Выкуп

Для чего моей любви нужна была моя персона, – о том я не задумывался, весь полный кобелиного чванства. А чего задумываться? Мне – такому мужественному, обаятельному, успешному… Какая не будет в восторге, не будет холить и лелеять такого мужика?

Конечно, можно было делать вид, что ничего не произошло.

Я попытался. Но теперь, когда я знал, что все наши любовные игры фиксирует камера и вскоре их будут изучать дотошные зрители, – у меня пропал кураж, исчезла та беззаботная первородность секса, когда ты занимаешься им без всякой задней мысли.

Это не сказалось на потенции, но временами мне становилось смешно, и во время второго акта обычного нашего спектакля меня даже разобрал смех. Представляете, вот мы пыхтим с моей любовью в сексуальном раже, гоняем наш любовный жар промеж двух тел – и вдруг я начинаю хохотать. Понятное дело, конфуз, скандал, обида…

В общем, я понял, что старого не вернуть. Вместе с тем, хотелось, конечно, как-то всё устроить мирно, разойтись тихо, по-современному.

Я написал ей письмо. То есть длинную эсэмэску. Так, мол, и так: прошла любовь, завяли помидоры. Думаю, перебурлит, а потом как-то смирится, всё-таки – замужняя женщина и всё такое прочее.

Но Любка не смирялась, её звонки и сообщения не давали мне покою. В конце концов я поставил её номер в чёрный список и ушёл на дно.

И вот, пожалуйста, она ищет меня.

– Это ведь димина машина, не так ли? – обезоруживающе улыбается Люба. – А вы кто?

– Я-то друг, – заявляю как можно самодовольнее, – а вот вы-то кто будете? Вы ведь даже не представились…

– Ах, так вы, наверное, Саша? – Моя любовь распускает все свои пёрышки, она просто великолепна. На одну секунду я испытываю сожаление: может быть, напрасно я кочевряжусь? Подумаешь, делится со своим импотентом-мужем крохами нашей бурной сексуальной энергии, пытается его подлечить-взбодрить. От тебя что, убудет? – Я столько слышала о вас, о вашем таланте… – Люба изгибает свой стан с грацией пантеры на охоте. – А меня зовут Любой. Дима говорил вам обо мне?

Отпираться глупо. Кому я ещё мог доверить машину, кроме Саньки? То есть, понятное дело, что свою «Тойоту» я вообще никому не доверю, в том числе и ему, но Люба об этом не знает и разубеждать её не стоит. Надо скорее спровадить её отсюда, иначе, не дай бог, она что-нибудь заподозрит и заглянет в ресторан.

– Люба? – Я моргаю как можно более наивно. – Ах, Люба! Как же, как же… Столько слышал!

– Надеюсь, ничего плохого… – усмехается моя бывшая любовь. – Вся проблема в том, Сашенька, что вот уже третью неделю я не могу с Димой связаться. Это странно… И вот еду… и вдруг!..

– Удивительный случай, – говорю я. – В Москве случайно наткнуться на машину любовника – всё равно что встретиться в метро с женой…

Люба пристально смотрит на меня.

– Вы интересно мыслите, Саша, – говорит она тихо. – Совсем, как ваш друг… Скажите, когда вы видели его в последний раз? Наверное, когда брали машину?

– Да, – говорю я. – То есть, нет…

– Нет? – наклоняет голову Люба. – Что это значит?

Я и сам не знаю, что всё это значит. Я только уверен, что с ними, с моей любовью вкупе с её олигархом, – надо быть крайне осмотрительным. Не стоит давать им ни одного лишнего факта информации.

И я объясняю Любе, что виделся с Димой давно, наверное, с неделю назад. Но сегодня утром он позвонил мне и попросил перегнать машину на стоянку в редакции. Вот я и…

Я показываю одним пальцем в сторону Сухаревки, а другим – в сторону Курского. Любины глаза внимательно прослеживают за фигурами из моих пальцев, но в следующее мгновение я вижу на её лице невысказанный вопрос: какого же чёрта ты свернул на Сахарова, ежели тебе нужно на Курскую?

– А я по бульварам люблю, – шепчу я.

– Какие вы оба умные, – шепчет она мне в ответ.

Пора снова прикинуться дурачком, и я с наивной улыбкой жму плечами.

– Так он звонил вам утром… – размышляет вслух Люба. – А вы не могли бы сделать мне одолжение? Позвонить ему с вашего телефона? Это ведь несложно?

– Несложно, – говорю я. – Только как-то неловко… Почему вы не хотите со своего?

Будучи человеком действия, Люба не вдаётся в пустую дискуссию, а на моих глазах посылает вызов. На мой номер телефона. Я мысленно прослеживаю путь звонка, который направляется на ближайшую тарелку, затем на спутник, а оттуда снова на ту же тарелку – чтобы подать сигнал на мою сим-карту, которая вставлена в Санькин аппарат. Который – лежит в моём кармане.

А в санькином кармане лежит мой аппарат с его сим-картой.

Вот так. Конспирация так конспирация. На войне как на войне. Выражаю нам обоим благодарность за бдительность и тщательную подготовку операции.

Звонок между тем долетел до моей сим-карты в санькином аппарате и заткнулся, поскольку попал в чёрный список. Надо же, случается и такое, что любовь попадает в чёрный список.

Люба подносит к моему носу свой аппарат, в котором женский голосок сообщает о неудаче любовной связи.

– Понятно, – говорю я. – Сейчас попробуем.

Достаю санькин аппарат и на глазах моей рыжей стервы набираю свой номер. Сигнал, проделав путь к спутнику и обратно, находит мой номер занятым, что немудрено, поскольку я пытаюсь вызвать самого себя.

Послушав уже из моего, то есть санькиного аппарата, тот же женский голосок, рапортующий о неудачной попытке, Люба вздыхает, и снова мне кажется, что тень отчаянья проносится по её холёному лицу.

– Хорошо, – мужественно улыбается Люба на прощанье. – Когда увидите Диму, передавайте ему привет.

Несмотря на грустную улыбку, последние слова звучат как-то зловеще.

Она выходит. «Мурано» взрёвывает, дёргается и уносится прочь.

Путь свободен. Однако путь теперь один – в редакцию. «Тойота» должна стоять там. Там будет сторожить меня моя бывшая любовь. А может быть, и не только она.

Я завожу машину, и в это время звонит телефон. Нажимаю клавишу, слышу Санькин, то есть мой, но какой-то чужой голос. И вижу самого Саньку на крыльце ресторана.

– Понимаешь, – говорит он. – Нюхалков объявил общий сбор своих рабов.

– О чём ты? – изумляюсь я. – Какой Нюхалков, какие рабы?

И в ту же секунду вспоминаю – кто и что.

– Наплюй, – говорю я. – Аня важнее. Так?

– Конечно, – без тени сомнения подтверждает Саня. – Но деньги… Это хорошие деньги. Просто так он не станет свистать всех наверх в полночь.

– В полночь? Ну и порядочки у вас, – вздыхаю я. – Решай, что для тебя важнее…

Саня молчит. Раз молчит, два молчит, три – молчит.

– Что? – кричу я. – Ты с ума сошёл! Ты совершенно обнаглел! Мало того, что ты забрался в моё тело, ты хочешь, чтобы я занимался твоей грязной работой! Да ещё по ночам, когда порядочные люди спят!

А непорядочные летают по всей Москве в поисках жареного, – добавляю я – сам себе.

Ещё полминуты я испражняюсь ругательствами. Если очистить до сути, то получится простая мысль: добро никогда не остаётся безнаказанным… Но затем в голову мне приходит одна идея.