Мы, Николай II

– Вы не хуже нас знаете, насколько он упрям, – возразил Кирилл Владимирович. – Я за табакерку!

– Уверяю вас, что спешить не стоит, – возразил Николай Михайлович. – Я думал над этим. Упрямый-то он упрямый, но разумный. Я бы сказал – разумнее многих. А помочь ему принять верное решение как раз вы и поможете, Кирилл Владимирович. Вы с Гвардейским экипажем выдвинитесь в Царское Село и обеспечите, так сказать, защиту Александры Федоровны. Николай не станет рисковать женой и детьми. А вы, Михаил Александрович, тем временем возьмете на себя вашего приятеля к (https://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%9A%D0%BD%D1%8F%D0%B7%D1%8C)нязя Багратиона Дмитрия Петровича с его «дикой» дивизией. Мало ли что…

– А если Никки рискнет? – с усмешкой поинтересовался Кирилл Владимирович. – К примеру, я бы на его месте просто не поверил бы, что мои родственники осмелятся угрожать моей семье. Разве это невозможный вариант?

– Какие только варианты я не рассматривал… В конце концов, я ведь не зря столько времени посвятил исследованиям истории династии. Все мы помним воцарение Николая I. Гвардия присягнула наследнику Константину, но… Чудесно найденное завещание изменило все! Наследник оказался не наследником, а гвардейцы из верных слуг трона превратились в бунтовщиков, и вот все мы тут – Николаевичи, а не Константиновичи… Впрочем, я увлекся. Неважно, будет ли подписано отречение. Важно, что именно будет в газетах. Важно, что будет сообщено в Государственной думе, и растиражировано по всей России. Поверьте мне, вдвойне поверьте, как историку, не так важно то, что произошло, как то, что изложено буковками на бумаге.

– Мне кажется, ваша вера в печатное слово несколько преувеличена, – возразил Павел Александрович. – Акт об отречении должен существовать на бумаге, с подписью графа Фредерикса, все как положено.

– Я нисколько не преувеличиваю. Возьмите Распутина. Человек, о существовании которого Никки знает только из полицейских докладов, усилиями прессы превратился в чуть ли не правителя России. Как говорит мой приятель Палеолог ни один народ не поддается так легко влиянию и внушению как народ русский.

– Поддерживаю тебя, брат, – Александр Михайлович потряс книгой. – Газеты, книжки, особенно непристойного толка, вроде листовок с Гришкой… да и вообще вся литература – обладает удивительным воздействием на русских людей. Русский человек верит в то, что читает, куда охотнее чем в то, что видит.

– Именно так. Акт об отречении, конечно же, будет существовать. Но гораздо важнее не сам акт, а то, что раструбят журналисты по всей стране!

– Звучит все это прекрасно, – скептически заметил Николай Николаевич. – Но простые решения надежнее. Если его не убрать в самом дворце, черт его знает, какой финт он умудрится выкинуть. Мы еще в девятьсот пятом думали, что все, не выкрутится. А он – двенадцать лет уже аспидом вьется.

– Я тоже возражаю против убийства, – сказал Павел Александрович. – Во всяком случае не стоит этого делать сразу. Мне кажется, мы сможем договориться миром.

Николай Николаевич покосился на него с плохо скрываемым презрением. Из всех присутствующих Павел Александрович, этот пустышка бонвиван, несмотря на все свои военные регалии, имел куда меньше отношения к военной службе, чем даже этот напыщенный болван Николай Михайлович. Николай Николаевич невольно улыбнулся удачно подобранным словам – болван и бонвиван, отлично сказано!..

Николай Николаевич вдруг отчетливо осознал, что все это пустые разговоры. Этот старый педераст Николай Михайлович только и может что болтать. Ну еще книжки всякие пописывать, про историю там, гнусов разных. Но чтобы дело сделать… Да и все они, все эти великие князья, все эти великие бездельники, ничего и никогда не сделают. Сами – не сделают. Все, что они умеют делать от себя – болтать и жаловаться! Неудивительно, что такой рядовой вопрос как устранение монарха, в сущности, вещь для монархии вполне себе заурядная, вдруг стал камнем преткновения. А ведь все они состоят в генеральских чинах, все – люди военные, обученные убивать. Но кого убил в своей жалкой жизни Павел Александрович? Разве только свою беременную жену, несчастную Александру Георгиевну, если, конечно, верить грязным сплетням.

Безвольные, нерешительные, никчемные люди. Даже Кирилл грозен больше на словах, нежели на деле. Из всего Императорского дома Николай Николаевич знал только одного человека, по своим волевым качествам достойного занимать трон. Но он уже занимал его. Цепко, хватко, без малого почти четверть века. В 1905 году многим казалось, что все, его дни сочтены, но нет, удержался, сукин сын, и держится по сию пору. Хитрый, коварный, опасный. Но, как говорится, на каждого хитреца отольется своя пуля.

Впрочем, был и второй человек. Ничуть не хуже. Николай Николаевич самодовольно усмехнулся. Сам он справился бы с управлением империей по меньшей мере не хуже Никки. Но об этом, конечно, стоило пока помалкивать. Все, на что заявлял претензии – место главковерха. На троне пусть побудет кто-то из этих бездельников. Пока побудет. А Николай Николаевич подождет. Он умеет ждать. А вот когда длиннющая очередь претендентов на трон подсократится – а с такими родственничками это обязательно должно произойти – вот тогда и посмотрим…

– Я поддерживаю, я против убийства, – глухо сказал Михаил Александрович. – Мой брат не настолько глуп, чтобы предпочесть смерть короне. Думаю, он согласится на наши условия.

– Какое прелестное прекраснодушие, – Кирилл Владимирович похлопал в ладоши. – Слезы наворачиваются на глаза. Мне кажется или я и впрямь попал в какой-то клуб благородных девиц?

Он обвел взглядом всех присутствующих.

– Александр Михайлович, вы? – поинтересовался он.

– Признаться, я тоже не любитель кровопролитий.

– Я так и думал, – кивнул Кирилл Владимирович. – Вы все так милы, так гуманны, так милосердны. А мы с Николаем Николаевичем получается кровожадные звери.

Николай Михайлович открыл было рот, но Кирилл Владимирович жестом его остановил.

– Я не договорил. Но вот вопрос. Вы хоть понимаете, что вас ждет, если наш план провалится? Будет ли Никки настолько гуманен, чтобы оставить нас в живых?..

– Николай Александрович известен своим гуманизмом далеко за пределами Российской империи, – Александр Михайлович улыбнулся. – Это ведь он созвал Гаагскую конференцию, предложил провести всеобщее разоружение, создать международный третейский суд, если бы его послушали…

– Ах, перестаньте уже паясничать! – зло бросил Кирилл Владимирович. – О его гуманности мне известно как никому другому. Вам, Александр Михайлович, конечно, этого не понять. Пока вы водили шашни с этими вашими филалетами и занимались, с позволения сказать, столоверчениями, я – тонул на «Петропавловске»!

Александр Михайлович собирался было сказать кое-что колкое в ответ, но, наткнувшись на горящий взгляд Кирилла, решил благоразумно помолчать. Кирилл Владимирович вошел в раж, и пререкаться с ним означало провоцировать на очередной пересказ истории потопления броненосца «Петропавловск» во время русско-японской войны.

– И отправил меня туда, в это проклятое место, в этот ледяной ад, именно этот ваш гуманист Никки!..

Николай Михайлович прикрыл глаза. Кирилл в своей ненависти теряет всякие остатки рассудка. Все прекрасно понимают, что его отправили отнюдь не на смерть, а чтобы отметиться на фронте, получить очередную военную награду. Через это прошли все члены Императорского дома. И уж, конечно, охраняли великих князей как зеницу ока. А что броненосец затонул, так война есть война.

– Думаю, надо отложить этот вопрос, – наконец предложил он. – Вполне возможно, что к тому времени, когда подберем людей, кто-то из нас может изменить свое мнение. Мне кажется, что сейчас следует обговорить более важный вопрос. Может быть, вопрос главный. Кто займет трон Российской империи?

Николай Николаевич хмыкнул. Павел Александрович покачал головой. С каменными лицами остались сидеть двое – Михаил Александрович и Кирилл Владимирович. Усилием воли Николай Михайлович сдержал улыбку – запал Кирилла удалось вроде бы сбить.

– Надо было начинать с этого вопроса, – Александр Михайлович рассмеялся. – Тут, пожалуй, разговоров не на один час.

– Не вижу ничего смешного, – сухо заметил Кирилл Владимирович. – Впрочем, вас понять можно, Александр Михайлович, вы какой по счету?

– Вопрос важный, это так, – сказал Николай Михайлович. – Поэтому давайте расставим все точки. И вы, Кирилл Владимирович, и вы, Михаил Александрович находитесь примерно в равных обстоятельствах. Обстоятельства именуются – морганатический брак. Строго говоря, ни один из вас не имеет прав на престол.

– Позвольте… – перебил его Кирилл Владимирович.

– Подождите, – Николай Михайлович вскинул руку. – Я веду речь о другом. Нам действительно необходимо выбрать кого-то из вас. Но если уже вы оба находитесь в одинаковом положении, первоочередное право за Михаилом Александровичем.

– Позволю напомнить, что меня не лишали прав на престол, – сказал Кирилл Владимирович. – А после возвращения в Императорский дом я, соответственно, получил и права престолонаследования.

– Это спорный вопрос, – заметил Михаил Александрович.

– Вопрос действительно неоднозначный, – согласился Николай Михайлович. – То, что вы говорите Кирилл Владимирович, звучит весьма убедительно. Я могу согласится с вами, даже Михаил Александрович может согласиться. Но вот согласятся ли с этим остальные? Ваши аргументы понятны нам, но для многих и многих других – в армии, на флоте, в думе – это все будет весьма спорно воспринято. Поэтому предлагаю отложить этот вопрос. Я вообще, думаю, что утверждать нового правителя придется на всероссийском Учредительном собрании. Только это позволит снять все недоразумения, связанные с морганатическим браком. В качестве временно подходящего варианта принять Михаила Александровича.

Кирилл Владимирович возмущенно фыркнул, вскочил со стула, и двинулся по комнате. Возле Александра Михайловича остановился, протянул руку к персу.

– Позволите?

Кирилл Владимирович приподнял кота за шкирку, чуть тряхнул, вызвав гримасу неудовольствия на лице Николая Михайловича.

– Переживаете за любимца? – с усмешкой поинтересовался Кирилл Владимирович.

– Мне кажется, мы обсуждали другие вопросы, – холодно отозвался Николай Михайлович. – Вам ведь есть что сказать насчет престолонаследия?

Кирилл Владимирович вернул кота Сандро, брезгливо отряхнул руки.

– Мне, конечно, есть что сказать.

Кирилл Владимирович много чего мог сказать. Например, как 31 марта 1904 года он, великий князь Кирилл Владимирович тонул в ледяной воде Желтого моря под Порт-Артуром. Тонул после того, как флагман Тихоокеанской эскадры броненосец «Петропавловск» каким-то фантастическим образом взорвался и ушел на дно за какие-то невероятные, невозможные полторы минуты. Ушел на дно вместе с командующим эскадрой вице-адмиралом Макаровым, известным художником Верещагиным и с почти в полном составе командой – свыше шести сотен человек.

Вероятно, на дно должен был уйти и он, великий князь Кирилл Владимирович, двоюродный брат царя, один из ближайших наследников трона. Очевидно, только вмешательство свыше позволило ему, и еще нескольким десяткам человек, выжить в те страшные минуты. Страшный взрыв котлов, вой и скрежет рвущегося пополам корпуса, падающие прямо в работающие винты матросы, и ледяная вода, пожирающая людей одного за другим… Ну, а потом – две недели лихорадки в санитарном поезде.

Видит Бог, Кирилл Владимирович очень хотел выкинуть из памяти те чудовищные несколько минут между жизнью и смертью. Но это было невозможно. Он жил с ними уже тринадцать лет и будет жить всегда.

– Тринадцать лет назад, Николай Михайлович, – тихо сказал Кирилл Владимирович, – я сам был вот этим самым котом, за которого вы изволили так беспокоиться. Меня – как вашего любимого кота – просто взяли за шкирку и отправили на войну. А там, меня, опять же – как кота – взяли за шкирку и швырнули в ледяную воду. Слава всевышнему, он сохранил мне жизнь. И я кое-что понял. Кое-что важное.

Он встретился взглядом с Николаем Михайловичем.

– Я понял, что я не хочу быть этим котом. Господь сохранил мне жизнь не для того, чтобы ею распоряжался кто-то помимо меня и, конечно же, всевышнего. Престол принадлежит мне по праву.