А что это?

А что это?
Вероника Вячеславовна Кузнецова

Правда не всегда красива. Правда обжигает. Жить в розовых очках или через страдания и боль познать истину? Всех интересует результат, но какой ценой он достигнут? Всего лишь одна книга может в корне перевернуть сознание. Книга приоткрыла завесу прошлого, события которого ты не мог представить и в кошмарных снах. История давно минувших лет живет у каждого из нас в генах в форме страха. Так о чём это я?

Вероника Кузнецова

А что это?

Зашла ко мне в комнату девчушка за ракетками, в настольный теннис поиграть. Увидела открытую книгу, и чтобы поддержать разговор, спросила:

–Что читаешь?

–Архипелаг ГУЛАГ

–А что это? Фентези?

Ну вот что мне нужно было ответить? Что это? Нужно кратко, емко и понятно. Но не смогла я, не получилось выразить всю боль, все те страдания русского народа, описанные Солженицыным, так как нужно, этой улыбающейся милой девушке.

Живет в городе девочка, пусть и временно, пока учится, и не знает, кто город строил. Да и скорее всего, тот городок, ее родной, строился по тому же принципу.

Живешь, радуешься жизни: любишь, учишься, развиваешь свои таланты, или ничего не делаешь, за окном дома красного кирпича, дом со шпилем, парки, памятники, конечно же Ленину, Кирову, Гагарину, Островскому и многим другим выдающимся личностям, а над головой мирное голубое небо.

Город N начал строится как стратегический объект под судостроительный завод, в тайге, подальше от всего и вся, в далеком 1932 году. В последствии кроме судостроительного завода появился нефтеперерабатывающий, самолетостроительный, молочный комбинат. Большую часть территории города занимают заводы. По сей день город обеспечивает важные государственные заказы военной техники.

А знаешь ли ты, кто строил город? Для того чтобы воплотить в жизнь этот грандиозный замысел нужно было угробить тысячи жизней, а люди эти в большинстве ни в чем вообще не виноваты, время было такое, страну нужно было поднимать, а денег не было, платить нечем за работу, да и кто поедет на север в тайгу добровольно? Чтобы внедрить идеологию прочно в умы людей нужно время, а его не было. На помощь новой власти пришли лагеря, оставалось их наполнить.

Как всякая точка образуется от пересечения по крайней мере двух линий, всякое событие- по крайней мере от двух необходимостей, -так и к системе лагерей с одной стороны вела экономическая потребность, но одна она могла бы привести к трудармии, да пересеклась со счастливо сложившимся теоретическим оправданием лагерей.

И они сошлись как срослись: шип- в гнездо, выступ- в углубину. И так родился Архипелаг.

Экономическая потребность появилась, как всегда, открыто и жадно: государству, задумавшему окрепнуть в короткий срок (тут три четверти дела в сроке, как и на Беломоре!) и не потребляя ничего извне, нужна была рабочая сила:

а) предельно дешевая, а лучше- бесплатная;

б) неприхотливая, готовая к перегону с места на место в любой день, свободная от семьи, не требующая ни устроенного жилья, ни школ, ни больниц, а на какое-то время- ни кухни, ни бани.

Добыть такую рабочую силу можно было лишь глотая своих сыновей.

И наполнятся они стали незамедлительно. Ленин в конце 1917 года для установления «строго революционного порядка» требовал «беспощадно подавлять попытки анархии со стороны пьяниц, хулиганов, контрреволюционеров и других лиц. Почему то контрреволюционеры стоят в этом списке в конце, хотя ими наполняли в первую очередь. Сажали и тех, кто мог быть к ним причастен, под угрозу помимо него попадали его друзья, знакомые, жены, братья, сватья…А вдруг он их тоже против власти настраивал?

Один из первых ударов диктатуры, пришелся по кадетам. (при царе- крайняя зараза революции, при власти пролетариата- крайняя зараза реакции).

По смыслу и духу революции легко догадаться, что в первые месяцы наполнялись Кресты, Бутырки и многие родственные и провинциальные тюрьмы- крупными богачами; видными общественными деятелями, генералами и офицерами; да чиновниками министерств и всего государственного аппарата, не выполняющих распоряжений новой власти.

В статье «Как организовать соревнование» (7 и 10 января 1918) В.И.Ленин провозгласил общую единую цель «очистки земли российской от всяких насекомых». И под насекомыми он понимал не только всех классово-чуждых, но также и «рабочих, отлынивающих от работ», например наборщиков питерских партийных типографий. (Вот что делает даль времени. Нам сейчас и понять трудно, как рабочие, едва став диктаторами, тут же склонились отлынивать от работы на себя самих.) Кто еще причислялся к насекомым: земцы, кооператоры, все домовладельцы, немало их было среди гимназических преподавателей, и конечно же церковнослужители. Много насекомых скрывалось под железнодорожной формой.

А сколько всяких окаянных студентов, разных чудаков, правдоискателей и юродивых, от которых еще Петр I тщился очистить Русь и которые всегда мешают стройному строгому режиму? Уже и по этому списку работы хватит на несколько лет, но это только часть.

По доносам так же много попало под раздачу, поругался с соседом, он донес на тебя анонимно, может и не правду вовсе брякнул, отомстить хотел. Никто дальше разбираться не будет, кто-то же должен работать бесплатно, страну поднимать, а следователю для срока и этих показаний достаточно. Статья 93-я Уголовно-процессуального кодекса так и говорила: «анонимное заявление может служить поводом для возбуждения уголовного дела». Отпущенное же для следствия время шло не на распутывание преступления, а в девяноста пяти случаях на то, чтобы утомить, изнурить, обессилить подследственного и хотелось бы ему хоть топором отрубить, только бы поскорее конец.

Иногда просто, подъезжал воронкъ, заходили в квартиру люди в форме, собирайтесь, и увозят человека, там уж следователь выдумает обвинение, если не подписывает, пытают, пока не добьются своего. Главное- застать в врасплох, чтоб не понял, что случилось!

Бабушка моя хорошо помнила, будучи совсем малышкой, как офицеры в форме приехали за ее отцом Семеном Бережным, было это в начале 30-х гг. Увезли… С тех пор о судьбе отца моя бабушка Валентина Семеновна ничего не знала, а мать ее Елена… отказалась от мужа, даже все фотографии обрезала, где он был, дабы не навести беду на семью. Детей много было, они не виноваты, тоже ведь забрать могли, а дальше неизвестно как жизнь предков моих могла бы сложиться. Может именно этот поступок дал возможность родиться и жить мне, даст возможность родиться моим детям, и род будет продолжаться. Спросите, у бабушек, дедушек, если их не осталось, возможно, что-нибудь помнят родители. Это наша история! Мы должны помнить ее…

Еще до всякой гражданской войны увиделось, что Россия в таком составе населения, как она есть, ни в какой социализм, конечно, не годится, что она вся загажена. Нужно срочно приступать к очищению. А просто неприлично демократическому государству не иметь судов. В 1919 году VIII съезд партии записал в программе: стремиться, чтобы все трудящееся население поголовно привлекалось к отправлению судейских обязанностей. «Всё поголовно» привлечь не удалось, судейское дело тонкое, но и не без суда же вовсе!

Впрочем, политические суды- спецколлегии областных судов, военные трибуналы, ну и все Верховные- дружно тянутся за ОСО, они тоже не погрязли в гласном судопроизводстве и прениях сторон.

Первая и главная их черта- закрытость. Они прежде всего закрыты- для своего удобства. А как хорошо в закрытом заседании! Мантия не нужна, можно и рукава засучить. Как легко работать! – ни микрофонов, ни корреспондента, ни публики. Выноси приговор, какой пожелаешь, никто не проверить, ни опровергнет, подпись от подсудимого будет стоят под приговором. Так чего разбираться?

Вторая черта полит. судов- определенность в работе. То есть предрешенность приговоров.

Сборник «От тюрем…» навязывает нам материал: что предрешенность приговоров- дело давнее, и что в 1924-1929 годах приговоры судов регулировались едиными административно-экономическими соображениями. Начиная с 1924 года, из-за безработицы в стране суды уменьшили число приговоров к исправтрудработам с проживанием на дому и увеличили краткосрочные тюремные приговоры (речь о бытовиках). От этого произошло переполнение тюрем краткосрочниками (до 6 месяцев) и недостаточное использование их на работе в колониях. В начале 1929 Наркомюст СССР циркуляром №5 осудил вынесение краткосрочных приговоров, а 6.11.29 (в канун 12-ой годовщины Октября и вступая в строительство социализма) постановление ЦИК и СНК было уже просто запрещено давать срок менее одного года!

Судья заранее знает- или по твоему делу конкретно, или в виде общей инструкции- какой приговор желателен. Даже, по образцу ОСО, бывают и приговоры все заранее отпечатаны на машинке, и только фамилии потом вносятся от руки. И если какой-нибудь Страхович вскричит на судебном заседании: «Да не мог же я быть завербован Игнатовским, когда мне было от роду десять лет!»– так председателю только гаркнуть: «Не клевещите на советскую разведку!» Уже все давно решено: всей группе Игнатовского вкруговую- расстрел. И только примешался в группу какой-то Липов: из группы его никто не знает, и он никого не знает. Ну, так Липову- десять лет, ладно.

Ну, и наконец, третья черта судов- это диалектика (а раньше грубо называлось: «дышло, куда повернешь, туда и вышло»). Кодекс не должен быть застывшим камнем на пути судьи. Статьям кодекса уже 10, 25, 20 лет быстротекущей жизни и, как говорил Фауст:

Весь мир меняется, несется все вперед,

А я нарушить слова не посмею?

Все статьи обросли истолкованиями, указаниями, инструкциями. Если деяние обвиняемого не охватывается кодексом, так можно осуждать еще:

-по аналогии (какие возможности!);

-просто за происхождение (7-35, принадлежность к социально-опасной среде);

-за связь с опасными лицами (вот где широта! Какое лицо опасно и в чем связь- это лишь судье видно).

Да не судья судит- судья только зарплату получает, судит инструкция! Инструкция 37-го года: десять-двадцать-расстрел. Инструкция 43-го: двадцать каторги-повешение. Инструкция 45-го: всем вкруговую по десять плюс пять лишения прав (рабочая сила на три пятилетки). Инструкция 49-го: всем по двадцать пять вкруговую.

Машина штампует. Однажды арестованный лишен всех прав уже при обрезании пуговиц на пороге ГБ и не может избежать срока. И юридические работники так привыкли к этому, что оскандалились в 1958 году: напечатали в газетах проект новых «Основ уголовного производства СССР» и в нем забыли дать пункт о возможном содержании оправдательного приговора! Правительственная газета («Известия», 10 сентября 1958) мягко выговорила: «Может создаться впечатление, что наши суды выносят только обвинительные приговоры».

А стать на сторону юристов: почему, собственно, суд должен иметь два исхода, если всеобщие выборы производятся из одного кандидата? Да оправдательный приговор это же экономическая бессмыслица! Это значит, что и осведомители, и оперативники, и следствие, и прокуратура, и внутренняя охрана тюрьмы, и конвой- все проработали вхолостую!

Каких только изощрений не придумывали Органы, чтобы несчастный подписал подсунутую ему бумагу. Ночные допросы были главными в 1921 году. И тогда же наставлялись автомобильные фары в лицо (рязанская ЧК, Стельмах). На Лубянке в 1926 (свидетельство Берты Гандаль) использовалось амосовское отопление для подачи в камеру то холодного, то вонючего воздуха. И была пробковая камера, где и так нет воздуха и еще поджаривают. От участника Ярославского восстания 1918 Василия Александровича Касьянова известно, что такую камеру раскаляли, пока из пор тела человека не выступала кровь; увидев это в глазок, клали арестанта на носилки и несли подписывать протокол. Известны «жаркие» (и «соленые») приемы «золотого» периода. А в Грузии в 1926 подследственным поджигали руки папиросами; в Метехской тюрьме сталкивали их в темноте в бассейн с нечистотами. В новороссийском НКВД изобрели машинку для зажимания ногтей. У многих новороссийцев потом на пересылках видели слезшие ногти. Перелом позвоночника (отличилось Хабаровское ГПУ, 1933). А взнуздание («ласточка»), это- метод сухановский, но и архангельская тюрьма знает его. Длинное суровое полотенце закладывается тебе через рот (взнуздание), а потом через спину привязывается концами к пяткам. Вот так, колесом на брюхе, с хрустящей спиной, без воды и еды полежи суток двое. Надо ли перечислять дальше? Много ли еще перечислять? Чего не изобретут праздные, сытые, бесчувственные?… Такая простая связь: раз надо обвинить во что бы то ни стало, – значит неизбежны угрозы, насилия и пытки, и чем фантастичнее обвинение, тем жесточе должно быть следствие, чтобы вынудить признание. И раз дутые дела были всегда – то и насилия и пытки тоже были всегда. Духовно-нравственных преград, которые могли бы удержать Органы от пыток, не было никогда. Но вот что. Ни этих пыток, ни даже самых «легких» приемов не нужно, чтобы получить показания из большинства, чтобы в железные зубы взять ягнят, неподготовленных и рвущихся к своему очагу. Слишком неравно соотношение сил и положений.

Суды были и судили, и казнили, но надо помнить, что параллельно им и независимо от них шла сама собой внесудебная расправа.

Как представить размеры ее? М. Лацис в своем обзоре деятельности ЧК дает нам цифры только за полтора года (1918 и половина 1919) и только по двадцати губерниям центральной России (эти цифры далеко не полные). Вот они: расстрелянных ЧК (то есть бессудно, помимо судов)– 8389 человек, раскрыто контрреволюционных организаций – 412 (фантастическая цифра, откуда столько?), всего арестовано- 87 тысяч. С чем можно было сопоставить для оценки? В 1907 группа общественных деятелей издала сборник статей «Против смертной казни», где приводится поименный перечень всех приговоренных к казни с 1826 по 1906. Их оказалось 894 человека. Эта цифра за 80 лет оказывается в 255 раз жиже чекистской! Никто за эти убийства не понес никакой ответственности.

Вся книга была залита моими слезами. А как иначе можно воспринимать такое? До сих пор живы свидетели тех страшных лет. Как бы тяжело не было во время чтения, бросить читать я не хотела и не могла. Нужно было прожить от первой и до последней страницы, пропустить через себя судьбу каждого героя в отдельности, и всего народа. Пройти путь от Великой Октябрьской революции и до 1968 года. Мне нужно было пережить и арест, и пытки, помотаться по тюрьмам и лагерям. Все эти картины несправедливых расправ стоят перед глазами. Сколько же загубленных жизней…ни за что… Но и это еще не все. Взвыть хочется уже, хоть волосы рви на голове, чтобы хоть немного боль душевную заглушить. Как будто это все неправда, или не все правда, по крайней мере, хочется в это верить. Может, наврали тут чего? Очень трудно судить о целой эпохе со слов одного писателя. Эмоции хлещут через край, всё нутро наизнанку выворачивает.

Так пузырились и хлестали потоки- но черезо всех перекатился и хлынул в 1929-1930 годах многомиллионный поток раскулаченных. Своей единовременной набухлостью этот поток (этот океан!) выпирал за пределы всего, что может позволить себе тюремно-судебная система даже огромного государства. Он не имел ничего сравнимого с собой во всей истории России. Это было народное переселение, этническая катастрофа. Здесь сразу выжигали только гнездами, брали только семьями и даже ревниво следили, чтобы никто из детей 14, 10 или 6ти лет не отбился бы в сторону: все наподскреб должны были идти в одно место, на одно общее уничтожение (его потом повторил Гитлер с евреями). Поток этот ничтожно мало содержал в себе тех «кулаков», по которым назван был для отвода глаз. «Кулаком» называется по-русски прижимистый бесчестный сельский переторговщик, который богатеет не своим трудом, а чужим, через ростовщичество и посредничество в торговле. Таких в каждой местности и до революции-то были единицы, а революция вовсе лишила их почвы для деятельности. Но раздувание хлесткого термина «кулак» шло неудержимо, и к 1930 году так звали уже вообще всех крепких крестьян- крепких в хозяйстве ,крепких в труде и даже просто с своих убеждениях. Кличку «кулак» использовали для того, чтобы размозжить в крестьянстве крепость. Вспомним, очнемся: лишь двенадцать лет прошло с великого Декрета о Земле- того самого, без которого крестьянство не пошло бы за большевиками и Октябрьская революция не победила бы. Земля была роздана по едокам, ровно. Всего лишь девять лет, как мужики вернулись из Красной армии и накинулись на свою завоеванную землю. И вдруг- кулаки, бедняки. Откуда это? Иногда от неравенства инвентаря, иногда- от счастливого или несчастливого состава семьи. Но не больше ли всего- от трудолюбия и упорства? И вот теперь-то этих мужиков, чей хлеб Россия и ела, бросились искоренять свои местные неудачники и приезжие городские люди. Как озверев, потеряв всякое представление о «человечестве», потеряв людские понятия, набранные за тысячелетия, -лучших хлеборобов стали схватывать вместе с семьями и безо всякого имущества, голыми, выбрасывать в северное безлюдье, в тундру, в тайгу.

Также нужно было освободиться от тех крестьян, кто за свою удаль, физическую силу, решимость, звонкость на сходках, любовь к справедливости были любимы односельчанами, а по своей независимости- опасны для колхозного руководства. И еще в каждой деревне были такие, кто лично встал поперек дороги здешним активистам. По ревности, по зависти, по обиде был теперь самый удобный случай рассчитаться. Для этих жертв требовалось новое слово- и оно родилось, оно звучало великолепно: подкулачник. То есть, я считаю, что ты- пособник врага. И хватит того! Самого оборванного батрака вполне можно зачислить в подкулачники!

Так охвачены были двумя словами все те, кто составлял суть деревни, ее энергию, ее смекалку и трудолюбие, ее сопротивление и совесть. Их вывезли- и коллективизация была проведена.