Золото наших предков

– Вот знакомься, наши снабженцы Миша Муромцев и Саша Бардыгин, – шеф указал на двух сидящих в его кабинете мужчин. – Они привезли кое какой ценный материал и должны его сдать тебе на склад по накладной, материал необычный…

Муромцев, лет тридцати пяти, невысокий, коротко стриженый. Бардыгин повыше и постарше. Материал, который они привезли, помешался в большой деревянной коробке. Снабженцы сильно спешили и были на средней "поддаче". Последнее обстоятельство насторожило Пашкова.

– Давай мы тебе опись дадим и ты её прямо в накладную перепишешь… Там всё о кей… А то нам ехать уже надо. Мишка, он в Ступино живёт, пока доедет… А завтра праздник, – заплетающимся языком пытался "уломать" кладовщика Бардыгин.

Пашков вопросительно посмотрел на Калину, но тому, казалось, всё равно, как будет принят материал, как положено, или формально, как предлагал снабженец. Впрочем, как положено сдавать и принимать такой материал, похоже не знали сами снабженцы, тоже совсем недавно принятые в фирму по объявлению. Самоустранился и Калина, более того видя, что Пашков колеблется, он вообще решил, что передача должна пройти без него, и не в его кабинете:

– Вот что ребята, вы идите к Сергею у него для этого целый кабинетище есть, а сюда скоро женщины должны прийти, я их сегодня на час раньше отпускаю, они тут переодеваться будут, так что давайте…

Перешли в не отапливаемый кабинет Пашкова. Бардыгин продолжал торопить, на что Пашков раздражённо ответил:

– Слушай, если вы так спешите, давайте я без накладной ваш коробок приму, а после праздников спокойно, без спешки всё проверим, взвесим и накладную составим. У вас там что?

Предложение кладовщика ненадолго поставило всё более хмелевших снабженцев в тупик. Чуть помыслив, поёживаясь от "свежести" кабинета, Муромцев изрёк:

– Можно и так… Давай после праздников… по трезвянке сдадим.

Но Бардыгин неожиданно энергично воспротивился:

– Ты это… ты чо… три дня… Тебе хорошо, ты не расписывался, а я за всё это отвечаю. Не, я с ума за эти праздники сойду от беспокойства, если по накладной не сдам…

Начали вынимать содержимое коробки. Там оказались банки из-под кофе с золотосодержащим песком и колбы с электролитом, тоже содержащим золото. Взвесить колбу отдельно от электролита оказалось невозможно, пересыпать песок, чтобы узнать чистый вес – некуда. Вспыхнула перебранка, в ходе которой снабженцы всё более соловели. Пашков же укреплялся во мнении, что этот материал сейчас лучше не принимать. Нет, он не думал, что эти "датые" мужики хотят его обмануть, но видя их состояние, он засомневался, что там, где они получали эти банки-колбы, где их напоили… Снабженцев вполне могли "наколоть" там. Как можно спокойнее Пашков уговаривал Бардыгина отложить приём-сдачу. Муромцев, которому предстоял долгий путь домой на электричке, к нему присоединился. Договорились на том, что коробку завязали и опечатали печатью Бардыгина и заперли на складе, после чего снабженцы уехали всё-таки без накладной…

В первый после праздников рабочий день, когда Пашков ожидал снабженцев, на склад вдруг заявился сам Шебаршин.

– Сергей Алексеевич, вы перед праздниками приняли золотосодержащий материал от снабженцев по накладной? – вопрос звучал угрожающе.

– Он у меня, здесь…

– Вы его приняли!?

Пашков молчал, не зная, что отвечать. Он боялся выговора за то, что держит на складе фактически неучтённый материал. В то же время не хотелось подводить снабженцев, ведь им за то, что уехали, оставив материал под "честное слово", тоже нагорит.

– Видите ли… у нас было мало времени и мы его просто опечатали и положили на склад, – дрожь в голосе выдала волнение Пашкова.

– Значит вы просто так, без документального оформления приняли этот материал… Вы хоть представляете, сколько он стоит!?

Пашкову стало жарко на его холодном складе. Тут на складе появился Калина:

– Что случилось Владимир Викторович?

– Что-что!… Ваш кладовщик просто так, без всяких накладных принял на склад материал, в котором растворено больше килограмма золота. Чёрти что. Почему вы Пётр Иванович не проконтролировали, не заставили их всё сделать как положено!?

– Подождите, Владимир Викторович. Они же все материально ответственные лица, и снабженцы, и кладовщик. Зачем взрослым людям нянька, а если кто-то из них и виноват, то надо установить кто именно.

Спокойствие и логичность суждений Калины, тем не менее, не успокоили Шебаршина.

– Разберёмся… Только меня не удивит, если в этой коробке чего-то не будет хватать, а мы ведь за всё это уже деньги перевели, – Шебаршин бегающими глазами смотрел то на кладовщика, то на начальника производства, – сейчас вызываю снабженцев, – он вынул из барсетки сотовый телефон и стал звонить в офис…

Бардыгин появился где-то через час. Его лицо свидетельствовало, что он достаточно бурно отметил праздники.

– Как вы могли бросить ценный материал, не сдав его по накладной! – коршуном налетел на него директор.

Испуганный снабженец, который по всему не очень хорошо помнил, что происходило до праздников, что-то растерянно забормотал в оправдание… Директор распекал его минут пять, потом приказал:

– Прямо сейчас, при мне сдавайте материал кладовщику.

На этот раз нашли всё что нужно, порожнюю посуду, банки, взвесили электролит, песок… Всё совпадало с актом приёма-передачи… Всё, кроме одной позиции. В акте значилась пластина платиновая и её вес, 218 граммов. Этой пластины в наличии не оказалось. Коробку вывернули едва не наизнанку – пластина отсутствовала. Пашкова в очередной раз прошиб холодный пот, на Бардыгина нельзя было смотреть без сожаления. Шебаршин… казалось бетонные стены склада содрогались от его воплей:

– Вы понимаете сколько стоит эта пластина… это… это десять долларов за грамм, больше двух тысяч!… Я не знаю, кто из вас украл… но я клянусь вы мне сначала всё, до последнего цента заплатите, а потом я вас посажу!! Я вас!!…

– Слушай, я не вскрывал коробку, там всё, что ты привёз… ты же опечатал её, печать же цела была, – Пашков оправдывался перед снабженцем, который, казалось, моментально постарел лет на десять. В его глазах застыл ужас… ужас простого, нищего человека перед суммой, которую грозил взыскать с него хозяин фирмы, в которой он успел проработать всего полторы недели и ещё не получил ни одной зарплаты.

Наоравшись, Шебаршин вновь стал нервно набирать номер на своём сотовом телефоне. Калина всё это время, сохранял спокойствие, казалось, даже его природная суетливость куда-то исчезла. Он только негромко уточнил у Пашкова:

– Ты по накладной ничего не принял?

Получив утвердительный кивок, он удовлетворённо усмехнулся и снисходительно посмотрел на беснующегося директора. Шебаршин, наконец, дозвонился… до Ножкина:

– Юрий Константинович, у нас ЧП… Что-что… воровство или головотяпство, точно ещё не знаю… А вот, кто виноват и надо разобраться. Во всяком случае, твой новый снабженец один из основных подозреваемых…

Шебаршин стал сообщать Ножкину подробности "ЧП", явно желая повесить на него расследование. И тут Пашков, стоящий недалеко от директора, который стал перекладывать мобильник из одной руки в другую… Пашков услышал, как Ножкин спрашивает, сдал ли снабженец материал кладовщику или нет… На это Шебаршин ничего не ответил, а стал кричать в трубку, что в фирме бардак в деле приёма-сдачи ценных материалов… Но Ножкин, похоже, упорно выяснял, на ком персонально, в данный момент висит пропавшая пластина. Шебаршин, видимо, раздражённый этой настойчивостью, наконец, ответил:

– Да не принял кладовщик ничего, так что теоретически целиком и полностью виноват твой снабженец. Вот так, принимай меры, либо доставай пластину, либо… ну ты знаешь что делать.

Калина ободряюще подмигнул Пашкову. Он недолюбливал молодого самоуверенного хлыща Ножкина, и был рад, что тот со своими подчинённым в полном дерьме. Тем не менее, Пашков переживал случившееся очень тяжело. Домой он пришёл в таком состоянии… Настя с тревогой спросила о самочувствии. Пашков отговорился, что просто сильно устал – не хватало, чтобы ещё начала переживать и жена.

На другой день выяснилось, что никакого воровства не было. Бардыгин съездил в организацию, где получал этот злополучный материал и определил, что тамошний кладовщик, выпив со снабженцами, просто забыл положить в коробку пластину стоимостью в две с лишним тысячи долларов. Бардыгин привёз этот серебристо-бледный, отдалённо напоминающий алюминий небольшой кусок металла, из-за которого возникло столько крика, столько испорченной крови… сдал по накладной Пашкову.

– Ну, всё… иду увольняться. Мне такие стрессы не нужны, я своему здоровью и семье не враг. Гори она ясным огнём эта фирма и этот Шебаршин!… – держась за сердце, говорил незадачливый снабженец.

12

После столь бурных событий Пашков был готов поставить свечку за то, что не принял коробку. В тот предпраздничный вечер он ведь колебался и вполне мог подмахнуть накладную. Его бросало в дрожь от мысли, как бы тогда всё повернулось, каких переживаний ему бы это стоило. Тогда ведь не Бардыгин, а он постарел бы за день на несколько лет. Зато теперь Пашков со всей очевидностью осознал во что вляпался, и какая с его стороны необходима внимательность и осторожность.

Двадцатого ноября подошёл срок очередной "чёрной" зарплаты. Калина выдавал деньги просто из рук в руки без ведомости. Пашкову от отсчитал девятьсот тысяч. Таким образом за месяц вышло миллион с четвертью. Настроение Пашкова после всех треволнений, наконец, заметно улучшилось, хоть заплатили меньше, чем обещали. Наконец, после долгого перерыва, он вновь ощутил себя добытчиком, кормильцем семьи.

То, что его кладовщик смог ткнуть "мордой в грязь" снабженцев Ножкина, очень понравилось Калине. И Шебаршин после случившегося, кажется, стал относиться к Пашкову более уважительно. Это, однако, не мешало директору держать его в том же, что и прочих сотрудников фирмы, постоянном напряжении. На заводе, находящемся примерно в получасе ходьбы от офиса, директор стал часто являться внезапно, без предупреждения. В цеху он, ни с кем не здороваясь, молча наблюдал за работой. Так же неожиданно он появлялся и на складе. С Пашковым, правда, он здоровался и обычно начинал задавать вопросы типа:

– Сергей Алексеевич… вы на прошлой неделе сколько получили из цеха лигатуры от разъёмов СНП-34… у вас это задокументировано?

– Да, конечно, вот это отмечено в моём приходном журнале, – слегка волнуясь, отвечал Пашков. – Восемь килограммов, триста сорок два грамма.

– Покажите, где она у вас?

Пашков кивнул на мешок с лигатурой.

– Так говорите здесь больше восьми килограммов? – недоверчиво смотрел директор. – Давайте взвесим.