Миллион алых роз

– Загибаемся помаленьку. Это у вас жизнь бьёт ключом, а мы… Ещё пяток лет подобных реформ…

– Понятно.

Эдик насмешливо прищурился.

– Поднял лапки? Дело нехитрое. А драться ты не пробовал?

– С кем? За что? За коттедж? За Канары? За кольца с бриллиантами?

Эдик поморщился.

– С тобой всё ясно. С такой философией только загибаться. Сюда каким ветром занесло?

– Еду на похороны (куда ещё ездят в наше время?), поезд не скоро, решил пройтись по местам былых боёв и сражений.

– Да уж, крови ты пролил немало. Не одной красотке дал путёвку в жизнь. Есть, наверное, что вспомнить?

– Не без этого.

Мне не понравилось направление нашего разговора. Что было, то давным-давно сплыло и быльём поросло. Нынешняя жизнь не располагала к игривости.

– А ты, смотрю, процветаешь. Чем занимаешься?

– Бизнесом.

– Каким, если не секрет?

– Торчу в одной фирме.

– И кем ты там…торчишь?

Эдик откинулся на спинку стула, ухмыльнулся.

– Козлом.

– ?

Он серьёзно мотнул головой.

– Я не шучу.

– Впервые слышу о такой профессии.

– То ли ещё услышишь. Временем располагаешь?

– В пределах часа.

– Постараюсь уложиться.

Эдик отодвинул пустые тарелки, опёрся локтями о стол и уткнулся подбородком в переплетённые кисти рук.

– Как ты знаешь, – начал он свой рассказ, – после ликбеза я загремел в НИИ. То, что там мне ничего не светит, я скумекал сразу. Лучшее, на что я мог рассчитывать: лет через тридцать беспорочной службы дорасти до завлаба, остепениться (при удачном раскладе), тихо и мирно уйти на пенсию. Приятная перспектива, не правда ли?

Судя по сарказму, с которым была произнесена последняя фраза, я должен был выразить Эдику сочувствие, но хоть убейте меня, не видел я в подобной “перспективе” ничего плохого. Чем она хуже любой другой? Поэтому я неопределённо пожал плечами, промычав нечто невнятное.

Но Эдик, похоже, не нуждался в моём сочувствии. Он неторопливо продолжал повествование.

– Как все уроды я был страшно честолюбив. Что мне оставалось, на что я мог рассчитывать? Не на смазливую же физиономию, которой Господь обделил меня? Карьера и только карьера – головокружительная, молниеносная – могла дать мне то, чего я так жаждал: денег, положения в обществе и, главное, женщин. Много-много женщин. Красивых, обольстительных, повинующихся любому моему капризу. Тебе смешно?

– Пока нет, – искренне ответил я.

– Нужно было быть Кулибиным либо Юрием Гагариным, чтобы сделать такую карьеру, а я – увы – не был ни тем, ни другим. Слава? Но как прославиться? Когда за душой ни одного мало-мальского таланта? И это вечное, сжигающее душу и разъедающее тело желание.

Эдик выпрямился, разжал руки, поднёс их к лицу. Несколько секунд сосредоточенно рассматривал кольца.

– Тебе трудно понять меня, ты всегда нравился женщинам. Недаром, – Эдик кивнул на стойку бара, – Нина выбрала именно тебя. А вот мне даже сейчас страшно вспоминать те годы. Как я жил тогда? Как не сошёл с ума? – он ухмыльнулся. – Самое смешное: какая-нибудь Манька с пивзавода мне была и даром не нужна. Подавай мне “берег заколдованный и зачарованную даль”.

Может, я и сдвинулся. Кто знает? Но жизнь вёл самую, что ни на есть мышиную. Записался в три библиотеки и грыз всё подряд. Сначала детективами увлёкся, зарубежными естественно, затем на историю перекинулся. Очень заинтересовала меня история религий. Много любопытных культов существовало. А священная проституция? Умели люди жить… Как ты понимаешь, у меня всё, в конечном итоге, сводилось к одному. Тут началась перестройка, и на прилавки хлынул поток теософской макулатуры. Все эти Блаватские, Папюсы, Кроули. Я набросился на них, как голодный волк на одинокого ягнёнка.

Эдик вновь полюбовался игрой камушков и насмешливо покачал головой.

– Ещё год такой жизни, и я точно загремел бы в жёлтый дом. Но тут судьба выкинула такое коленце, – Эдик закатил глаза и энергично затряс жирными плечами, – что ни в сказке сказать, ни пером описать. Разговорился я как-то с завлабом о сатанистах. Не помню, с чего начался разговор, но я выложил ему всё, что о них думал. Что это чисто эротическая секта, а все кровавые преступления, которые им приписывают – досужий вымысел, либо плод деятельности всевозможных маньяков, не имеющих ничего общего с подлинными сатанистами. Что хотел бы я побывать на шабаше и послушать чёрную мессу.

“Нет ничего проще, – усмехнулся Борис Михайлович. Так звали нашего завлаба. – Могу взять тебя на самый настоящий шабаш”.

Не стану за недостатком времени передавать наш дальнейший разговор. Борис Михайлович убедил меня в его полной серьёзности и подтвердил приглашение, сказав, что делает его не с бухты-барахты и что имеет на меня кое-какие виды. Какие именно, уточнять не стал. Всему своё время.

В ближайшую субботу мы отправились на шабаш.

– На помеле? – не удержался я от естественного вопроса.

– На метро. Потом на автобусе. В итоге мы оказались на окраине Москвы, а может и за её чертой, возле большого деревянного дома, окна которого были плотно закрыты ставнями. Вошли в дом и в прихожей сняли куртки (дело происходило поздней осенью в самую поганую слякотную пору), после чего Борис Михайлович дал мне чёрный капюшон, сшитый из плотного нейлона или другой какой прочной синтетики. В нём имелись прорези для глаз. В фильмах про старые времена в подобных уборах щеголяют палачи. Я без возражений натянул капюшон на свой котелок, радуясь тому, что никто не увидит моих сногсшибательных ушей.

Борис Михайлович открыл дверь и втолкнул меня в просторную, оклеенную весёленькими обоями комнату, а сам остался в сенях. Я остановился у дверей и огляделся. Кроме меня в комнате находились ещё четыре человека: три женщины и мужчина. Все четверо – точно в таких капюшонах. Они молча сидели на старых венских стульях вокруг горящего камина. Мужчина лениво шевелил кочергой полусгоревшие поленья. В комнате было тепло, даже жарко. Не меньше тридцати градусов. Судя по комплекции, одежде и ещё массе мельчайших признаков они были примерно моих лет. Может чуть старше. Это меня утешило, так как завлаб был далеко не молод, и я боялся, что “ведьмы” будут соответствовать его возрасту.

Обстановка в комнате была самая обыкновенная. Кроме камина в ней находились: стол, пара кресел, ещё несколько пустых стульев, диван, платяной шкаф да ковёр на полу. Вот и всё, что я увидел. Ни чёрных занавесей, ни мечей с тремя шестёрками, ни черепов, ни чёрных свечей, ни, самое главное, чего-либо, похожего на алтарь.

Такое впечатление, что я приехал в родную деревню, в гости к любимой бабушке.

Я стоял у дверей и не знал, что мне делать? Подойти к “коллегам”? Стыдно. Стоять у дверей? Неудобно. Я машинально взглянул на часы. Без трёх одиннадцать.

И как бы повинуясь какому-то сигналу, одна из “ведьм” встала и торопливо вышла из комнаты, но не через ту дверь, косяк которой я подпирал, а через другую. Оставшиеся дамы и мужчина также встали и, взяв пустые стулья, аккуратно расставили вокруг стола.

Ровно в одиннадцать вторая дверь распахнулась и появилась исчезнувшая дама верхом на метле с фаллосоподобной ручкой.

– Как? – удивлённо воскликнул я, – Она что, летела?

– Нет, конечно, – отмахнулся Эдик, – она лишь имитировала полёт. Но не это было в ней главным, а её одежда, если только можно так назвать то, что на ней было надето. Это тоненький-тоненький, абсолютно прозрачный халатик к тому же распахнутый спереди, так что было отчётливо видно всё, чем наградила её природа. А наградила она даму щедро. Один бюст чего стоил. Представляю, какая была моя физиономия под балахоном. Что касается “коллег”, то они вытащили из шкафа точно такие же мётлы, фонари и, заключив танцующими шагами сисястую ведьму в круг, принялись скакать, всячески высказывая своё безумное ликование от её появления.