– Видишь, как всё здорово получилось – сухо, тепло. Поднатужься, Цыпочка.
– Саня… я думала. Саня… мы… О-о-о! А-а-а-а!
– Ага, покричи, не так больно будет.
– Как хорошо, что ты вернулся. О-о-о!
Она так исхудала, что и напрягаться не надо было. Саня взял её под коленки и придержал, как держат маленьких детей над горшком.
– Давай, девочка, чуть-чуть осталось. Ты же можешь. Тебе дышать не тяжело?
– О-о-о-о! А-а-а… Ик!
Это «ик» сотрясло сухое измученное Цыпино тело до самой макушки. За ним последовало громкое чмоканье. Тяжёлое кожистое яйцо выскользнуло из чрева роженицы и плюхнулось в мокрую траву. Сразу пропала невыносимая вонь. Черты лица Цыпы разгладились. И Саня подивился неожиданно явившейся красоте.
– Какая ты молодец. Цыпочка! Шак, неси простынку и плед тоже! Сейчас мы её переоденем, завернём…
– Где мой ребёночек? – Цыпа начала вырываться.
– Здесь, не волнуйся, – успокоил подбежавший Шак.
Вместе с Саней они стащили с женщины мокрую холодную одежду, завернули в сухое. Шак выкатил из травы новорожденный болтун.
– Где, покажи мне его, – потребовала курица.
– Смотри, – без тени брезгливости Апостол взял в руки мертворожденное яйцо, которое чуть не убило мать, и поднёс к ее лицу.
– Дай мне, я его согрею. Шак, должна же я родить хоть одного живого ребёнка!
– Сейчас, моя девочка… Я его только заверну.
И в самом деле, запеленал болтун в чистую тряпку и подал матери.
Полуживой собака, между прочим, успел натянуть над второй повозкой чистый полог. Цыпу перенесли туда и оставили, пусть поспит. Сами они и под дождичком… хотя есть же дубок. Вонь странным образом успела выветриться. Шак говорил, что она обычно несколько дней висит в воздухе. Но, наверное, тут места были особенные.
Золотоволосый господин буйного зелёного царства спал тут же, обняв дерево. Рядом валялась пустая бутыль. Фасолька с сожалением перевернула её и потрясла, убедиться, что – всё.
– Что, росиночка, и тебе напиться захотелось? – хохотнул Шак.
Он нервно веселился, хотя Саня видел, едва держится на ногах. Пока, значит, господин кот по границам путешествовали, Шак над Цыпой сидел. А ещё раньше уводил повозки от медведей, а ещё раньше – от Пелинора.
У собаки наискось по шее тянулась багровая ссадина – след захвата. Эда шатало. Его усадили, привалив спиной к стволу, Шак ещё потоптался, повозился и вдруг рухнул рядом с собакой. Саню кинулся к нему.
– Стой, котик, не трогай его. Он просто спит, – остановила Фасолька.
– Да ну, упал…
– Котенька, миленький, он же чуть сам над Цыпой не умер. И Эд. А я тебя звала.
– Я не слышал.
– Я не голосом звала, сидела и думала о тебе. Ты же нашёл нас, значит, услышал. И о Цыпе думала.
– Что случилось в крепости, почему вас Пелинор выгнал? Или вы сами уехали?
– Какой там сами! Нас среди ночи похватали. Сначала Шака вывели, потом Эда. Я уже в телеге лежала. Связали всех.
– А дальше?
– Дальше довезли до опушки княжеского леса и оставили. Зато на каждом перекрестке нас ждал медведь, чтобы дорогу не перепутали. А потом мы чуть на плешь не заехали. В обход две дороги, и на каждой по кадьяку. Я голову юбкой замотала, чтобы не видеть. Кричала, наверное. Ничего не помню. Эд позвал волков. Только их очень мало в медвежьем краю водится. Пришли трое, стали отвлекать медведя. Да что бы они одни сделали! И вот… Цыпа. Она почирикала, и прилетел… я не знала, что такие птицы бывают.
– Селяне клянутся, что дракон.
– Орёл! Гигантский…
– Такой большой, что медведя уволок? – хохотнул Саня.
– Вот ты смеёшься, а я думаю, если бы захотел – унёс бы. Но он только за уши кадьяка рванул, волки довершили – мы проехали. Ой, а потом я все цветочки из головы повыдирала. За нами же ещё медведи гнались. Правда, обыкновенные.
– В деревню голубь прилетел от Пелинора. Князь велел задержать вас до особого распоряжения.
– Санечка, может, я и ошибаюсь, только мне кажется, что он не хотел нам зла… не знаю.
– Ага, а медведи сами по своей воле вас гоняли…
– Ты как человек рассуждаешь. Младшие братья же только самые простые приказы понимают. Велел им Пелинор нас ловить, вот они и ловили.
– Так чего же он хотел?
– Тебя на Границе оставить. Ну, может, ещё Эда. Только Эдвард…
– Знаю, отказался. Кто он?
– Кто, кто?
– Эд.
– Младший сын какого-то князя. Вся его семья погибла. Больше я ничего не знаю.
Фасолька не лгала, она действительно не знала.
Сопел Эд. Совсем как лошадь всхрапывал во сне Шак. Свистел носом спавший в мокрой траве будто на перине Зелёный.
– А этот кто? – указал Саня взглядом.
– Тшш! – громко прошипела Фасолька. – Он и во сне слышит.
На восточной оконечности поляны, наполовину загороженный лапами голубой ели, возвышался величественный и одновременно нелепый термитник. Сооружение напоминало изящно вытянутую вверх, испещрённую ходами, похожую на древний полуразрушенный храм, кучу дерьма.