Вот мы уже летим по эстакаде вдоль ВДНХ, и тут я слышу тихий голосок: Катя что-то напевает в забытьи. И мне вдруг кажется, что я различаю слова: «что же ты, моя печаль, на двоих не делишься…».
Я сижу на заднем сиденье, нелепо разведя ноги, смотрю на катин профиль, и мне так жалко её, что схватил бы, обнял, прижал, поцеловал, успокоил…
Но я сижу, молчу. И только когда прощаемся, я не выдерживаю, беру её руку и целую пальцы.
Катя удивлена немного и после секундного замешательства целует меня в щёку. Я не знаю почему, но – взял да и перекрестил её. Она смеётся:
– Ты прямо как отец Тимофей…
Отец Тимофей – ещё один общий знакомый, когда-то вместе с нами в футбол гонял. А нынче вот – священник.
– Он всё там же, в Отрадном? – спрашиваю я.
Катя кивает и уходит в подъезд.
Ничего, девочка моя, – думаю я, – ничего. Будет и на нашей улице праздник. Дай только срок.
RAV
-4. Отвлекающий манёвр
Я – автомобиль Тойота RAV-4, государственный номер КК 753 ВИ 77.
Мой хозяин – журналист Дима, тот самый, что оставил меня здесь час назад и побежал за девушкой по имени Катя.
Впрочем, это не совсем так. С первого взгляда, это был не Дима, а его друг Александр. Но это только с первого взгляда и только для тех, кто не знает их обоих. А я их знаю очень хорошо, за три года изучил, и меня не обманешь всякими наивными трюками в духе комедий с переодеванием.
Люди вообще придают слишком большое значение внешним атрибутам: кто как выглядит, во что одет и всякое такое прочее. Они, кстати, переносят эту свою особенность и на автомобильные дела. Как будто в автомобиле, как и в человеке, самое важное – сверху, снаружи. А что под капотом и вообще – внутри, – дело десятое.
Так вот, меня-то не обманешь. Даже если хозяин перевоплотится в женщину, я всё равно узнаю его ещё за полсотни метров.
Тем не менее, поначалу, когда хозяин и Александр начали свои фокусы с телами и душами, мне было не по себе.
Вот, представьте. Стою я себе спокойно во дворе, ни о чём не думаю. Отдыхаю. Вдруг открывается подъездная дверь и выходит хозяин. И идёт мимо меня по двору. Я прямо обалдел. Во-первых, я почему-то не почувствовал, что он спускается со своего этажа, и это меня страшно удивило. Во-вторых, походка – это была совсем не манера хозяина. Тот всегда двигается по прямой и решительным шагом. В-третьих, я сразу почувствовал Александра, но не сразу сообразил, что он и вышел… как бы это выразиться, – под маркой хозяина.
Не успел я прийти в себя, как вылетает из подъезда Александр и прямиком – ко мне. По-хозяйски так меня открывает, запускает двигатель и так далее, – всё, как положено. Я чувствую – хозяин, а погляжу, кто за рулем, – не он.
Неуютно как-то.
А потом пошла эта слежка-сопровождение.
Саня под маркой хозяина идет по Садовому, а мы с хозяином под маркой Александра потихоньку рулим за ним следом.
А я уже не знаю, на кого смотреть, куда озираться. Ну, истинное раздвоение личности. У них – уже налицо, и у меня, глядишь, вот-вот начнётся.
Потом, когда рыжая Люба в машину заскочила, я, конечно, весь переволновался.
Во-первых, этот «Мурано» меня из себя выводит. Нос воротит, будто чем-то лучше нас. Те же технические решения, только железа побольше. А форсу зато…
Во-вторых, я всегда эту рыжую недолюбливал, потому что она хозяином вертела как хотела. Когда мужик позволяет женщине сесть себе на голову, добра не жди, это кончится плохо. А тут ещё этот маскарад и переодевание в чужие тела…
Я уж не чаял, как они, хозяин и Александр, из всего этого хитросплетения вывернутся.
Но я позабыл, запутавшись, что в александровом обличье прячется хозяин. Рыжая ушла несолоно хлебавши. Я мысленно хозяину аплодировал: всё-таки как он ловок и быстро соображается с любыми обстоятельствами!..
Но пока рыжая в моём салоне строила глазки хозяину в чужом теле, какой-то человек, вынырнувший неизвестно откуда, прицепил к моему днищу в районе заднего моста электронную штучку размером с монету, и эта штучка тотчас принялась подавать какие-то сигналы.
Вот так вот. Никогда мне эта рыжая не нравилась.
И вот я стою на редакционной стоянке.
Хозяин в чужом обличье ушёл с девушкой по имени Катя. Вот это совсем другое дело. Сразу видно душевного человека. Такая не станет приставать в мужчине прямо в салоне автомобиля и буквально вынуждать его к сексу. Как это случалось не раз… Фу.
Ну а рыжая на своей высокомерной мурене (шутка юмора) целый час простояла вон там, в ста пятидесяти метрах, пряталась за оградой. Выслеживала неверного любовника в том время, как дома её ждал собственный муж.
Что за нравы?
Ничего не выстояла, отправилась восвояси, но на её место стал «Форд-фокус» с двумя седоками в салоне. Я сразу понял, что ночевать они будут недалеко от меня. Время от времени они там у себя нажимали на какой-то прибор, и я чувствовал, как электронная штука на моем днище откликалась радиосигналом.
Журналист. Так создаются бестселлеры
Прежде чем отправляться на Речной вокзал к Нюхалкову, я решаю заехать в одно местечко.
Таксист-джигит ждёт денег, я объявляю ему новый маршрут.
– Ой, не расплатишься, дорогой! – радостно говорит сын гор и рвёт с места.
Спустя четверть часа мы подъезжаем к церквушке. Моё опасение сбывается: двери заперты, тихо. Удивляться нечему: час поздний даже для истинно верующих. Что же говорить о таких, как я? Я схожу с крыльца, и беспощадная мысль щемит душу: неужто двери храмов заперты для меня навсегда?..
Но тут кто-то выходит из-за угла.
Отец Тимофей, в нашем общем прошлом – попросту Тимка, – стоит под фонарём. Ряса, борода и – сумка в руке, авоська.
– Саша! – говорит он. – Извини, не сразу тебя признал…
Он протягивает руку, и я пожимаю её после некоторого замешательства.
– Прости, отец, – говорю, – не привык целовать мужчинам руки. Чёрного кобеля не отмоешь добела.
– Ну, зачем же так трагически? – улыбается отец Тимофей. – Есть и другие истины.
– Есть, – соглашаюсь я. – Но всё одно – в них много печали.
– А как же без печали? – спрашивает слуга господень. – Печаль – тень радости.
Я уточняю тогда у философа-священника: неужели он считает свет первичным, а тьму – вторичной? Тот отвечает с улыбкой, что уверен в этом, потому что, во-первых, у отцов церкви об этом сказано немало, а во-вторых, он и на собственном опыте убедился.
Поговаривали, будто был у Тимы рак, а потом – вроде как выздоровел. Одни полагали, что его обращение к богу и вызвано чудесным излечением, а другие – что излечился, потому что поверил.