Шло странное молчание, оборвал его Вадим:
– О чем мечтаешь – как бы помереть, да чтоб побольней?
– Так, вспомнил одну историю… – Костя встал, налил из под крана воду, жадно выпил. Возвратился – сел. Посмотрел на Вадима пристально. Убрал взгляд, опустил голову, пальцы выстукивали о стол нечто – минута отрешенности. Голова обратно поднялась, глаза наполнились внятным, глубоким. – Расскажу-ка… (Слабо откашлялся.) Ты помнишь, после института, чтоб от армии уйти, на военный подряд я уезжал? Там дело было…
Последуем за рассказом. Кыштым, страшное захолустье, затерявшееся в выеденных отрогах Уральских гор. Десятка два-три панельных трехэтажек, густой и жалковатый массив частного строения, пара мелких заводиков непонятного назначения, военная часть. В городе, впрочем, как и по области случались ранние утра – особенно в части.
Очутимся. На ухоженной территории не сказать воинственно и строго мельтешила солдатня, с пологого уклона длинного и лесистого холма, что венчался вдалеке щетинистым неровным гребнем, соскальзывал комковатый ветерок. Подле солидного бортового авто кучковалось отделение солдат. Держали себя вольно, но после сна вяловато. Неподалеку стоял Константин в цивильной робе и старший лейтенант. Служба тыкал в некий документ, разглагольствовал. Наш имел тусклую физиономию, по которой можно было предполагать веер чувств. Лейтенант имел мнение:
– Я тебя прошу, Кузнецов, будь с ними пожестче. Понимаю – тебе, как гражданскому, дисциплина не в ноту, но дело спросится. Послаблять этим архаровцам – себе дороже. – Ярился к воякам: – Вы смотрите, будут какие вольности – порезвитесь у меня на плацу! Прораба слушать беспрекословно! – И уже тихонько, чтоб не слышали подчиненные, дополнял: – Слухай, Костя, вечером у тебя соберемся, мне тут спирту подогнали. Лизку с Машутой подключим.
Урал-машина, враскачку и рыча, ползла по ухабистой дороге. Уцепившись за высокие борта, колыхались в кузове солдатики, равнодушные до разлатых таежных красот. Да нам-то отчего не потрогать.
Сколь важно расшоперилась ель, сколь стройно – куда Эйфелевой башне. А кедр – чем не товарищ, господин и даже депутат? Вересок небрежно облагораживает нечаянно оголившиеся пространства, славно путается меж лесного начальства паутина разнообразного кустарника. Бежит вглубь ковер папоротника и прочей поросли, манит лес сочностью замысловатого рисунка, мистикой чарующих потемок. И галдят, радуясь судьбе, неопознанные птицы.
– Здесь тормози, а то опять сядем, – распорядился Костя шоферу.
Выбрался из кабины, окинул хозяйственным оком девственную окрестность. Просека, тянут служивые высоковольтную линию. ЛЭП-110 – линия электропередач, сто десять тысяч киловатт.
Вдали виднелась техника: бульдозер, вышка.
– Орлы! – с акцентом и отрывисто на ы, шутливо по-армейски гаркнул Костя. – Проволоку из машины… высы-пай! (Солдатики без ретивости вывалили большие мотки.) Сами высы-пайсь!
Покатились, сопровождая себя хохотком, толканиями – баловством. Костя подошел к шоферу, тот уже из машины вылез. Доверительно толковал:
– Вот что, Олонцев, даю тебе три часа. Ты по лесу пошастай, ягоду поскреби. Тара в кабине в рюкзаке. Но чтоб так, литрушка – моя. – Сделал улыбочку. – Вечером кой-кого угостить надобно (солдатик понимающе блеснул зубами). – Построжал. – Да не заблудись – недалеко ковыряй.
– Не первый раз, Аркадич, – уверил солдат. – Бу сделано. – Небрежно кинул под козырек.
Костя шумел остальным:
– Ну что, канарейки! На плечо и с песнями!!
Гостиница, где существовал Константин, скорей походила на общежитие, ибо люд преимущественно квартировал вахтовый и командировочный. Обитал Константин в двухместном номере (одна койка по договоренности пустовала) с цветочками – оные хозяин содержал принципиально, как символ несуразности текущего момента – и порядочной стопкой книг на подоконнике. Там же располагался занюханный чайник, сковорода и прочий показатель «красиво живем» бытия. Над одной из коек, обжитой, висел какой-то сюрреалистический натюрморт.
В данный отрезок времени в помещении, помимо хозяина, наблюдался предыдущий лейтенант в мирском, Юра, и две вполне приемлемые молодки. Они и случились Машей, та, что пополнее, с лихим наворотом волос на голове, и Лизой, отчаянной блондинкой уютных размеров с наличием конопушек и веселого голоса. На столе громоздилось соответствующее и происходил задорный разговор.
– А я мечтаю в большой город уехать, – выдала сокровенное Маша. – Магазины, троллейбусы – халява-плиз.
Костя охолодил:
– Мечтать не вредно, хотеть – не надо. Здесь ты по удельному весу больше, так что радуйся.
– Чего ты! – расстроилась Маша. – Наоборот я два килограмма скинула.
– Нехай, если с головы, все равно не впрок, а ежели от сокровенного – уволю.
– Так я наем, если что, – непосредственно соболезновала Маша.
Лейтенант с Костей засмеялись. Костя ерничал:
– Во-от. Не свое – где лежало, туда и положи.
Кручинилась Лиза:
– Верно, Машка, сгнием мы здесь. Крутишься как музгарка, всяко вынаешься. А на кой – кончится элтэпэшником. Эти ж из себя мудреные.
Воин притянул Лизу, лез к шее, балагурил:
– Курвочка ты моя, дай я тебя в рот поцелую!
Та шутливо заелозила плечами:
– Я не такая, я жду трамвая.
Поцеловав, Юра отслонился и проникновенно умиротворял:
– Бросьте, девчата – мы вас любим. Не жена б, кто знает.
– А Костя не женат! – плюхнула обиженно и пристрастно Маша.
Раздался стук в дверь. Костя открыл и пропустил дородную женщину лет сорока.
– О-о, Любаня, – радушно протянул лейтенант. – Проходи, золотая, угостись с нами.
– Не-е, в тот раз наугощалась. Мало, что начальству кто-то из жильцов капнул, так еще мой учуял – вставил.
– Все в доход, лишь бы не выставил, – порадовался вояка.
Девицы захихикали, Любаня с умеренной улыбкой оповестила:
– Я чего зашла-то. Завтра к тебе, Костя, жильца подселяют, так что приберись. Видишь ли, он может с утра подъехать, а уборщица только с обеда выйдет. Директор наказал предупредить.
Закипятился лейтенант:
– С какой стати! Номер частью на год вперед оплачен.
– Так он к вам в часть и направлен, – объяснила Люба, – гражданский, как и Костя.
Лейтенант схватился за голову:
– Ё-моё, я ж совсем забыл! (Косте) Еще одного прораба наняли, вы теперь линию с двух сторон потянете… – Сокрушался: – Слышь, Костя, тебя на дальнюю трассу ставят, ты теперь по неделе в тайге жить будешь.
Резко возмутились девицы, начали галдеть, запоздало всполошился Костя:
– А почему меня?
– Ну, мы ж с тобой накуролесили – начальство на полную полканов спустило.