Красный луг. Приключенческий роман

– Зачем? Мы не мёрзнем в мороз, не ищем прохлады в жару, сам организм поддерживает нужную температуру для жизни.

– Вот бы нам так…

– Завидуешь?..

– Нет, просто констатирую факт, всё-таки разные мы…

– Ты насчёт хвоста? Так тут разница не большая, предки-то у нас общие… Просто у нас хвостик длиннее, всё зависит от среды обитания, в пещёрах он нам необходим для исследования труднодоступных мест, преодоления препятствий. У вас тоже есть хвостик, но он вам не нужен, поэтому спрятан и называется по вашему аппендикс. Дотронься до меня, я точно такая же девушка, как и ты, из плоти и крови, и так же смертна, только умираем мы от насильственной смерти, а не от старости.

А годы шли

Притупилась боль утрат близких людей и надо было жить дальше. Родила Лида Никите двойняшек, двух крепких пацанчиков, а года через три осталась вдовой. Спасая во время ледохода попавшего в оползень пацана Оксаны Вересковой, председатель простудился и скоропостижно скончался от крупозного воспаления лёгких. К тому времени Лида работала секретарём Сельского Совета. После похорон пришли к ней сельчане и упросили перейти в колхоз на место мужа, даже и поплакать-погоревать не дали. Сход утвердил кандидатуру.

Давно уже закончилась Гражданская война, было покончено с интервенцией, но до сих пор ещё продолжались эсеро-кулацкие мятежи, подавляемые отрядами самообороны и красноармейскими регулярными частями, силами милиции. Кулаки и середняки выступали против продовольственной политики и других социальных мероприятий Советской власти, против комитетов деревенской бедноты и против мобилизации крестьян в Красную Армию. Как бы там ни было, но борьба велась более чем успешно. Почти полностью были уничтожены лесные банды. Страна вставала на путь восстановления разрушенного хозяйства. Царствовал НЭП, цвела земля-матушка, и рос посёлок на берегу реки Уфы. И дел хватало. На новую ферму завозили племенных коров, на птичник – индюшек и кур. Срочно уезжали учиться на специалистов сельского хозяйства юноши и девушки. Возвращались из дальних краёв демобилизованные бойцы – красноармейцы. Илья Никитин до призыва в ряды Советской Армии успел жениться на соседней девушке Ирине Трифановой, в армии остался на сверхсрочную, стал офицером пограничником и был направлен на границу Белорусии. Получил краткосрочный отпуск и приезжал в посёлок за своей женой, чтобы уже вместе ехать к новому месту службы. Рос и строился Красный луг, тесновато ему было на крутом берегу, приходилось отвоёвывать место у тайги. Начались годы первых пятилеток и больших строек. Молодёжь хотела повидать мир, срывалась с насиженых мест и мчалась по призыву партии и комсомола неизвестно куда, неизвестно зачем. Романтика звала вперёд! Это был период величайшего душевного и физического потенциала. Молодёжь разбегалась из села и никакие силы и уговоры не помогали, не могли остановить. Получивших на руки красные корочки путёвок не смели задерживать на предприятиях, это было чревато руководителю предприятия, могли обвинить в противодействии политике партии и попросту расстрелять, как врага народа. С большой неохотой отпускала молодых Лидия Семёновна, зная, что не скоро они возвратятся в отчий дом, да и вернутся ли? Рос колхоз, росла Россия, росли и потребности в сельскохозяйственной продукции. Колхозу нужны были молодые сердца и руки, и тогда через районную комсомольскую организацию Лидия пошла на хитрость, теперь всем бегущим давали направление в Краснолужский колхоз. Молодые обижались, но против решения горкома перечить не смели. Да и председателя колхоза понять тоже можно, от стариков-то пользы мало, силы не те уже. А тут ещё и конкуренты появились, открылся Айский леспромхоз и лесничество. В отличие от колхозных трудодней там регулярно выплачивали зарплату деньгами. Мечтала Лидия Семёновна о таких деньках и для колхозников, но пока таковой возможности не было. Хватит пока и того, что радио провели по Прямушке от Усть-Маша, телефоны поставили в Сельсовете и Правлении. Теперь посёлок уже не казался таким отрезанным от внешнего мира. В клубе проводились репетиции, ставились концерты силами деревенской молодёжи. А вот в летнее время молодёжь предпочитала вечера встречать по старинке, на полянке на берегу реки за посёлком. Там под балалаечный перезвон пели, плясали, плакали, провожая друзей в Армию и на Всесоюзные стройки. К зиме миром купили для клуба патефон и пластинки, в зимнее время в клубе собирались и на тусовки и для свадеб. Изредка привозили немое кино, но на это чудо посмотреть сбегалось всё село, каждому хотелось покрутить ручку проектора, дотронуться до горячей лампочки Ильича. Мест в клубе не хватало и показ фильма шёл по нескольку раз. А разговоров-то!

– И умирать-то теперь не хочется, гли-ко сколь всего интересного есть на белом свете, досель и не виданного! Спасибо коммунистам! Счастье-то какое выпало, пожить в такой стране, где всё для народа! И то, раньше во сне не снилось даже, что когда-нибудь будем сами писать, считать, книги читать, газеты, патефон и радио слушать, кино про другие страны смотреть…

Хуторяне

А на противоположном от посёлка берегу реки Уфы появились два новых хутора. Один хутор напротив Прямушки, второй километрах в трёх вверх по течению (это если идти пёхом или на лошадке через брод и по лесу, если плыть на лодке по реке, то будет намного ближе). На том хуторе, что в верховьях, поселилась многодетная семья. Многие могли бы работать в колхозе, но почему-то хозяйка хутора, Варвара Ивановна, не захотела жить на селе, настояла на хуторском житие-бытие. Лидия Семёновна предлагала им добротную хибару, но они так и не согласились. Сначала поставили на берегу оврага приличную землянку, а к зиме и домик из тонкомера сгоношили. Хозяин хутора, Веснин Константинович Илларионович в недавнем прошлом был учителем словесности, но, опять же, по настоянию жены вынужден был отойти от сих дел, хотя любовь к детям и школе осталась на всю жизнь. Был хозяин из себя виден, крепок и статен, обладал немалой силой. Одно слово – казак! Впрочем, родиной он был с Украины, из станицы Красносёлка Винницкой области (ныне Белорусия), в казаки попал лет четырнадцати и служил в царском казачьем 38 полку на Дону. Своего лихого казака не могла Варенька спокойно дожидаться с работы, много понимаете ли вокруг него увивалось молодых и красивых девиц, того и гляди, -уведут… И сама, что не год, исправно рожала по дитёнку. Не все из деточек приживались на белом свете, но и тех, что остались, было предостаточно. Чтобы прокормить всю эту ораву, требовалось немало сил и средств, а на первое время в хозяйстве имелась худенькая лошадёнка да коза непонятной породы. Однако ж, опять же, с помощью сельчан обустроились, обзавелись скотом, развели пчёл, посадили огород. В первое время развешивали с помощью старших сыновей по тайге дуплянки для пчёл, позднее прикупили ульи и прочее пчеловодческое оборудование. А сначала дуплистый мёд был единственным источником поступления денег в хозяйство. Расчистили от кустарника и деревьев полянку, в первый же год посадили коноплю и картофель. Сначала хуторяне почти и не заглядывали в посёлок, своё хозяйство требовало полной отдачи. Это несколько позднее сам хозяин стал появляться на селе, а за ним и молодёжь потянулась. Бывая на селе, Константин всякий раз останавливался около школы, улыбаясь, слушал гомон ребятишек, а иногда, не в силах совладать с собой, заходил в школу, подолгу разговаривал с молодой учительницей, советовал, как найти подход к тому или иному сорванцу. По всему чувствовалось, что со школьными проблемами знаком не понаслышке, и, похоже, был когда-то не плохим учителем. В школе же теперь он был желанным гостем. Подолгу также просиживал и в правлении колхоза, стараясь вникнуть во всё, а иногда и подсказывая нечто дельное. Лидия Семёновна не торопила мужика, чувствовала, придёт время, и сам он придёт в колхоз. Узнав все новости и послушав радиопередачи из орущего со столба динамика, горбясь под тяжестью вещевого мешка с набранными в лавке товарами в обмен на звериные шкурки, шёл Константин домой. По дороге всегда останавливался около придурковатого от старости деда, Ильи Никитина, прожившего на свете не много ни мало что-то около 120 лет. У того всегда была одна неотвязная забота

– Сынок, ты часом корову на продажу не имеешь? Дойную надо…

– Зачем тебе, деду?

– Давеча в лавку ходил, спрашивал, так продавщица Нинка говорит, что есть корова, только яловая и ждать не известно сколько ещё, а я молочка хочу, парного… Смертушка вот не идёт всё, пропащая душа, заблудилась где-то…

– А ты, дед, к дояркам в колхоз сходи, не обидят поди, кружечку молочка-то нальют…

– Они-то не обидят, но своё-то вкуснее…

Смеялась продавщица над стариком не без горечи, за шуткой прикрывая своё потаённое – взял бы кто замуж, побёгла б, хоть за столетнего старца. Рада бы и с замужним сгульнуть да жён своих боятся наши мужики хуже смерти, трусливые, им бы не брюки носить, а юбки… В самом расцвете девка, мужики по ночам снятся. Ох, как бы с ума не сойти! Вот только бойка была девка на язычок и на кулачок крепка, потому из местных сердцеедов и не доводилось предложить ей руку и сердце.

Константин Веснин всё же вступил в колхоз. Драл лыко, отмачивал в болотине, из полученного мочала делал гужи, чересседельники, вожжи. Из колхозных заготовок делал хомуты для лошадей. Заготавливал впрок оглобли, дуги, делал конные санки. Всё сдавал за трудодни в колхоз. Как-то принёс пару лаптей, их тут же взяли, были они лёгкими, прочными и очень удобными для ношения в летнюю пору. С тех пор отбою не стало, завалили хуторянина заказами. Пришёлся сельчанам мужичок по душе, трудолюбив, безотказен и необидчив, честен до мелочей, всегда готов оказать посильную помощь любому, кто нуждается, а это здесь ценилось выше всяких денег. Лидия Семёновна быстро поняла этого человека и, пользуясь его слабостями, зачастую нещадно эксплуатировала его то на сенокосе, то на заготовке других кормов. При этом не забывала и о награде за труд, то отрез на платье для жены выделит, то ребятишкам подарки, то лишний трудодень припишет, а в целом, нравился ей он не только за безотказность и умение работать, но и как желанный мужчина. Хотя в чём угодно могла признаться председательша, но в этом она и себе бы никогда не призналась. Как-то Константин сделал лёгкую кошовку для выездов хуторянину Генке Быстрову, жившему ещё выше по течению, этак километров с десяток, и тот в благодарность привёл к Весниным на хутор молодого жеребчика, прозванного Варварой Карькой. Свою кобылку Костя сдал в колхоз, а взамен получил другую, более породистую. От этих лошадок в дальнейшем и пошло потомство выносливых с ильных колхозных лошадей. Много было Косте и других заявок. Зимой по зимнику, летом через брод, приходили мужики и бабы кто за туеском для ягод и грибов, кто за ивовым ковриком под двери, кто за бочонком для солений… Быстряков Пашка приволок однажды ребятишкам на забаву щенка, бывшего чуть поболе рукавицы, а выросшего в огромного волкодава, росточком с огромного телёнка. Урман, так его прозвали, тайги не боялся, был умён и хитёр, не боялся и брал любого зверя, будь то лось, или медведь, не говоря уж о своре собак, с которыми расправлялся играючи. Густая длинная шерсть спасала от укусов, и во всех потасовках Урман был победителем. Домашнюю живность сам не трогал и другим в обиду не давал, даже кошку не гонял, которая иной раз и котят даже у него в конуре рожала, а он в это время сторожко оберегал её. Стоило сказать ему «Гони корову домой, доить пора,» тут же бросался в лес, находил и пригонял корову домой. Замки на двери хуторяне никогда не вешали, как и поселковые. Когда уходили, ставили к двери кол, это значило, что дома никого нет. И только-то.

Старшие дети Весниных, Иван и Миша, работали в леспромхозе на валке леса и погибли в одно время, один бросился спасать другого от падающего дерева, обоих и накрыло. Скончались оба уже в медпункте, в ожидании Скорой помощи. Погоревали Веснины, да что поделаешь, жизнь не стоит на месте.

Константин жалел и берёг свою Вареньку, сам управлялся со всей тяжёлой работой в колхозе и дома. К тому времени в хозяйстве появилась корова-ведёрница, пара бычков, до десятка кур и гусей, по паре овец и коз, украинские сальные свиньи белой породы. И даже приблудились парочка диких уток, кои и на зиму улетать не хотели, так и жили в сарае с курами, давая потомство уже одомашненных уток. Основной заботой Вари было прокормить многочисленное семейство и приготовить корм для скота, детей накормить, одеть и в школу отправить. Старшие уже женихались, на вечёрки бегали. Варенька на колхозные работы выходила редко, в основном на заготовку сена или силоса, а так ей и дома хватало работы. Впрочем, официально в колхозе она числилась помощницей Кости и даже ей начислялись трудодни. И то, как бы он без неё управлялся! А в целом семью не очень притесняли, поскольку колхоз имел от них не малый доход, ведь за телегами и санями, упряжью для лошадей приезжали чуть ли не со всей области. Константин вечно был занят работой, то верёвки вьёт из лыка, то валенки подшивает… Ребятишки тоже дома не сидят. Варенька и привыкла постепенно разговаривать вслух сама с собой да с живностью, что оказывалась рядом. Что поделаешь, если муженёк работой занят, слова не вытянешь, а так всё хоть голос живой слышен, а то, чего доброго, и говорить разучишься. Со временем эти разговоры вслух для себя вошли в привычку. И не приведи Господь появиться в доме гостю, заговорит любого… Обо всём на свете без каких-либо переходов и отдыха: Погоде, урожае, корове и Урмане, который вчера в огороде матёрого волка забил, про детей и мужа, о чертях и ведьмах, которых в округе видимо-невидимо, колхозных делах и ещё о многом, что для неё казалось особенно важным. Порой и врала безбожно, но и сама верила в своё враньё и в таком случае оспаривать её не имело смысла, можно было нажить в её лице врага. Константин, если был дома, только поддакивал да подначивал, никогда не подсмеиваясь над нею, а она как тот петух в басне Крылова, говорила и говорила с ещё большим азартом, радуясь слушателю. Костя и сам был рад её болтовне. Сам же не любитель был, лишнего слова не вытянешь…

Варенька

Четырнадцатилетним пареньком попал рослый паренёк Константин Веснин на службу царю и Отечеству. Был зачислен в 38 казачий Донской полк. На Украине в родной станице Красносёлке под Винницей остались у него престарелые родители да соседская девчоночка-подруженька Варенька Бабина, за которую не пожалел бы и жизни казак. Из семьи она была не богатой, сызмала трудилась по найму на богатеньких. Грамоте оба выучились от беглого каторжника из России, работавшего у местного кулака наймитом. На службе Костя проникся коммунистическими идеями, стал активно сотрудничать с большевиками. Когда же в 1917 году довелось ему побывать в родной станице, там всё оставалось по прежнему, будто и не было в России Октябрьского переворота. Матери родной уже не было в живых, отец благословил Варю и Костю. Бедно, но как славно зажили молодые! Родителей Вареньки давно уже не было и всю свою любовь и нежность она отдавала мужу и свёкру. Через год уже двое пацанов близнецов ползали по полу, радуя родителей и деда своими проделками. Устанавливалась и на Украине Советская власть, многим это было не по нраву, и снова Константину пришлось взять в руки сабельку и винтовку, садиться на ворона коня и защищать Советские завоевания. Варенька осталась одна дома, куда уж тут денешься от малых деток да чуть живого свёкра. Ох как хотелось ей быть рядом с мужем, ещё не налюбилась, не натешилась… Чуяло сердце беду неминучую. Только вот при прощании и виду не подала, не заронила в сердце любимого тревогу. Направили Вареньку заведовать избой-читальней в своей же станице. Книги собирались со всей округи, изъятые у кулаков и других богатеев. Родительский домишко, где они жили до сих пор, был довольно ветхок и Варе разрешили жить во второй половине библиотеки. Там же был и небольшой земельный участочек, можно было посадить картофель и прочую овощь. Живи да радуйся, но бедняку радоваться, головы не сносить… Посередь ночи нагрянули в станицу то ли белогвардейцы, то ли какие другие бандиты и не стало Вареньки, никого из семьи не стало. Убили и сожгли семью вместе с библиотекой. Безоружные станичники не смогли противостоять врагу и многие из них сложили свои буйные головы на плаху истории, которая и имён-то ихних вряд ли помнит… Советских работников было не много и они по чьёму-то доносу были убиты первыми. Не знал о том Константин, не ведал. Только через пару месяцев подошёл к нему командир отряда и поведал о трагедии.

– Крепись, дорогой товарищ, нет больше твоей семьи…

И снова торопя своего верного друга-коня, мчался Константин в родную станицу. Храпя и роняя пену остановился верный конь на пепелище. Останки погибших были похоронены неподалёку в одной братской могиле. Спрыгнул солдат, склонил буйную головушку в горькой думе над последней пристанью своих родных и милых сердцу людей. Вспоминал он долгие разговоры с любимой о новой жизни, в которой теперь доведётся жить ему одному.

– Как же без тебя жить теперь?

И снова верный конь нёс солдата через пепелища и разорённые деревни, сквозь людское всеобщее горе навстречу врагу. Твёрдой рукой наносил он смертельные удары, мстя за погибших отцов, вдов и сирот, за своих погибших детей, за отца и Вареньку, за горе и слёзы других людей. Искал солдат в бою погибели своей, но Господь миловал, Вернулся живым и здоровым, пришёл к могилке, присел на сделанную чьими-то добрыми руками скамеечку, плеснул в солдатскую алюминиевую кружку фронтового спирту из фляги, выпил.

– Вот я и пришёл к тебе, Варенька! И нет мне жизни без вас, любимые…

До этого не баловался солдат хмельным и выпитый спирт вскоре подействовал на него усыпляюще. И снится солдату сон: Зашевелилась вдруг земля на могиле и встала тут Варенька, живая и здоровая, и даже как-будто ещё краше стала, как раньше бывало, села к мужу на колени, обвила руками.

– Родной ты мой, как же долго ты шёл ко мне… Поздно пришёл! Не укоряю я тебя, нет, у живых свои дела, у мёртвых свои… Поседел, постарел, а я вот прежней осталась и тебя к себе молодого ждала, ну да не в обиде я… Послушай мой последний совет тебе, оставь меня, деточек и деда с бабкою в покое, не приходи больше и не жди, в первый и последний раз я поднималась к тебе, больше уже не смогу… Найди себе подруженьку, чтобы была не хуже меня, а может быть и лучше, под стать себе… В ней и я жить буду. Одно условие, пусть носит мою фамилию, имя и отчество. Иди и найди её!

Клятва

Проснулся солдат от щебета птичьего, понял, что наступило утро следующего дня, и что проспал он около полутора суток. Вспомнил он потусторонние слова своей Вареньки и поклялся исполнить её пожелание, оставаясь верным ей до конца своей земной жизни.

– Ну что ж, родная моя жёнушка, будь по-твоему! И коль доведётся мне повстречать другую женщину, то пусть она будет твоею копией во всём. Да пребудет воля твоя! Прощай, милая, прощайте, дети мои, прощай, отец мой, пусть будет вам земля пухом…

Хотел солдат остаться в родных краях, на родной Украине искать своё счастье-долюшку, но каждую ночь видел он один и тот же сон и всё те же слова исходили из Варенькиных уст, и гнала она его, гнала искать по белу свету своё счастье, а не ждать его, сидючи на одном месте. Работал Костя на сахарном заводе, жил в теплушке на территории, много ль солдату надо! Была бы еда, да было бы где на ночь голову приткнуть… И если б не Варенькина настойчивость, возможно так бы и прожил свою жизнь лихой казак бобылём, или, как народ говорит, ни себе, ни людям… Благодаря Вареньке пошёл солдат искать по свету своё счастье да горюшко мыкать по чужим углам. Снился по ночам ему смех зазывной его любимой, сверкание очей её ясных, а утром вновь непонятная сила гнала его вперёд. Усталость ли, голод одолевали телом, истощались последние силы, снова на помощь приходила Варенька, пусть и в короткие минуты забытья, но она приходила и тогда вновь появлялись силы для борьбы и жизни. Ходил из села в село, из города в город, не мало исходил дорог по белу свету и казалось порой, что не будет конца краю этим бесконечным дорогам, не будет конца его изгнанию. Хотелось ему лечь на обочине бесконечной дороги и заснуть навеки… Нанимался на работу, но надолго нигде не задерживался. Вновь и вновь Варенькин голос изгонял его. Во многих краях находились женщины, готовые пойти за ним хоть на край света, только намекни, но данная Вареньке клятва не давала никаких надежд. Неведомыми путями оказался Костя снова на Украине. До родной станицы дорогами предстояло ещё немало пройти, и всё же решил Костя дойти до станицы, ещё раз поклониться родным могилкам, попросить прощения за свою беспутную жизнь. А чтобы сократить путь, пошёл через лесные дебри и, вроде бы съестного припас на дорогу достаточно, только чего-то не рассчитал, закончились припасы. Сколько дней и ночей шёл по лесу, питаясь корой да грибами, лесными орехами да берёзовыми ветками, то и самому не ведомо. Почти теряя сознание, вышел к деревеньке, постучался в первый попавшийся дом. В избу не впустили, вышла женщина, кинула под навес охапку старого сена, вынесла кус хлеба да жбан с водой, а щепотка соли нашлась на донышке вещевого мешка…

Началась сенокосная страда и хозяйству нужны были работники. Из окна хаты наблюдал хозяин за пришельцем и отметил, что тот, хотя и выглядел сильно уставшим и похудевшим, но судя по огромным кулачищам, обладал не малой физической силой, а это что-нибудь да значило! Наутро хозяин вышел сам, потоптался вокруг да около, затем предложил: – Ты вот что, мужичок, оставайся, на время сенокоса поможешь, а то можешь и насовсем… Деньгой не обижу и едой конечно, одежонку справим, ишь пообносился-то. Ну а кто спрашивать будет, говори, племянник мол, из города на помощь прибыл. Нынче с наймом-то туговато, Советская власть не позволяет… Исхудал ты сильно, куда пойдёшь в таком виде? Поправишься, тогда и иди на все четыре стороны, насильно удерживать не буду, хотя видит Бог, люб ты мне…

Остался солдат. Варенька ночью приснилась, но в этот раз не гнала его, а просто сказала: – Ну вот, родненький мой, довела я тебя, не упусти своего счастья, сумей сберечь.

Делал Костя по хозяйству всё, что наказывали, беспрекословно и добросовестно. Хозяину всё больше нравился безотказный работник и он подумывал о том, как бы удержать его в хозяйстве подольше. В наймитах были и другие работники, но по силе и ловкости с новым работником никто тягаться не мог. Теперь спал он и ел из общего котла с другими работниками, но, в отличие от них, всегда мог рассчитывать на добавку. Зарплату понедельно хозяин давал ему отдельно, впотай от других работников, денег не жалел и нет-нет да и намекал о том, чтобы тот остался насовсем. Костя отмалчивался, хотя с некоторых пор Варенька почему-то оставила его в покое и не снилась. Работники поговаривали о дочери хозяина, что, якобы, не смотря на своё малолетство, девочка довольно умна и красива и хорошо бы породниться с хозяином. Училась она где-то в городском интернате-школе, домой приезжала только на каникулы. Костя ещё не видел девушку, но на этот раз судьба не обошла его. К ночи чего-то знобить стало, видать с устатку много ключевой водицы хлебнул, ужинать не хотелось и решил солдат не ходить в деревню, прилёг на охапку свежескошенного сена, накрылся зипуном да и задремал. И снилась ему снова Варенька такой, какой была в их последнюю встречу-прощание, когда он уходил воевать, и говорила ему Варенька такие слова: – Спи мой Костик, спи родной, рядом твоё счастье, довела я тебя, хотя и сама не была уверена в счастливом исходе, проснёшься, сумей удержать…

А в это время хозяин всполошился, виданное ли дело, работник домой не явился, и это в самый разгар сенокосной страды! Неуж злое дело задумал? Нельзя такого допустить! А вдруг случилось чего? Мало ли, заболел может, змея укусила… Отправить в поле некого было, все работники неотложными делами заняты. Вспомнил хозяин о приехавшей утром на каникулы летние дочурке, её то и отправил с узелком с едой для работника, на всякий случай сказал, чтобы уговорила работника остаться ещё, сказал, что зарплату увеличит… Не в первый раз ходила девчонка на покос и, хотя было довольно далеконько, дорогу знала хорошо. Шла и напевала песенки, что знала, заодно любуясь полюбившимися с детства родными краями. Пришла и села около спящего, стала смотреть в лицо его и, чем больше смотрела, тем больше понимала, что уже не сможет прожить и часу без этого человека, которого и видела-то только теперь, впервые. Проснулся Костик, открыл глаза, только никак не верится ему, что всё, что сейчас происходит, наяву. Перед ним сидела настоящая живая Варенька, именно такая, какая была много лет назад, молодая и очень красивая, будто и не было всех этих тяжёлых разлук, не было смерти. Смотрит на него задумчиво и травинку губами щиплет… Смотрел, смотрел на неё Костик, всё ждал, что вот-вот рассыплется видение в прах, исчезнет, а она сидит себе и ещё и улыбается… И тревожно Костику и боязно, всё же насмелился, руку протянул, ощутил тепло и твёрдость тела её.

– Варенька! Как же ты нашла меня?

– А я и не искала, сразу увидела… Отец отправил, поесть тебе принесла… Отец интересуется, почему домой не пришёл, уж не бежать ли собрался…

– Бежать? Нет, что ты! Да кто же ты?

– Я то? Варвара Ивановна Бабина, а ты кто?

Сердце чуть не выскочило из груди! Так запрыгало, что еле-еле удержал обеими руками. Онемел Костик, не в силах поверить своему счастью, только смотрел и смотрел в глаза её, любовался ею. А девушка необъяснимым каким-то чутьём своим угадала его душевное состояние, схватила за чуприну, притянула к себе и крепко-крепко поцеловала в моментально пересохшие губы. Сама, зардевшись, словно тюльпан в степи, впервые поцеловала мужчину, вскочила на резвые ножки и умчалась к деревне. Кинулся Костик за нею, да разве догонишь! Только и успел выдохнуть: – Варенька! Откуда-то издалека эхом донеслось, откликнулось на его призыв: – Догоняй!

Сердцем принял призыв, кинулся за девушкой, но не смог догнать, только и слышал зазывной смех её где-то впереди. В сумерках выскользнула Варенька из комнат, пришла к нему и вновь целовала горячие уста, пока не позвала мать. Убежала девчонка Варенька, а Костику не до сна стало, всё никак не верится ему, что всё происходит наяву, так и хочется войти в хозяйский дом и хорошенько рассмотреть спящую девчонку, но боязно… Варенька тоже не спала, и казалось ей, что всю свою не долгую жизнь прожила она рядом с этим человеком, давно – давно знает его. Вновь и вновь она вызывала в себе ощущение прикосновений его тела, губ и рук, ласкающих её и впервые за свои не полные четырнадцать лет она чувствовала себя старой умудрённой опытом женщиной… Она думала о том, что не раздумывая о последствиях, может отдаться ему, что вполне готова отдать ему не только своё молодое тело, но и душу и сердце, да что там, и жизнь в придачу. С тех пор так и повелось, лишь выдастся свободное время, Варя ищет встречи с Костей, причём даже не всегда осознанно. Работал Костя, окрылённый любовью за десятерых, а Варенька увивалась около, всякий раз находя удобный предлог, чтобы подольше побыть около любимого. Понимал Константин, что для хозяев, не смотря на молодость и силу, он прежде всего являлся лишь рабочей скотинкой и сватовство Вареньки может просто не состояться. Не находя иного выхода, они предпочитали встречаться тайно, не переходя границ дозволенного. Хозяева были польскими переселенцами со своими нравами и обычаями, но, главное, что роднило всех хозяйчиков, то была страсть к наживе. У Кости же ничего не было, ни дома, ни лома, не считая того, что успел уже получить от того же хозяина. Так что ни о каком родстве и речи быть не могло.

Беглецы

Под осень уже хозяйка проследила за дочерью и застала влюблённых в сарае за поцелуями, прогнала дочь домой. Побить при работнике не посмела, большеваты были у того сжатые кулаки, коль пригреет таким, вовек не очухаешься. Ушла Варенька и, сколько не прислушивался Костя, в доме было тихо

Не вышла в ту ночь больше Варенька, не пожелала любимому спокойной ночи, напрасно в вишеннике под окном заливался до утренней зари соловейко. Утром вышел хозяин во двор, пряча от работника глаза, подал ему горсть мятых десятирублёвок и новый солдатский, сделанный из конопляной добротной холстины, вещевой мешок, наполненный хлебом и солёным салом, не обидел при рассчёте, и на том спасибо доброму человеку, повелел убираться на все четыре стороны и навек забыть про молодую несмышлёную девчонку, хотя, если честно рассудить, то очень не хотелось хозяину лишаться такого работника, Господь тому свидетель. И дочку б не пожалел, гарный вышел бы зятёк, а про деток и говорить нечего… Надёжен, как та скала! Ан, проклятая баба всю-то ночь точила, гони да гони работника, пока греха не вышло… Махнул на прощание рукой Иван Бабин горестно, постарался незаметно смахнуть набежавшую не прошенную слезинку: -Прощевай, мил человек, иди от греха, ни мне, ни тебе проклятая баба покою не даст, изведёт измором. Иди ищи своё счастье на другой стороне, молода ещё Варька-то…

Ушёл Костя. Остановился у калитки, внимательно осмотрел плотно занавешенные окна. Нет, не шелохнулась занавеска, не крикнула любимая прощального слова… Молчал дом, как-то враз ставший враждебным и чужим. Ушёл солдат, понурившись, не глядя по сторонам и не оглядываясь, и долго ещё виднелась на пыльной дороге его согбенная фигурка. Шёл по-солдатски, не торопясь, размашисто и упруго. Поверили хозяева в уход работника, выпустили из тёмного чулана ненаглядную дочку.

– Ушёл твой хахаль насовсем, ищи теперь ветра в поле, даже проститься с тобой не захотел…

Сухими злыми глазами глянула дочь на мать свою и выскочила за дверь, дабы убедиться. Костика действительно нигде не было и даже охапку старого сена, где спал любимый, работники уже успели подобрать и подмести место… Не заплакала, вошла в сарай, в потайном местечке нашла записочку: – Жди, вернусь ночью.

Улыбнулась. Сунула записочку в рот и, почти не жуя, проглотила, заслышав чьи-то шаги. Никто не учил, сама догадалась, не приведи Господь, коли прознает мать, подымет работников, засаду устроят, убьют любимого.