Разрумянившиеся, в разноцветных комбинезонах, отороченных белым мехом, мои малыши неслись ко мне через огромный зал, разделяющий нас. За ними плёлся поникший и пятнистый, насколько это можно было судить по лицу, остальная часть туловища была затянута ярко оранжевым комбинезоном, взмокший и какой-то потерянный Пиксли.
Не обращая более внимания на кентанца, побежала навстречу радостно голосящим детям.
Милые мои, целые и невредимые…
Не смогла заметить тот момент, когда опустилась на колени, обняв всех карапузиков. Зарылась в них лицом. От малышей повеяло морозным воздухом. Ровно на мгновение дети притихли, обнимая меня в ответ. А потом заговорили почти одновременно, а я обнимала каждого и осматривала с головы до ног, пытаясь наконец осознать тот факт, что с моими карапузами все в порядке.
– Древоухие васпоги! – восторженно выговорила Кэти, округлив и без того огромные горящие от восторга глазища.
– Они прыгают на пятнадцать метров и у них восемь лап, – перенял инициативу у сестры Поль и, подобравшись, попытался прыгнуть, видимо, на 15 метров. Приземлился почти там же, где и стоял, но сей факт гордости за содеянное не уменьшил. Поэтому, подбоченившись, малыш взглянул на меня, ожидая услышать заслуженную похвалу. Я вот уже в который раз искренне улыбнулась. Это так естественно быть счастливой рядом с моими детьми…
– Это ты у васпога научился? – восхищённо воскликнула я. – Так здорово получилось!
– Да. Точнее, у трёх васпогов, – гордо заявил малыш.
Я, конечно, продолжала улыбаться, но резко возросшее количество этих самых васпогов заставило меня насторожиться. Не помню точно, но, кажется, васпоги – восьмилапые мохнатые существа, живущие на заснеженном Кентане, являются хищниками. Взрослые особи достигают размера с двухместный автолет, предпочитают существовать поодиночке и собираются в стаи крайне редко… и вот это играло с моими детьми…
– Мама, мы даже катались на самом большом васпоге, – доверительно сообщил Ифа.
– Они прирученные, – поймав мой растерянный взгляд, попытался успокоить меня подошедший Пиксли. Теперь я отчётливо разглядела нездоровые темно-зеленые пятна на светлой коже гебронца. Ему явно было очень не очень.
– Пиксли, с вами все в порядке? – поднявшись навстречу иноземцу, спросила я.
– Не совсем, тренер Свон. Слишком здесь холодно… – утирая крупные капли пота, выступившие на широком лбу, прошептал гебронец. А потом один из его глаз закатился, а остальные два стали стеклянными. Я обернулась туда, где должен был стоять позабытый на время кентанец.
– Крис, он сейчас упадёт! – закричала я, пытаясь удержать потерявшего сознание иноземца.
Кентанец оказался рядом быстрее, чем я ожидала, и подхватил обмякшего Пиксли.
***
Через пол часа я сидела в просторной игровой, наблюдала за довольными карапузами, резвящимися среди игрушек: замков, коней и ракет. В соседней комнате иноземцы, завёрнутые в желтые балахонистые одеяния, которые были намотаны по самые глаза, накрывали на стол. Не представляю, зачем так много еды, но возражать сил не было, и я не вмешивалась в сей процесс, просто сидела, облокотившись на один из крупных мягких кубов, и пыталась не волноваться за судьбу гебронца. Его должны были поместить в эргокамеру. Так кошак сказал. Но… верить кошаку?
Когда возле меня неожиданно материализовалась желтая высокая фигура, я даже вздрогнула. Иноземец поклонился и вытянул руку в сторону комнаты, кажется, приглашая пройти к столу. Шершавая бледно желтая кожа, покрытая мелкими чешуйками. Я взглянула в лицо, наполовину закрытое тканью, но расу не смогла определить. Возможно, все-таки что-то близкое к ящероподам.
Встала, кивнув застывшему иноземцу. Тот распрямился и вышел, волоча за собой по полу длинный тонкий бледно-желтый хвост.
Глава 5
Десяти минут хватило на то, чтобы малыши наелись. Еще столько же мы потратили на умывания, переодевания, а потом карапузики уснули, каждый на своей отдельной кроватке.
Поправив на Поле съехавшее одеялко, погладила по маленькой ещё по-детски пухлой ручке, уютно покоящейся на подушке, словно пригретая солнцем ящерка.
Выдохнула, чувствуя, как боль за все пережитое вновь протягивает свои когтистые лапы к моим внутренностям, готовясь терзать все, что есть внутри меня, в попытке добраться до самой сути и уничтожить, а если нет, то хотя бы покалечить.
Невидящими от накативших слез глазами оглядела комнату. Просторная, к этому я уже успела привыкнуть. Дарклай дал мне многое, но больше он забрал, шагнув в эту проклятую чёрную дыру…
Опустилась на ковёр, расстеленный на полу, и, свернувшись калачиком, уткнулась в подтянутые к груди колени. Было так больно, что на мгновение промелькнула мысль… желание, чтоб вовсе не было той встречи на зеленом поле Стадиона… Но мгновение пролетело, а я осталась с пустотой в груди, которую медленно пожирало гудящее синее пламя…
Космический придурок…
Сейчас бы я с удовольствием зарыдала в голос, хотелось выплеснуть все это из себя, потому что столько живое существо не может в себя вместить – столько ненависти, боли, отчаяния, сожаления, страха, надежды и любви… Это все разрывало на части.
Открыла рот в беззвучном крике. Слезы, сопли… насколько же все плохо, если я себе позволяю такое?
Я лежала, безвольно раскинув руки, и рассматривала замысловатые узоры, вырезанные неизвестным умельцем на камне высокого потолка. Желание рвать и метать давно сошло на нет, так же, как и мои беззвучные рыдания в коленку. Теперь даже как-то стало спокойнее что ли. И я просто лежала на полу, почти не чувствуя своего тела. Просто рассматривала этот потолок, позволяя мыслям течь по давно уже заученному кругу, постоянно спотыкаясь на Дарклае, замирая и начиная вновь:
Что вообще нужно кошаку?
Зачем ему я и дети?
Где мы и как отсюда выбраться?
Знает ли о случившемся Камэла?
Если знает, то все ли с ней в порядке?
И что нужно сделать, чтобы продержаться до возвращения Дарклая?
Дверь в комнату приоткрылась. Нет, я не увидела, почувствовала и тут же вскочила мягко на ноги. Благодаря эргокамере от знакомства с кевларой не осталось и следа, я снова обрела привычную свободу движений.
В комнату заглянул кошак. И я сделала шаг назад, но вспомнив, что за спиной дети и отступать некуда, остановилась, скрестив руки на груди и пытаясь не показывать страх, что шевелился внутри при одном только намеке на опасность, которая могла бы угрожать карапузам.
Но кентанец ничего не говорил. Словно вознамерился поиграть в гляделки, долго буравил меня своими желтыми глазами, потом распахнул дверь и кивнул, вроде «выходи».
Обернувшись, оценила обстановку. Малыши спали, мирно посапывая. Проспят ещё часа два, не меньше. Надеюсь, я успею вернуться. Вздохнула и вышла из комнаты, не зная, чего ждать, и мысленно готовясь ко всему сразу.
Кентанец прикрыл дверь и, коротко бросив – «пойдём», пересек игровую и вышел в коридор.
Поплелась следом. И дальше по коридору. Мимо портретов и высоких окон. На этот раз кентанец не тормозил, шёл быстро, поэтому осмотреться времени почти не было.
Вот что странно, вроде замок, а как-то безлюдно.
Кошак открыл очередную дверь, ведущую в какое-то подобие кабинета с космическими картами на стенах, большим столом, уже привычным высоченным окном, занавешенным глухой чёрной занавеской, и светонепронными лампами, парящими по углам комнаты. Не то чтобы темно, но как-то мрачновато по сравнению с остальными помещениями, в которых мне уже пришлось побывать.
Кошак закрыл дверь и, пройдя к столу, опустился в тёмное с высокой спинкой деревянное кресло. Иноземец с его белыми волосами и бледной кожей казался в этом обиталище теней и мрака каким-то чужеродным объектом, лишенным жизни и тепла. Понятно, почему везде так светло и столько красок…
Поправив на себе балахон, который, кстати сказать, был темно-красного цвета крови. Мне не нравилось, но я многое могу вытерпеть, так что неприятный цвет в одежде – пфф…
Кентанец все также молчал, и от этого становилось крайне не по себе. Сам же настаивал на разговоре.
– Что с Пиксли? – не дожидаясь пока мне предложат присесть, прошла пару шагов и опустилась в громоздкое мягкое кресло, стоящее у стены недалеко от входной двери.
– Спит, – не отводя желтых глаз, ответил иноземец.
– Что с ним было?
– Акклиматизация, стресс и ломка.