Выкуп

Олигарх берёт её за руку и затаскивает на себя. Теперь она лежит на нём, свесив ножки с его живота.

«Да уж, этот интерес неизменен, – усмехается олигарх. – Им очень нужны мои деньги. И белые, и чёрные».

«А нам это нужно? Ты хорошо всё обдумал?» – сомневается Люба.

«Ты спрашиваешь уже в десятый раз», – он сочно хлопает её по ягодице.

Люба говорит, что она очень беспокоится. Олигарх становится серьёзным и отвечает, что у него тоже душа не на месте. С этими сукиными детьми всё может перемениться в мгновение ока, пакет может уменьшиться, а деньги – деньги возрасти. Всё зависит от скорости, конфиденциальности и количества действующих лиц. Чем чиновников больше, то есть, их подставных лиц, – тем пакет меньше, а цена – выше.

«Будь осторожен», – говорит Люба и целует мужа в нос.

Меня, между прочим, она так никогда не целовала. Похоже, она очень хорошо относится к своему мужу.

«Ладно, ладно, – шепчет олигарх и мнёт ей спину и ягодицы. – Может, ещё раз попробуем?»

«А ты не устал?» – спрашивает Люба.

Вместо ответа тот движением бедра сбрасывает жену в одну сторону, движением руки – простыню в другую, а я понимаю, что теперь мне пора покидать эту счастливую семью.

Я взмываю вверх и в один присест оказываюсь так высоко, что мне открывается вся Москва целиком, – она словно гигантское морское чудовище с раскинутыми в область щупальцами – цепочками огней вдоль шоссейных трасс. Я гляжу сверху на это сверкающее переливчатыми огнями земное полотно жизни, и досада грызёт моё сердце, которого у меня сейчас нет, и давит душу, которая, кажется, всё-таки есть.

Что такое любовь? И в прямом, и в переносном смысле?..

Целый год я полагал, что у меня есть любовь. А оказалось, что я для моей любви – и в прямом, и переносном смысле – только энергичный кобель с хорошей задницей, спиной, животом и прочим инструментарием. Всякое бывало у меня, многие роли я исполнял в жизненном спектакле, но в роли учебного пособия для импотентов-олигархов бывать не приходилось.

Но Любка какова, моя рыжеволосая любовь!..

Теперь досада швыряет меня вниз, я стремглав пикирую на столицу нашей родины и внутренний мой штурман обеспечивает посадку возле скромного домика на Цветном бульваре.

Маленькая квартира стоика.

Саня, мой бедный Саня, сидит за компьютером, но взор его устремлён мимо экрана. Он глядит в темноту и прозревает там какую-то другую жизнь, в которой он красив, удачлив и неотразим. Образ кареглазого ангела по-прежнему терзает его настоящее, живое сердце.

Какая несправедливость! – приходит мне в голову. – Вот умный, тонкий, талантливый человек, у него есть почти всё, чтобы покорять прекрасных женщин. Не хватает самой малости: денег, крутой тачки, кудрей погуще, хорошего костюма да кобелиной наглости в глазах. Почему всё это достаётся одним и не даётся другим, тем, кто по-настоящему этого заслуживает?

На прощанье я пытаюсь склонить Саню ко сну. Я нависаю над ним и велю ему спать. И он через минуту начинает позёвывать, потом бредёт в ванную, кое-как чистит зубы и укладывается, наконец, на своё холостяцкое ложе.

Спи, – говорю я ему. – Спи, братишка. И пусть тебе приснится твой кареглазый ангел.

Всё. Одним рывком я перелетаю на Сухаревку.

В моей квартире в той же позе, на животе, чуть подвернув ногу и с простыней на бёдрах, – лежит человек. С непонятным холодком внутри моего нового существа я падаю на этого лежащего ничком человека…

Я просыпаюсь и какое-то время не могу понять, где я и что со мной.

Между шторами – слабая полоска света.

Раннее утро? Или…

Я подношу мобильник к глазам и снова не могу ничего сообразить.

Начало десятого… Вечер? Которого дня?

Понемногу наступает ясность в мыслях. Неужели я проспал почти сутки?

Я прислушиваюсь к своим ощущениям, поднимаю руку, ногу. Всё цело. Всё работает по-прежнему. Чувствую себя прекрасно.

Я закуриваю сигарету и пытаюсь осознать то, что со мной произошло. Ночные мои приключения встают предо мной во всей своей поразительной громаде.

Два часа двадцать пять минут я обдумываю свое положение. Затем поднимаюсь, привожу себя в порядок и зову к себе соседа Гришку.

Фингал у него под глазом обрёл жёлто-фиолетовую гамму. Я даю ему пачку сигарет и велю привести Нурали.

Спустя четверть часа они являются, в глазах – испуг и любопытство.

– Итак, соколы мои, – говорю я им, – слушайте меня внимательно. Я беру вас на работу.

Гришка от удивления разевает рот.

– Ты будешь по совместительству, – поясняю я таджику.

– А что мы должны делать? – спрашивает Гришка. – И какая зарплата?

– Договоримся, – отвечаю я. – Гораздо больше пачки сигарет.

Катя. Будем исправляться

Мне, конечно, крупно повезло, что я работаю в отделе Марь Палны.

Мой шеф – замечательный человек. Она хоть и пожилая тётка, но фору даст, знаете ли, и молоденьким. Таким, например, как я.

Во-первых, она знает уйму всего: и журналистику, и подноготную известных людей, и вообще. Марь Пална в нашем отделе, который состоит из нас двоих, – источник и кладезь всей информации. Она – кладезь, а я технолог: обработка на компьютере и прочие технические мелочи.

Во-вторых, с ней я поняла, что женщины в возрасте – они ещё ой какие женщины. Кто бы мог подумать, что человек на шестом десятке может разбираться в сексе и любви не хуже нас, молодых. И не просто разбираться, а как бы это сказать – жить этим самым сексом. У неё, оказывается, кроме мужа, с которым она поддерживает чисто дружеские отношения, – есть ещё друг-любовник, и у них там всё в полном порядке. Вот так. Мне бы такой порядок.

В-третьих, я за Марь Палной в этом отделе информации и писем, – как за каменной стеной, как у Христа за пазухой. (Гм, интересное выражение. За пазухой у мужчины – одно, а у женщины – ведь совсем другое… Правда, Христос, пусть и мужчина, но – бог. Ну и что? Ничего, просто запуталась). Так вот, в других отделах нашей замечательной газеты обстановочка та ещё. Там народ грустит, плачет и бегает к нам чай пить. Ну и нам всё докладывает.

Например, как Замполит пристаёт к девушкам. Он, говорят, раздаёт задания – выгодные или не очень – в зависимости от того, как девушки к нему относятся. Я уж не знаю, до какой степени всё это верно… Ещё говорят, когда Дима был на должности Замполита, такого не наблюдалось. Наоборот, все хотели с ним работать и не обращали внимания, – какие задания. Я имею в виду девушек.

Вот в это – верю. Мне ли не знать. Ха-ха.

Или вот ещё. Как Экономичка своих угнетает. Самой тридцати нет, а она всех там в бараний рог скручивает, все от неё плачут. Там тоже девушкам достаётся, но уже по другой причине. Потому что Экономичка парням покровительствует. Но парней нет, ни одного, из-за этого большие проблемы у девушек. Поэтому в любимицах у неё ходит самая некрасивая. То есть, я имею в виду, не самая эффектная. Впрочем, всё равно нехорошо сказала. Красивая, некрасивая – это такая скользкая материя. Человек не виноват, что у него скулы широкие. Или нос длинный. Или ноги короткие. А на пять сантиметров длиннее – и всё, стройная. В общем, в таких материях уйма несправедливостей, женщинам не позавидуешь. И шутки здесь неуместны.

Так что будем исправляться, – так любит говорить Марь Пална.

Вот она сейчас входит в отдел, озабоченная, садится за свой стол, то есть, напротив меня, и говорит задумчиво:

– Странные дела творятся в нашем королевстве…