Вираж

– Улица Хрустальная.

Дарья вполоборота смотрела, как они уходили.

Серафима оказалась очень маленькой. Но чистенькой. Выражение недовольства, с которым бабушка прожила все последние годы, исчезло. Его место заняла почти улыбка. Казалось, старушка ухмыляется из своего очень далекого далека, довольная, что так ловко всех провела.

Ее «мальчики» прилететь на похороны не смогла. Если бы их известили заранее…

Даша сорвалась! Она так орала в трубку, что та нагрелась и стала мокрой. Она им сказала все! И только накричавшись, поняла, что ее не слушают. Просто отключились.

Так Д. С. Горчевская оказалась наследницей недостроенного дома с видом на море. В прежней жизни остались привычная работа и налаженный быт. Там же остались друзья, которые в эту жизнь изредка позванивали, кто, искренне интересуясь ее делами, а кто и с прицелом на летний отдых.

* * *

Дорога была знакомой, но все равно муторной до изжоги. Пятьдесят километров растягивались в лучшем случае на час. Бывало и дольше. Езда по серпантину походила на тренировку в центрифуге. Вверх, вниз, вправо влево, по косой, притормаживая и разгоняясь. Из-за поворота выныривали знаки. В одном месте дорожники ошиблись. На табличке стояла цифра тридцать четыре, а через два километра, там где полагалось быть тридцати двум – тридцать шесть. Дарья называла этот участок рыбным. Знак зодиака: две рыбы плывут в разные стороны – разнонаправленность пространственных и временных потоков. На этом участке ее машину однажды пытались остановить цыгане. Просто встали посреди трассы и начали дергать двери, когда она притормозила. Дарья тогда вовремя включила блокировку. Ромалы поорали, поплевали, но пропустили. По встречной выползал на внепространственновременной участок груженый «Камаз». Работяги могли проехать, а могли и потоптать таборок. «Камаз»-то он железный.

Еще некоторое время после инцидента Дарью слегка потряхивало. Ее вообще всегда вышибала из колеи открытая агрессия. Не боец она была. Если конечно разозлить, тогда – еще то-се, а так, на ровном месте, могла забиться в крупном треморе, пережидая неприятности. Ругала потом себя, конечно за трусость. Да уж такой удалась. Не боец.

В Туапсе как будто и не было мертвого сезона. Тут даже люди по улицам ходили другие. Студены, моряки, те же тетки с кошелками выглядели иначе, нежели в ее деревне. Народ спешил по делам. Магазины на центральной улице оставляли почти столичное впечатление своей мелкостью, яркостью и ценами. Если бы не крайне скудный бюджет последнего времени Даша обязательно прошлась бы по ним. Но, как говориться, желания не всегда соответствуют. А у нее так и вовсе – расходились. Самые простенькие, на грани с ширпотребом новые сапоги стоили столько же, сколько десять мешков цемента. А бетон, а кирпич? Она в последнее время поймала себя на том, что финансовые вопросы думает в кубометрах, погонных метрах и рабочих часах.

Если хочешь покончить с нормальной жизнью, организуй себе западню в виде стройки, в которую ухнут все силы, время и деньги, и через какое-то время заметишь или добрые люди подскажут, что превратилась неизвестно во что. Была женщиной, а стала сухой, деловой даже не бабой, а человекоединицей без пола.

Еще год назад, попав в финансовый цейтнот, Даша прогнулась, наступила на горло собственной гордости и позвонила бывшему мужу. Дела у того шли неплохо, пара магазинов кое-что приносила. А Дарья тогда осталась вовсе без гроша. До голодных обмороков дело пока не доходило, но поясок уже подтянулся на последнюю дырочку. Даша попросила в долг. На что получила контрпредложение, решить дело по-родственному. Витюша предлагал ченчь: купить Даше взамен бабкиного наследства однокомнатную «с ремонтом» в Челябинске. При том, что разница в цене была на порядок. Даша поблагодарила бывшего мужа за щедрость и уже собралась отключиться, когда Витюша елейным голоском поинтересовался:

– А ты как думала? Мы тут в снегу по шею, а ты на югах в тепле, строишь с понтом светлое будущее, трахаешься без сомнения с каждым встречным поперечным, а я тебе должен оплачивать развлечения?

– Ты в своем уме? – оторопела Даша.

– Разумеется. А потому денег я тебе не дам. Бери бабки за сексуальные услуги. Или меняй свой недостроенный сарай на однокомнатную. На такой вариант я согласен.

И Даша сказала ему куда следовать. Точнехонький адрес выдала по буквам, отключилась и поняла, что сдохнет с голоду, но больше ни у кого ничего просить не станет. А еще сообразила, что год назад тирада на русском устном просто не могла у нее сложиться. Тогда она еще не все слова знала, во-первых, а во-вторых, выговаривать их было свыше ее воспитания. За пределами, так сказать, добра и зла.

Что мы имеем, – думала она, перебирая в памяти разговор с бывшим близким человеком, – а имеем мы деградацию. Я становлюсь грубой теткой. Не теткой даже, а грубой особью.

За последний год у Дарьи не случилось ни одного мужчины. Пролапсус эст. Дома, после развода нет-нет да возникали какие-то отношения. Романами не назовешь, но и не разовые акции. А когда переехала сюда, ее будто выключили. Она столько сил отдавала борьбе за выживание, что в какой-то момент перестала ощущать потребность в сексе. Нет и нет. Основной и почти единственной доминантой стал расчет: если сэкономить на еде и одежде еще немного… получишь все ту же особь без пола.

Дарья работала на трех работах: брала дежурства в стационаре, бегала по вызовам, и в любое время суток, если не была на трудовой вахте, могла выехать на спасение очередного алкоголика от самого себя.

Она научилась брать деньги у больных, не краснея. Никогда в прежней жизни ей не приходилось назначать цену за свою работу. Научилась. Научилась четко ставить задачи перед строителями. Научилась требовать, ругаться, грозить, гнать, просить, умолять…

В общем, см. выше: стала тем, кем стала.

То, что через два года мытарств на халабуду, затеянную покойной Серафимой, нахлобучили таки крышу, провели в нее газ и начали отделку, Даша восприняла не как победу, а как близкий конец мучений.

Сумерки возникли как всегда внезапно. Дарья вела машину вдоль берега, а на встречу катила волна вечера. От моря исходило больше света, чем от неба. И было так красиво, что тоска, которая достала утром еще под одеялом, немного отодвинулась. Стоило, наверное, упираться, закрепляться тут, вить себе гнездо. Пусть пока все плохо. Так не может продолжаться вечно…

Козел на задастой иномарке пошел на обгон по встречной, будто дожидался, когда Даша выедет из-за поворота. Деваться ему оказалось некуда: справа фура и скала, слева – обрыв к морю. А навстречу – маленькая красная тойотка. Даша шарахнулась, вылетела на узенькую присыпанную гравием обочину, почти не видя перед собой дороги, ударила по тормозам и вырулила обратно, рискуя зацепить козла. Но тот успел проскочить.

Ладони стали мокрыми, спину ошпарило адреналиновым кипятком. Даша еще не осознала, что виртуозно вырулила из крупных неприятностей, и только, посмотрев в боковое зеркало, поняла, что прошлась практически по столбикам.

На вираже как раз начинался длинный извилистый спуск. Дарья двигалась по нему со скоростью черепахи, отмахиваясь от хвоста. Машин пять за ней уже сигналили и дергались обогнать. Обгоняйте! А она – ползком, ползком.

Наконец один из хвостовых вырвался на обгон, поравнялся с тойотой и начал жать ее к обочине.

Сволочь! Ну что ему надо? Хочешь, не хочешь, пришлось, пропускать, слушать сигналы и матюги, которые пробивались даже в закрытый салон.

Дорога освободилась. Колонна укатила вниз, Дарья решила продолжить свое неспешное движение, но только выехала на асфальт, как почувствовала, машину тянет в сторону. Руль начало выворачивать из рук. Дарья вдавила педаль тормоза, но тут за спиной истошно и басовито засигналили.

О, Господи! Ее на крутом спуске догоняла груженая фура. Этому мастодонту было попросту не затормозить. Поворот на более пологий участок закручивался впереди еще метров через тридцать. С противоположной стороны к нему примыкала довольно широкая ровная площадка. Даша отпустила тормоз, нажала на газ и пошла вихляя через сплошную на ту сторону, умоляя, чтобы на встречной никто не появился.

На площадку ее выкинуло. Машинка боком прыгнула на чистый пятачок под скалой и замерла скособочившись. Левое заднее колесо кусками разбросало корд.

Даша нашарила в бардачке пачку сигарет, заначаную на черный день, хотя почти не курила. Уровень адреналина в крови поднялся выше нивелира – самое время гасить.

А на дворе, между прочим, вовсю вечерело. Свет встречных машин резал глаза, вышибая слезы. От дыма першило в горле.

Даша выкинула недокуренную сигарету, выбралась из машины и только тут по-настоящему оценила собственное везение. Колени и руки затряслись. Челюсть, кажется, тоже.

Но самым пикантным в ситуации было то, что она ни разу в жизни не держала в руках домкрат. Что он имелся в машине – знала. Что запаска существует именно для таких случаев – тоже. Однако приспособить одно к другому и все вместе к машине в условиях темноты, холодного ветра и полного душевного раздрая не могла. Она попыталась голосовать. Ага, щас! Кто-то остановится ночью на горной дороге, на повороте, на самом что ни на есть «тещином языке»! Дураков нет. Машины либо молчком шмыгали мимо, либо издевательски сигналили.

Даша открыла багажник и начала на ощупь искать дерматиновый мешок с инструментами. Нашла, вынула сначала кривульку – торцовый ключ, потом и сам домкрат. Была еще какая-то железка, но что с ней делать водительница решительно не представляла. Ко всему выяснилось, что домкрат у нее какой-то совершенно незнакомой системы и как с его помощью поднимать машину не ясно.

Даша держала в руках все это холодное железо и боролась с желанием запустить им в окно любимой тойотки, раздолбать его, а еще лучше спихнуть машину с обрыва. Потом она аккуратно положила инструменты на землю у погинувшего колеса, забралась в салон, завелась, включила печку и закурила. Если еще чуть-чуть простоять на сквозном ветру, который уже пробрасывал колкими холодными каплями не то дождя, не то снега, либо тут околеешь, либо через некоторое время на больничной койке от пневмонии. Она бы сейчас и выпила. Да не возила с собой.

Бензина оставалось чуть. Скоро машина заглохнет. Придется ее бросить и как-то добираться до дома. То обстоятельство, что все деньги ушли на покупку блока питания, сильно осложняло дело. Если повезет, довезут так. А если нет? Могут потребовать оплату натурой. Даша хмыкнула: не она ли утром поминала свою полную сексуальную запущенность. Говорят: не желай чего-нибудь слишком сильно, вдруг твое желание исполнится…

В окошко с ее стороны кто-то постучал. Кнопка блокировки дверей сработала мгновенно. По спине опять прошел кипяток. Даша включила фары.

Рядом с машиной топтался бомж. Не спутаешь: старая камуфляжная фуфайка с чужого плеча, рваная вязаная шапочка по брови и такой же рваный ворот свитера по самый нос.

Только этого ей не хватало! И поток автомобилей на дороге как раз иссяк. Понятно, кому охота по темноте наматывать серпантин.

– Закурить найдется? – потребовал сиплый бас.

Инструменты остались снаружи. В салоне не было ничего, хотя бы отдаленно напоминающего оружие. Зато урод запросто мог высадить гаечным ключом окно. Ишь, закурить не дала, сука! Что окно можно разбить простым камнем, Даша как-то не сообразила, приоткрыла стекло и выпихнула в щель пару сигарет, в надежде, что бомж возьмет и отвяжется.

Взял, отвернулся, прикрыл ладонями спичку, прикуривая, а потом и вовсе канул в темноту. Даша посидела не шевелясь, повертела головой, выглядывая расхристанную фигуру, перевела наконец дух и выключила фары. В следующий миг совсем рядом забренчали железки. Бомж, оказывается, никуда не ушел. Просто затаился. Он там что-то делал. Машину пару раз качнуло. В стекло прямо против Дашиного носа стукнул согнутый черный палец:

– Выходи. Домкрат хреновый, вместе с тобой не поднимет.

Чего-то он там собирался … Дарья рванула ручку, вспомнила про кнопку блокировки, заметалась в темноте, нажала и распахнула дверь. Если не сможет убежать, будет драться. Сидеть дальше и захлебываться адреналином она уже не могла.

– Запаска где? – потребовал бомж.

– Что?! – Даша готова была к чему угодно, но не к деловому вопросу.

– Запаска, спрашиваю, где?

– В багажнике, – выдохнула она и ужаснулась. Бежать собралась. Да у нее коленки тряслись так, что и пары шагов не сделать.