Выкормыши. Том первый

– Если бы… Назначили меня, понимаешь?

– Кем? Куда? – «Тархуновый» дистиллят понемногу разогревает, и вопросы звучат куда более заинтересованно, чем хотелось бы.

– Собирателем. А назначила… да Кем, так их тогдашнюю главную звали. Это вроде как тьма по-древнеегипетски.

– И что собирал? Болячки на болт с их-то свободными идеями?

– Нет, – казалось, Грамыч подколки не заметил. – Музыку собирал. И с тех пор остановиться не могу.

– Это ещё почему?

– Я сначала тоже не понимал, зачем. Думал, может, наговор какой или сглаз. А как старше стал, разобрался. Мне ещё тогда в архиве всё рассказали, да как-то невдомёк было. Собираешь и тащишь, а тебе потом обламывается.

– И теперь обламывается?

– Да какое там. Жена с дочкой давно ушли, а на нынешних профур у меня зарплаты не хватит. Да и коллекция не в копейку обходится.

– Нахрена тогда?

Грамыч задумался. Сидя на лавке, он как-то ссутулился и стал дышать реже. Неожиданно резко, будто вырвав пару кадров из кинопленки, инженер поднялся на ноги.

– Наливай! Скоро ломбард твой откроют. Не пропадать же добру.

Притертая стеклянная пробка снова откупорена, остатки изумрудной жидкости с лёгким плеском покидают сосуд

– За нечисть, чтоб её! – выдает Грамыч и опрокидывает стопку.

Странный тост удивил, но, несмотря на это, мотоциклист повторяет за собутыльником и тоже пьёт.

– Так вот Иные, как бабоньки те себя называли, верили, что нечисть существует в разных видах. Но когда-то давно одни начали доминировать над другими. Случилась война… Не война, скорее истребление. И вот племя, склонное к упорядоченному, одержало победу и стало доминировать в нашем мире. Однако единственной слабостью его остался хаос.

– Это как? – уточняет Сорог.

– Например, неповторяющиеся звуки не дают им близко подойти и напасть. Поэтому древние скальды никогда одинаково не пели одну и ту же песню. Молитвы северных шаманов обходились без повторов и были чистой импровизацией. А сейчас вся жизнь человечества состоит из повторов, притом повсюду! От попсы до религии… И у нечисти нет больше преград!

Глаза Грамыча слезятся, голос дрожит. Сорог похлопал приятеля по плечу:

– И из-за этого ты пластинки собираешь?

– Ага! Третий десяток лет уже боюсь, что те придут. А мир кругом всё однообразнее делается. Мне всё страшнее! Вот я и собираю. А если вдруг это шиза чисто – так хоть дочке после смерти моей будет чего продать.

С этими словами Грамыч бросил остатки картошки на асфальт перед лавочкой. К неожиданной подачке со всех соседних крыш метнулись голуби, воробьи и даже несколько чаек. Когда Сорог поднял взгляд от птиц, Грамыча уже не было.

Глава 2. Хотите погорячее?!

Прежде чем открыть глаза, Сорог прислушался к боли. Левое бедро нестерпимо жгло, запястье ныло… Он аккуратно попробовал пошевелиться. Нога оказалась придавлена мотоциклом. Похоже, что при падении левая дуга проломила корку соли и вошла в более рыхлый слой, зажав конечность между бензобаком и осколками раздробленной породы.

Он не первый год странствовал по Пустошам, и подобное пару раз уже случалось. Нет, всё обходилось без выстрелов, да и падения были на меньшей скорости. Однажды корка проломилась просто от боковой подножки…

Опыт не подсказывал, опыт орал, что нужно как можно скорее раскопать небольшое углубление под мотоциклом, вынуть раненую ногу и, не жалея воды из запаса, вымыть мельчайшие частицы соли из порезов и царапин.

Опыт продолжал орать, сам же Сорог лежал с закрытыми глазами и не шевелился. Все потому, что вдали слышался мерный плеск и возбуждённый шёпот.

Он продолжил вслушиваться. Говорили двое.

– Как думаешь, Серый, этот мопед на каком бензе?

– Да какая в жопу разница! Главное, чтобы он был.

– Да должен быть, этот-то явно куда-то далеко ехал, да и канистра вроде к бочине приторочена была…

– Вроде была, – согласился сипловатым басом Серый. – Только вот не видно ни хрена, ксенон у него что ли?

Сорог снова прислушался к плеску лужи. По голосам расстояние до говоривших определить было сложно. Звуки разносились над поверхностью жидкости, делаясь то громче, то тише. Буквально секунду назад казалось, что до сталкеров какая-то пара шагов и уже сейчас его ждёт контрольный в голову, и тут следующая фраза прилетела как будто из такого дальнего далёка, что была едва слышна.

Плеск давал более точное представление о расстоянии до любителей чужого добра.

«Шагов двадцать-тридцать, не более», – рассудил мотоциклист.

Шли они, судя по всему, против света так и не погасшей от удара фары Плотвы.

Сорог приоткрыл один глаз. Визор шлема сильно пострадал при падении, но две серо-зелёные лупоглазые фигуры, пересекавшие центр лужи, в луче фары видны были хорошо. Расстояние до них оказалось метров пятьдесят…

«Добежать не успеют, – подумал траппер, – Тем более в ОЗК и газике особенно не побегаешь».

Медленно, чтобы не выдать себя, Сорог потянулся к поясной сумке.

– Этот-то, как думаешь, того?

– Конечно! Даже если от пули не сдох, хотя напомню, что это вермахтовские 7,92 миллиметра, так ты ж видел, как его об землю приложило!

«Вермахтовские 7,92! Да кому такое позерство надо?!» – подумал Сорог, нащупав рукоятку. Буквально в сантиметре от неё из сумки торчал кусок чего-то острого. Судя по всему, обломок переднего обтекателя. «Хотя разносит неплохо», – вынужденно признался он себе.

– Ага, Серый! Не хотел бы я на его место!

– Так и не будешь! Помнишь, Капитан рассказывал, что тут полудохлые, ну те, которые раковые, спидозные и прочие неизлечимые, без химзащиты на свои сходняки собираются.

– Ага!

– Так вот что я тебе скажу: если ещё раз такого увижу, даже без бензина, – снова выстрелю!

– Без бензина-то он тебе нафига?

– А потому что пидарасы! И терять им нечего. Все неизлечимые болезни от заднеприводности. Вспомни Меркьюри! Чарли Шина! Вот любишь их, слушаешь, смотришь, а потом – херак! И педераст…

– Да, Серый, ты мне об этом каждую пьянку рассказываешь.

Сорог практически справился с задачей, однако нога пылала настолько нестерпимой болью, что в глазах сгущалась пелена. Кричать хотелось до зубовного скрежета