Марийон, вдова торговца рыбой

Марийон не нужно было оборачиваться чтобы узнать по голосу и характерной манере речи Берто Вернона, сына и по совместительству правую руку Йогана Вернона. Старший Вернон был управляющим Дивским рынком, а также занимался другой коммерческой деятельностью в городе и даже за его пределами. Все знали его как старика со скверным характером, не самыми обходительными манерами, но с фантастическим чутьем на выгоду. Берто же взял от отца только самое лучшее, он был столь же холен и обаятелен, как деятелен и проворен. Один из самых знаменитых холостяков Дивска, он успевал с удивительной легкостью вести дела своего отца. Только старожилы рынка еще помнили, как выглядел старый Вернон, но сам он уже давно предпочитал не покидать свой роскошный особняк с видом на Западное море.

У Берто же была и другая слава – слава успешного и весьма расчетливого разбивателя женских сердец. Уж не одна дивчанка проплакала все глаза, поддавшись на сладкие речи этого красивого молодого человека. Ходили слухи, что одна девушка из богатой семьи даже руки на себя наложить пыталась, то ли от неразделенной любви, то ли от бесчестья, причиненного молодым Верноном, то ли уж из ревности. Опять же местные кумушки так и не вычислили, кто именно: то ли девица Прист-Гловеров, то ли юная маркиза Керуази, когда была проездом, то ли вообще племянница самого мэра.

Поэтому, когда Берто в очередной раз влюбленными глазами глядел, то на Миленку, то на Марийон – обе только хихикали, но не поддавались на эти магические чары, какими привлекательными они ни были.

– Ох, Милена, ну царица! Красный платок на твоей очаровательной шейке – ни одна маркиза ,ни одна графиня даже близко не стояли! Уж мне поверь. – без малейшей капли брезгливости он прикоснулся губами к миленкиной руке, недавно срезавшей мякоть со свиной кости. Это движение выглядело так естественно, как будто перед ним, действительно стояла настоящая придворная дама, а не продавщица мяса в испачканном фартуке. И без того хорошенькая Милена сразу зарделась и заулыбалась.

– Мари, как всегда прекрасна! Глаза, как воды нашего Западного моря! То серые, то зеленые, чисто турмалин. – и Марийон не осталась без комплимента, но руку поцеловать не позволила, постеснялась въевшегося рыбного запаха, да чешуи.

– А зря! Такие прекрасные ручки ничем не испортишь.

– Берто, а ты чего пришел-то? Надеюсь, стоимость аренды не поднялась? – обеспокоилась Миленка.

– Да просто так, красавицы. Просто так. Посмотреть, все ли в порядке у вас, на месте ли все. Теперь побегу дальше.

И помахав молодым женщинам рукой, легко умчался дальше, ежеминутно останавливаясь, то у ларька, то у прилавка, перекидываясь парой слов то с одним, то с другим торговцем.

– Эх, – вздохнула Миленка – умасленно глядя ему вслед – Вот за такого бы, да замуж..

– Не нашего это поля ягодка – спустила ее с небес на землю Мари. – Да и потом, разве ж этот остановится когда-нибудь на одной? Всю жизнь перебирать будет.

– Ну погоди. А как же любовь? Любовь всех исправит. – недаром у Миленки под прилавком всегда лежал свеженький роман о большой и чистой любви. Сегодня, как заметила Марийон, это было сочинение известной в народе романессы Дарины Ловари «Узы страсти», на обложке которого были изображены полуобнаженные мужчина и женщина, сжимающие друг друга в жарких объятиях.

– Давай-ка лучше, подруга, убирать товар, да мыть прилавки. Закончим пораньше. А то ж еще помыться, отдохнуть немного, да плясать весь вечер! – подмигнула Марийон Миленке.

Та издала торжествующее «уиииииии» и торопливо засобиралась.

По дороге домой Мари заглянула к ветеринару. На рынке она слыхала, что прошлый дивский ветеринар с женой переехали южнее, в Ризоты, продав лавку преемнику помоложе. Ветеринарная лавка представляла собой два или три манипуляционных кабинета, и непосредственно прилавок со всякими снадобьями. Животных у Марийон не было, но она иногда заходила сюда за мазью, которая использовалась доярками для смазывания коровьего вымени, чтобы избежать растрескивания и огрубления нежной кожи буренок. Путем пробы всевозможных косметических средств, мазей, аптечных кремов, разного рода масел и даже некоторых продуктов вроде сливочного масла и сметаны, Марийон все же не нашла лучшего средства для своих многострадальных рук.

Дверь была открыта, но внутри царила тишина. Марийон углядела небольшой колокольчик на стойке со счетами и легонько тряхнула им. Спустя пару секунд из-за двери с надписью «Операционная» выглянул интеллигентного вида молодой человек с руками в окровавленных перчатках и попросил чуть подождать, пока он закончит операцию.

– Видите-с, помощница моя отпросилась сегодня, так бы она отпустила вам мазь. А я пока весьма занят. Оперирую. – он почему-то смущенно покраснел. – Но если вы обождете минут с десять, я отпущу вам мазь с превеликим удовольствием! Я вас видел сегодня утром на рынке, не знал, что у мадам есть корова!

Марийон посмотрела на свои руки и тоже смутилась.

– Да мне не то, чтобы для коровы. Мне, в общем, для себя. Для рук. Но вы не беспокойтесь. Я лучше завтра зайду.

– Конечно, конечно. Всего доброго!

Из операционной послышалось слабое поскуливание. Марийон мысленно пожалела бедную собачку и искренне пожелала ей благополучной операции.

На выходе из лавки обратила внимание на новенькую табличку, сообщавшую: «Д-р Октус Грайв Германн. Ветеринарный врач».

Было еще только начало четвертого, когда Марийон быстрым шагом подошла к своему дому со стороны садовой калитки. Она достала из кармашка ключик, отперла калитку, но не стала открывать, а просунула руку в щель под низом и сняла еще дополнительный защитный крючок. Открыла калитку, перешагнула через две ловушки на росомах, замаскированные листвой. В Дивске росомах никто отродясь не видел, Марийон не особо даже представляла, как эти росомахи выглядят. Но ловушки, в свою очередь, выглядели внушительно и добротно, каждая из них представляла из себя ряд капканов на неширокой доске. Марийон считала, что безопасность лишней не бывает, поэтому капканы на росомах ей пришлись по душе.

Впрочем, Марийон жила в спокойном квартале Дивска, среди ее соседей были зажиточные торговцы, уважаемые ремесленники, и даже начальник местной тюрьмы. у некоторых даже были не домики, а настоящие особняки с двумя или даже тремя этажами. Домик торговца рыбой Теодора был скромным, одноэтажным, зато с большим чердаком и просторной верандой. Но после переезда из нищего барака в Чемерицах, для Марийон он казался чуть ли не королевским дворцом.

Она закрыла калитку в обратном порядке, держа дистанцию от ловушек, чтобы ненароком не попасться самой. И очутилась внутри любимого садика, цветущего и благоухающего, как и полагается цветникам в начале сентября.

Марийон обожала свой домик и небольшой двор при нем. Она села на невысокую скамеечку и пару минут любовалась пышно цветущими астрами, неувядаемыми и бесконечно родными ее душе анютиными глазками, бархатцами, ноготками и другими незамысловатыми, но такими прекрасными цветами.

Женщина блаженно вдохнула аромат цветника, отщипнула отцветшую астру и бросила в бочонок с компостом. По узкой дорожке она обогнула свой домик и открыла дверь веранды большим ключом, затем прошла внутрь и открыла дверь в дом ключом поменьше. Пошарив под резной балкой, достала еще один пузатенький ключик и открыла дополнительный хитрый замок. Старый Теодор никогда не жалел денег на безопасность своего дома, и после его смерти Марийон переняла это свойство с большим удовольствием. Она любила посмотреть новинки защитных механизмов и охранных устройств в скобяных и хозяйственных магазинчиках города, и частенько что-то покупала в свой дом.

Дома она первым делом разулась и пробежала на кухню, чтобы поставить на газовую плиту чайник с водой. В большой комнате растопила пару поленьев в камине. Домик торговцев рыбой пользовался всеми прелестями городского благоустройства, но Марийон любила баловать себя ощущением теплого очага, тем более отопления в ближайшие две недели подавать не собирались.

Затем она набрала себе большой таз горячей воды и поспешила сбросить пропахшую рыбой одежду. Вместе с одеждой на пол упал и припрятанный камушек. Марийон подняла его и поднесла к свету. После нахождения за пазухой камень как будто вобрал в себя ее тепло и даже приобрел слегка розовый оттенок.

У Марийон была небольшая коллекция минералов в бархатном мешочке, среди которых был большой сердолик, кусок нефрита, тигровый глаз, выпавший из защитного амулета Теодора, круглый и совершенно прозрачный горный хрусталь и даже маленький кубик из болотно-зеленого змеевика, который когда-то имел застежку и служил ей сережкой, пока парная серьга не потерялась где-то в саду. Она сунула «форелевый» камушек в мешочек, подумав показать его, как будет время, местному ювелиру или хотя бы Джоде Перекупщику, который находил и скупал всякое барахло за бесценок, и перепродавал это за чуть меньший бесценок в одном из уголков рынка.

После водных процедур и перекуса, время позволяло Марийон еще поспать часик-полтора, и она с удовольствием растянулась на большой двуспальной кровати. Сон пришел мгновенно, какую-то секунду Марийон еще слышала что-то похожее на шуршащую в углу мышь, но даже не успела удивиться этому факту, а просто провалилась в мягкую темноту.

Глава 2. Никаких аристократов. Никакой рыбы. Никаких мышей!

Марийон стояла посреди полутемного сырого помещения, ноги и руки были опутаны рыбной сетью.

С потолка капала вода. Вокруг нее толпились рыбы разных размеров и мастей. Чуть поодаль стояла высокая трибуна, какие бывают обычно в судебных заседаниях. За трибуной восседал огромный уродливый осьминог в судейском парике и криво надетом кружевном жабо. В каждом из щупалец он держал по молоточку. За стойкой напротив крупный карп шумно сморкался в носовой платок:

– и вот, два месяца назад она продавала моих детей в стеклянных банках, на этом ужасном рынке! Заживо, вы понимаете, заживо!

По рыбной аудитории прокатились возгласы ужаса, рыбы зашумели. Осьминог застучал молоточками.

– У меня никого не осталось, никогошеньки больше! Она всех нас ненавидит, всех!

Какая-то рыбина из зала истошно завыла:

– Убииииийца! Скольких наших детей она засолила и продавала литрами, литрами! Казнить ее! Они едят бутерброды с нашими детьми!

– Вы посмотрите на эту мерзкую рожу! Смотреть противно! – закричала камбала, скосив глаза.

Осьминог постучал одним молотком:

– Прошу порядка! – поучительно произнес он. – Рожа у нее, действительно, препротивная, но к делу это отношения не имеет.

Марийон не могла пошевелиться и смотрела на происходящее в ужасе. К ней пришло понимание, что это сон.

– Марийон, я прошу тебя, проснись, проснись, пошевелись! – говорила она себе. Но сети крепко сжимали ее конечности, а кислорода становилось все меньше. – Проснись, Марийка, проснись, проснись, проснись..

Молодой окунь, видимо, секретарь заседания пропищал:

– Переходим к оглашению приговора!

проснись, Марийон, проснись!

Судья:

– Заслушав лишь малую часть показаний, суду уже понятно, что вести дальнейшее заседание бессмысленно. Суд постановляет: приговорить Марийон Эдо, торговку рыбой и прочими видами морских и речных обитателей, к смертной казни путем проглатывания дара. Приговор привести в исполнение незамедлительно.

Аудитория зашумела, загудела, заулюлюкала.