Миллион алых роз

Дачный вариант

Чем-чем, но силой господь Петра не обидел. Подков он, правда, не ломал и кочерёг не гнул, не без основания считая подобное занятие баловством, но двухпудовкой крестился играючи.

Мужик он был рослый, плечистый и, как почти все сильные люди, несколько медлителен в принятии решений…

Утро было чудесное: ярко светило солнышко, лёгкий морозец приятно пощипывал щёки, ослепительно-белый снег весело поскрипывал под сапогами. А вокруг сосны и ели, покрытые пушистым искрящимся на солнце инеем. И воздух…

Рай, да и только.

Пётр бодро шагал по утоптанной дорожке, предвкушая, как он придёт на участок, откроет дверь небольшого любовно отделанного домика, затопит печь и, открыв дверцу топки, сядет перед ней на скамеечку.

Хорошо мечтается у огня. Почему не помечтать? Дел никаких нет и его визит на дачу чисто проверочный. Посмотреть всё ли в порядке да снег расчистить. А, если честно, то ради этих нескольких часов у огня он и приехал сюда за тридцать километров и, вот, топает третий километр от автобусной остановки.

Дверь открылась легко. Раньше зимой она разбухала от сырости, и её заклинивало, но этим летом он, наконец, выкроил время и перевесил дверь заново.

На крылечке Пётр старательно стряхнул с одежды снег и, пройдя через веранду, вошёл в комнату. Он не сразу сообразил, что, собственно говоря, произошло. Удивило то, что в комнате было тепло, лишь потом Пётр заметил трёх незнакомых людей, по-хозяйски сидевших за его столом. Двоих мужчин и женщину.

Не нужно было быть Шерлоком Холмсом, чтобы определить в них бомжей. Худые, грязные, оборванные, с пропитыми лицами. Мужчины бородатые, женщина, наверное, забыла, когда в последний раз расчёсывала волосы. Немолодые. Но и не старые. Его, Петра, лет. Хотя у бомжей трудно определить возраст.

Пётр застыл у порога, изумлённо разглядывая непрошеных гостей. А они попивали чаёк из его чашек и блаженно щурились на застывшего столбом хозяина.

– Чего стоишь? – вальяжно откинулся на спинку стула один из бомжей.– Садись, попей чайку с дороги. Замерз, небось? Эльвира, плесни чайку человеку. Да садись ты. Чего стоишь? В ногах правды нет. Не серчай, что без спросу дом заняли. Где тебя искать, а жить нам где-то надо? Не звери же мы, чтобы в снегу ночевать. А у тебя печка больно хорошая. Кинул чуток дровец и спи всю ночь. Замечательная печка. Сам клал?

– Сам,– только и нашёлся сказать Пётр.

– Молодец,– похвалил его бомж.– Золотые у тебя руки. Ты не думай, я толк в этом деле имею. У меня дед был печником. Я и сам могу сложить: хошь голландку, хошь шведку, хошь русскую.

– Да не волнуйся ты,– вмешалась Эльвира.– Ничего мы у тебя не тронули. Дровец немного взяли. А так всё в порядке. И спим мы на полу.

Оттого, что в доме всё цело и спят они на полу, Петру легче не стало, но он никак не мог сообразить, что ему делать.

Вышвырнуть их вон? Вроде и жалко. Действительно, люди. Какая-никакая, а женщина с ними. Куда её на мороз? И что, если они сожгут дом в отместку? С них не убудет.

Но и оставлять их в доме не резон. Для них он, что ли, старался, над каждой дощечкой корпел? Опять же грязь. И вонь.

– Чего задумался?– не унимался словоохотливый бомж.– Не переживай. Зиму перекантуем и уйдём. Зато дачка останется в целости и сохранности. Мы у тебя вместо сторожей. По совести, тебе не грех поставить нам пузырь. За верную службу. Слушай,– его глаза масляно заблестели,– хошь с Эльвиркой побаловаться? Она баба безотказная. Чего мнёшься? Если стесняешься, мы с Андрюхой выйдем, снежок покидаем.

Пётр дико глянул на бомжа, на “безотказную” Эльвиру, безучастно тянувшую маленькими глоточками горячий чай, плюнул на загаженный пол, развернулся и вышел на улицу. Постоял у дома, посмотрел вокруг, двинулся было к сараю, но махнул рукой и зашагал обратно…

– Чего так рано? – удивилась жена.

– А-а,– скривился Пётр. Не хотелось её расстраивать, но молчать не было сил, и Пётр рассказал про бомжей.

– Ну и дурак,– вмешался гостивший у них шурин.– Убил бы их и выкинул в лес. Никто и не спохватится. А милиция ещё спасибо скажет.

– Ты что? – жена испуганно отшатнулась от брата.– Разве так можно? Это же люди!

– Какие они люди? – не уступал шурин. – Скоты. Даже хуже. Те хоть в чужие дома не лезут.

– Не-ет,– не соглашалась жена.– Я жить там не смогу, если буду знать, что в нашем доме убили человека. И не одного.

– А ты не знай,– рассмеялся шурин. – Думай о чём-нибудь приятном.

Они так ничего и не решили. Оставили всё как есть. Но до самой весны Пётр больше не ездил на дачу. Душа не лежала.

В начале апреля поехали туда вдвоём. Дом был пуст. Ничего не пропало. Лишь от поленницы дров остались одни воспоминания. Но дрова – ерунда. Могло быть хуже. Соседей обобрали полностью.

Целый день Пётр с женой чистили, скоблили и проветривали дом. Жена перестирала бельё, хотя было видно, что им не пользовались. Но долго ещё стоял в доме специфический запах.

Прошло лето. Опустели огороды, люди потянулись в города. Пётр врезал в дверь ещё один замок.

С первыми осенними холодами он наведался на участок.

– Привет, хозяин! – встретил его радостный возглас.

Их было уже четверо…

Вернувшись домой, Пётр взял чистый лист бумаги и старательно вывел крупными буквами: “ Продаётся дача”…

Искушение Максима Недотрогова

– Это кто такой?

Огромная глыба мяса, костей, сухожилий и прочей дряни, обильно поросшая чёрными курчавыми волосами, нависает над столом.

Максим ощущает неприятное жжение в области желудка: естественная реакция здорового организма. Но от этого не легче.

Шкаф. Настоящий шкаф.

Кто он у неё. Кажется, грузчик. Ну как могла такая хрупкая, изящная женщина выйти за орангутанга? Какая тупая, злобная морда. Ничего человеческого. Может ли быть в мозгу подобного питекантропа хоть одна извилина?

– Я тебя, кажется, спрашиваю?

Он сейчас убьёт её. Что ему стоит? Вон какие ручищи. Он, Максим, тоже богом не обижен, но рядом с ним выглядит жалким пигмеем. Лапа орангутанга тянется вверх. А у неё такая тонкая шея, кожа на ней белая, нежная…

Сейчас. Сейчас! Одно движение чудовищной лапы, лёгкий хруст хрящей…

Нет. Он обязан вмешаться.

– Макс.

Слова никак не желают вылезать из гортани, их приходится буквально выталкивать оттуда.

– Врач. Хирург.

– Макс? Врач? Хирург? – недоумённо повторяет амбал.– Что за собачьи клички? Не много для одного?

Маленькие бесцветные гляделки (о, какие у неё чудные васильковые очи!) застывают на безмятежно-спокойном лице супруги.