке тоже.
Глава 25
Калгари. Канада
Лариса специально выбрала время, когда Флора, скорее всего, трубку не возьмет. Легче оставить месседж, чем принимать на себя первую реакцию.
– Хай, Флора. Это Лариса Рабин, тренер Майкла Чайки. Флора, к сожалению, я должна сообщить вам очень неприятную, но важную новость. Как вы знаете, у Майкла, когда он нервничает, случаются приступы аллергии. Так вот, по недоразумению последние четыре дня он в повышенных дозах глотал антиаллерген, запрещенный правилами. Новыми правилами, по старым-то все в порядке. Флора, я не считаю себя вправе это скрывать. Пожалуйста, перезвоните мне, когда сможете.
Лариса хлопнула крышечкой телефона. Главное сделано. Теперь как решат, так и будет. Лариса умывает руки. Почему так говорят? Она посмотрела на маленькие изящные кисти рук – маникюр, два бриллиантика… Господи, ну какая обида! Главное, что, кроме себя самой, винить абсолютно некого.
«…Зато с Клаудио лишний раз потрахалась! Вместо того чтобы на совещании про новые правила уточнять. Шлюха ты, а не тренер!»
По большому счету Нина права. Лариса выключила мотор, вышла из машины и уверенным шагом пошла к служебному входу в ледовый дворец.
Глава 26
Экстренное заседание Canadian Skating Union в главном калгарийском офисе было в разгаре. Флора Шелдон задавала здесь тон. Она пришла сюда бороться за своего питомца. Дура-тренерша проморгала важную информацию – накажите тренершу, но подрезать крылья восемнадцатилетнему мальчику, когда он на взлете, по меньшей мере неразумно. Да просто невыгодно! Участвуя в чемпионате, фигурист Чайка приобретет бесценный международный опыт. Это вклад в копилку спортивных резервов Canadian Skating Union.
Флора говорила четко и уверенно:
– Нужно срочно, сию минуту, сделать Майклу Чайке интенсивное промывание желудка и посадить его на спецдиету. Химические следы злосчастного антиаллергена уйдут из организма в течение суток, максимум полутора, ведь их действие не рассчитано надолго. Значит, и следы уйдут.
Директор программ Крис Синчаук, обычно ей симпатизирующий, лысый, как бильярдный шар, улыбчивый и перманентно веселый, вдруг стал возражать:
– А если не уйдут?
Флора посмотрела на него с удивлением.
– Если химические следы запрещенного препарата возьмут и не уйдут из крови спортсмена, что тогда? Или уйдут, но не полностью? – Крис встал, подняв абсолютную, как истина, лысину ближе к рвущемуся в окна солнцу. Лысина сверкнула свежим потом. – Если какая-нибудь, используя вашу терминологию, «злосчастная» молекула все-таки останется и будет зафиксирована. Что тогда?
Он смотрел Флоре в глаза. Держал красивую паузу. Оратор хренов. Флора и предположить не могла, что когда-нибудь они окажутся в такой откровенной конфронтации.
– Представьте, какой разразится скандал! Нет. Я категорически возражаю против того, чтобы фигурист Чайка был допущен к прохождению допинг-контроля. Сам факт дисквалификации канадского спортсмена – это скандал. Учитывая, что чемпионат проходит на канадской земле, это двойной скандал – и спортивный, и политический. Это совершенно неоправданный риск. Давайте рассуждать логически… – Крис разгуливал вдоль стола заседаний, будто читал лекцию, будто диктовал несмышленым первокурсникам что-то важное. – Всем понятно, что по уровню мастерства Майкл Чайка не может претендовать на сколько-нибудь престижное место. Он едва ли войдет в первую десятку. Так во имя чего рисковать? Если в силу полного отсутствия времени на подготовку нам некем заменить Чайку, лучше вовсе не представлять на олимпиаде второго фигуриста в мужском одиночном. Ради того, чтобы маловыдающийся канадский спортсмен приобрел опыт, Канада не может ставить на карту спортивную честь и репутацию.