Личный тренер. Книга вторая

– Не не хочет, – тихо уточнил Ифа. – Дядя Пиксли не умеет готовить блины.

– Ты нам наготовишь блинчиков, мамочка любимая? – дружно заканючили дети, уставившись на меня одинаково огромными невинными глазёнками.

Отказать было невозможно. Но соглашаться затруднительно. Где и на чем печь? К тому же я ещё не до конца разобралась, в качестве кого мы здесь и насколько широки рамки дозволенного. Растерянно огляделась по сторонам. Встретилась взглядом с измученным, но заметно посвежевшим гебронцем. Тот растерянно кивнул:

– Тренер Свон, вы не представляете, насколько я рад вас видеть! Мне о стольком нужно у вас спросить, – всплеснул руками иноземец и опустился на стул.

– Аналогично, – не отводя глаз от гебронца, ответила я.

Тот, видимо, почувствовав неладное, как-то весь подсобрался.

– Но не сейчас, – растянув губы в улыбке, решила я, – Сейчас блины.

– Да! – заголосил, нарезая круги по комнате, радостный Поль.

– Мама, ты хорошая и красивая! – восхищенно воскликнула Кэти и побежала догонять брата.

– Самая красивая и самая хорошая, – тихо прошептал стоящий возле меня Ифа.

– Только вот где здесь кухня? – растерянно взглянув на гебронца, спросила я.

– Позвольте, я вас провожу, – голос, шершавый и какой-то песочный, прозвучавший так неожиданно в детской, заставил меня обернуться, а детей замереть на месте.

У двери стоял тот самый закутанный по самые глаза в желтый балахон иноземец, который вроде как не говорил.

– Проводите? – на автомате переспросила я, пытаясь вот уже в который раз определить расовую принадлежность иноземца. Как-то мне совсем не по себе, когда не знаю расу субъекта, с которым вынуждена общаться. Не знаю откуда у меня это. Но когда знаешь расу, ее особенности, можешь предугадать, чего вообще ждать от иноземца. И тогда как-то легче становится что ли…

– Да. Следуйте за мной, – повернувшись, попросил жёлтый и, махнув тонким чешуйчатым хвостом, вышел из детской.

– Дети, от меня далеко не отходить, – стараясь не нагнетать атмосферу, попросила я. Не хотелось, чтобы малыши осознали, что мы в опасности, но и в неведении их оставлять опасно. – Мы в гостях, поэтому давайте вести себя воспитанно. Хорошо? – строго посмотрев на притихших малышей, попросила я.

– Да, мама, – дружно отозвались посерьезневшие карапузы.

– Ну, вот и умнички. Пиксли, вы с нами?

– Конечно. Куда же я от вас? Тем более, что господин мне голову оторвёт, если с… – гебронец осекся и как-то резко посветлел.

– Ну, вставайте тогда. Чего расселись? – как можно беспечнее воскликнула я. Стараясь не вникать в смысл сказанного и не читать эту слишком знакомую растерянность в глазах застывшего иноземца.

Жарить блины было привычно. Но это занятие как-то совсем не клеилось с происходящим вокруг: с этой огромной кухней и притихшими карапузами, сидящими за огромным деревянным столом, а ещё с чересчур часто вздыхающим Пиксли и молчаливой желтой фигурой, маячившей справа на периферии моего зрения.

Первые три блина получились комом…

Потом дело кое-как пошло, но, в очередной раз сняв блин и положив его в стопку таких же, схватилась рукой за сковороду и обожгла ладонь. Вообще не знаю, о чем я думала, когда это сделала. Но было больно. Очень. Зашипела, не в силах сдержаться. И затрясла рукой… Лишь бы не расплакаться.

Дети болтали с Пиксли, уплетая румяные блинчики, поэтому ничего не заметили. Я налила на раскалённую сковороду тесто и, поставив на огонь, поднесла руку к лицу и лизнула покрасневшее место. На мгновение жжение прекратилось. Ничего, заживет…

– Дай посмотрю, – голос возникшего из ниоткуда кентанца заставил вздрогнуть и отшатнуться от высокой фигуры, нависшей надо мной. Едва на плиту не запрыгнула. А кентанец обхватил рукой за талию и, наклонившись ещё ниже, прошептал:

– Ну-ну, тише. Мы же не хотим распугать малышей. Правда?

Я кивнула. С каким-то отупением наблюдая, как чернеют края блинчика, который нужно было переворачивать.

– Давай руку, – прошептал иноземец.

Я подняла сжатую в кулак руку. Сейчас ожог не ощущался. Все перебивала подкатывающая дурнота от ощущения тепла, исходящего от тела кентанца.

– Будет волдырь, – констатировал кошак, разглядывая мою покрасневшую ладонь. – Заглянешь в эргокамеру. А пока…

Он облизал мою ладонь. Медленно. Да ещё и несколько раз. У меня задёргался правый глаз, а в остальном даже не шелохнулась, удивляясь своей выдержки.

Кентанец же ещё пару секунд дул на мою руку, потом разжал пальцы и, наконец, отошёл в сторону. Я молча взяла сковороду за ручку и, приподняв ее над плитой, закрыла глаза, пытаясь не представлять, насколько было бы приятно огреть белобрысого…

Из пограничного состояния меня вывел все тот же кентанец, предложивший:

– Кто хочет прогуляться?

– Мы! – тут же заверещали Кэти и Поль.

– Мама, а можно? – спросил ответственный Ифа.

Я оглянулась, отставив ненужную более сковороду.

– Конечно, мама не будет против, – оскалившись, ответил за меня довольный кошак. – Четь, помоги гостям подготовиться к прогулке, а после проводи к западным воротам.

– Да, господин, – отозвался молчавший до сего момента желтый.

Не сказав больше ни слова, кентанец вышел, прихватив с собой свёрнутый треугольником блин.

Может подавится? Вряд ли, да?

– Мам, гулять весело. Там столько снега! Вот даже не поверишь сколько! А эти, ну, как их? – запрыгав на месте, взволнованно затараторил Поль.

– Васпоги, – обречённо напомнила я.

– Да, васпоги! Они обязательно тебе понравятся! – пообещал мальчик.

– Они мохнатые, – обняв себя и мечтательно закатив глаза, прошептала Кэти.

– Мы с дядей Пиксли почти достроили замок, – скромно сообщил Ифа. – Сможешь посмотреть. Это чёрный замок папы…

На последних словах малыша я вздрогнула, вдруг осознав новые грани катастрофы, дети привыкли к тебе…

Только попробуй не вернуться…

Мне, наконец, вернули мою сумку с вещами. Переоделась. Как оказалось, наличие нижнего белья – это тоже счастье.

Оделась сама. Запаковала карапузов. Хотя Четь уверял, что можно сильно не закутываться, ведь чудо-комбинезоны способны выдержать любые морозы. Но я не привыкла к снегу. И минусовые температуры меня пугали в принципе. На Земле температура редко опускалась ниже нуля. И это уже было катастрофой. А здесь минус двадцать пять. Это днём на солнце. А ночью вообще падает до минус шестидесяти…