Изгнание номиналистами из философии умопостигаемых субстанций, дало свободу чувственному восприятию. Но всё же окончательное изгнание из философии категории субстанции произошло только в позитивизме. «Антисубстанциалистская» позиция в философии стала отстаиваться позитивизмом, который объявлял субстанцию мнимой и вредной для науки категорией. Если до этого понятие зрительного восприятия строилось на понятии умопостигаемой субстанции, как объективной реальности, и единстве форм её саморазвития, где каждый элемент обладал единичностью, целостностью и частью единого целого, то с появлением понятия «относительности», восприятие имеет дело только с чувственными данными, другими словами, акциденциями. Ведь не случайно субстанция понималась как единство многообразия форм саморазвития, включая и природу, и человека, и его сознание. Она, как отражение конкретного, постигалась умом при посредстве зрительного восприятия, а не чувствами. Художник, в отличие от иконописца, ориентируется на чувственное восприятие и стремится освободиться от субстанционного начала, власти ума и господства рациональных канонов.
Общественное бытие становиться чувственным, а наиболее надёжным способом познания считается эмпирическое (опытное). Это нашло отражение в онтологических представлениях, способствовавших изменению европейского мировоззрения. Принципы отношения к «другому» в познании обретают господствующее начало в философии, науке и искусстве. Особое значение получает метафора зеркала как предмета в чистом чувственном смысле. С помощью зеркала снимается господствующая в средневековой философии роль разума. Проблема зеркальности бытия получила закономерное продолжение в диалектике Гегеля. Как заметил Хайдеггер, нужно отметить её «спекулятивность», от слова speculum (зеркало). Диалектика Гегеля саморефлектирующаяся. При этом стоит обратить внимание, что зрительное восприятие или созерцание – рефлекторно, т. е. зеркально, и осуществляет постижение противоположного в единстве. В этой концепции метафора зеркала, как оптическая метафора, и теория познания имеют тесную связь. Соотнесение зрительного образа с реальностью, восприятие мира с помощью разума заменяются чувством. Проблема зеркала – это поворот сознания к субъективности и рефлексии.
Зеркальность бытия – это одна из форм рефлексии и саморефлексии, развивающаяся по мере углубления и развития индивидуализации новоевропейского сознания.
Изменяются стиль мышления, система ценностей, европейское общество эстетизируется. Деформация становится особого рода формальным изыском и парадоксом искусства. Глубинная потребность в искажении всего естественного, интерес к искажённой перспективе, деформации в маньеризме, любовь к неологизмам, метафорам, фантазиям, двусмысленности создают призрачный мир иллюзий. На центральное место в культуре и науке выходит воображение. Эти модные концепции оптической иллюзорности стали для Декарта убедительным аргументом в пользу его тезиса о том, что чувственный мир ложен так же, как обманчиво и восприятие этого мира, что образам чувственности нельзя доверять, поэтому нужно искать другой способ получения знаний. По этой причине номиналистов принято считать родоначальниками нового типа мировосприятия.
Классическая или опытная картина мира
Когда в Античности появилось представление о научном знании, оно понималось как часть духовной культуры, и только рационализация познания привела её к полной самостоятельности[58 - См.: 1) Микешина Л. А., Опёнков М. И. Новые образы познания и реальности. М.: РОССПЭН, 1997; 2) Природа и дух: Современные представления о познании // Мир философских проблем / Под ред. В. Л. Обуховой. СПб.: СПбГАУ, 1995. Кн. 2.]. Классическая философская традиция в рамках рационалистической парадигмы вырабатывает натуралистическую трактовку мира, где реальность рассматривается как вещность. Слово «реальность» происходит от латинского res – вещь и позднелатинского realis – вещественный, поэтому понимается как совокупность вещей и их отношений. Сознание, ещё не утерявшее связь с духовной культурой, выступает «оком духа» и находится перед натуралистическим миром.
В этом направлении философской мысли проблема восприятия мира и соотношения сознания к реальности были представлены в рамках дилеммы «эмпиризм – рационализм». Проблема познания и вопрос о способе получения знания стали основой рассуждений философской школы эмпиризма в XVII–XVIII столетиях. В переводе с греческого “empeiria” – опыт. Известное изречение философа-материалиста Джона Локка: «В сознании нет ничего, чего не было бы в чувствах» стало основой эмпиризма. Понятие опыта в локковском сенсуализме получает фундаментальное значение для чувственного восприятия. В историю философии эта школа вошла как направление в теории познания, признающее чувственный опыт единственным источником знаний.
Большинство мыслителей этой школы считали, что человек получает знание о мире посредством ощущений. Восприятие трактовалось как совокупность чувственных данных, потенциально присутствующих в сознании. На древнейший для человечества вопрос «как мы получаем знания?» они отвечали: «Посредством ощущений».
«Мысль, лежащая в основе рассуждений таких людей, как Гоббс, Локк, Беркли, Юм, Гартли и Милль, состояла в том, что знания не только приобретаются с помощью чувств, но что они приобретаются только с их помощью»[59 - Рок И. Введение в зрительное восприятие. Кн. 1. М.: Педагогика, 1980. С. 31.]. Например, Томас Гоббс в 1651 году писал: «…нет ни одного понятия в человеческом уме, которое не было бы порождено первоначально целиком или частично в органах ощущения»[60 - Гоббс Т. Избранные произведения: в 2 т. М.: Мысль, 1964. Т. 2. С. 50.]. Из этого следует вывод о том, что всякое знание об окружающем нас видимом мире приобретается только предшествующим опытом. Эту философскую школу стали называть эмпиризмом. В философии Д. Юма, Д. Беркли и Д. Локка восприятие выстраивалось на основе ощущений по закону ассоциаций. Объектно-субъектные отношения (мир – человек) имеют однонаправленные причинно-следственные связи. В пределах оппозиции «субъект – объект», продолжает развиваться рационализированное сознание. Оно рассматривает только физические воздействия на сенсорные органы, фиксирующие получаемые ощущения.
Со времён Беркли в европейских философии и естествознании укореняется противопоставление чувственного и рационального знания. «В этом противопоставлении доходили даже до того, что чувственное, образное или художественное значение объявляли близким к животному типу знания. В соответствие этому восприятие рассматривалось как второстепенная познавательная функция. Так, например, Э. Кассирер писал, что всякое теоретическое познание «исходит из мира, уже созданного языком»[61 - Зинченко В. Предисловие // Зрительные образы: феноменология и эксперимент: Сборник переводов. Душанбе, 1971. Ч. 1. С. 6.]. Но стоит заметить, что некоторые выводы Беркли оказали глубокое влияние не только на развитие классической теории восприятия, но и на современную психологию. В известной работе «Опыт новой теории зрения» автор утверждал, что зрительное восприятие само по себе не обеспечивает человеку полноту знаний о мире, но создаёт основу для дальнейшего его представления. Зрительные ощущения – это знаки и ассоциации, формирующие зрительные образы, хотя мы при этом и не осознаем, как это происходит, заметил Беркли[62 - Беркли Д. Сочинения. М.: Мысль, 1978. С. 54–137.].
В рамках философской проблематики, ставящей вопрос о том, каким образом человек получает знание о мире, значительное место в истории изучения зрительного восприятия занимали рационалисты Р. Декарт, Б. Спиноза, Г. Лейбниц и другие мыслители. Французский философ и математик Рене Декарт, один из основоположников европейской науки, в парадигму зрительного восприятия вошёл своим учением о познании. Он стал родоначальником рационализма, который сложился в результате одностороннего понимания логического характера математического знания. Дуализм его концепции восприятия выстраивался в модели двух миров: психического и материального, работы ума (res cogitans) и материи (res extenca). Получение знания у него всецело принадлежало рациональному мышлению. Cogito ergo sum – я мыслю, следовательно, я есть, я существую. «Без сомнения, все виды мыслительной деятельности (modi cogitandi), отмечаемые нами у себя, могут быть отнесены к двум основным: один из них состоит в восприятии разумом, другой – в определении волей. Итак, чувствовать, воображать, даже постигать чисто интеллектуальные вещи – всё это различные виды восприятия <…>»[63 - Декарт Р. Избранные произведения. М., 1950. С. 440.].
Лучшим способом получения достоверного знания он считал математический метод, сделав его философским методом. Механическая картина бытия наиболее соответствует истине, считал Декарт, так как она лишена чувственных заблуждений, основана не на опыте, а на дедукции. Математический закон лежит в основе мира. Главная идея, считал Декарт, – это идея Бога, «мне врождённа так же, как мне врождённа идея меня самого»[64 - Фоллмер Г. Эволюционная теория познания: врождённые структуры познания в контексте биологии, психологии, лингвистики, философии, теории науки. М.: Русский Двор, 1998. С. 256.]. Поэтому наши знания о таких качествах как форма, размер и другие, происходят от врождённых идей. Знание определяется существованием этих идей, а также приобретённых и развитых самим собой или отдельным человеком.
Информация, полученная от внешнего ощущения, считалась несовершенной, представляющей для него «смутное знание» как пассивный результат сенсорных данных. Занимаясь проблемой получения информации, он главным инструментом, вложенным в человека Богом, считал разум. Врожденными он называл только четыре способности человеческой природы, а именно: разум, воображение, чувство и память. Материальный мир, а соответственно, тело человека и животного, можно объективно описать без отсылок к наблюдателю, полагал учёный, сидя у себя в кабинете. Значительную часть знаний о себе человек получает посредством разума, а зрительному восприятию в его философии места не нашлось. Последователи Декарта создают свою логику, названную формальной, основанную на прикладных математических дисциплинах. Рождённый на её основании метод, даёт возможность конструирования «миров-машин», новых реальностей существования, на основе тех простейших начал, которые были обнаружены Декартом в человеческом разуме.
Метафизика рационалиста Бенедикта Спинозы (1632–1677) субстанцию человеческой природы рассматривала как неотделимую часть единой, вечной и всепроникающей субстанции Бога. Но онтологическая взаимная независимость души и тела, как атрибутов человеческого естества, не освобождает мыслительную деятельность от телесных состояний. В духе материалистической тенденции Б. Спиноза рассматривает чувственное познание как первейший род знаний, часто ведущих к умственному заблуждению. Всякое чувственное познание и все виды восприятия он противопоставляет единственно источнику достоверных истин, интеллектуальному разумению (intellectus). Фундаментальной основой получаемого человеком истинного знания у Спинозы выступает интеллектуальная интуиция. В традиции мистических учений о «внутреннем свете», разработанных византийской патристикой, буддистской философией, античной мифологией и философией, он рассматривает достоверное знание как недискурсивный источник индивидуального общения с Богом, как «ясный и отчетливый ум».
Проблема восприятия у Готфрида Вильгельма Лейбница (1646–1716), стремившегося восстановить прерванную его эпохой «связь времён», отразилась в концепции монады как субстанциональной частицы универсума, отражавшей все его качества и свойства. Монада, как «сжатая Вселенная», – это единое и неделимое, её духовный атом, простая субстанция, она наделяет первичными восприятиями (перцепциями) всё живое, являясь «постоянным живым зеркалом универсума»[65 - Лейбниц Г. В. Собрание сочинений: в 4 т. Т. 1. М.: Мысль, 1983. С. 422.]. В отличие от Декарта и других его предшественников Лейбниц опирается на понятие актуальной бесконечности. Монада нематериальна, проста и не состоит из частей. Восприятие (representation) и стремление (appetitio) составляют её внутреннее содержание, простой, первичный элемент. Деятельность монады невозможно объяснить с помощью «механических» причин. Именно в простой субстанции, а не в сложной и не в машине, нужно искать восприятие. Так впервые была постулирована идея возможности «бессознательного восприятия». Феномены, составляющие большую часть сознания, Лейбниц назвал «малыми восприятиями». Эта теория дала ему возможность решить вопрос о восприятии у тех монад, которые не наделены разумной душой. «Итак, благодаря введению бессознательных восприятий Лейбниц избегает парадоксального вывода о том, что все субстанции в мире – это субстанциональные формы, или души, а значит, все они способны мыслить»[66 - Гайденко П. П. История новоевропейской философии в её связи с наукой: Учебное пособие для вузов. М.: ПЕР СЭ; СПб.: Университетская книга, 2000. С. 289.]. Высшим уровнем монад является отчётливое представление, развивающееся в процессе развития. Сила, покоящаяся в основе развития монады, – это сила представления, перцепция. В этом случае у Лейбница сознание не тождественно представлению и присуще только высшему существу, наделённому ещё и самосознанием, то есть человеку.
Идеалом классической рациональности, в значительной мере сформировавшимся в трудах Декарта, Спинозы, Лейбница, Ньютона, является мир, устроенный на основе логико-математических принципов и математического анализа. Общественные институты, поведение и деятельность людей выстраивались на разумных основаниях. Человек и даже космос предполагались управляемым сознанием с помощью разума и по его законам.
Для рационалистов восприятие в целом либо не отличалось от ощущений, либо относилось к «смутным знаниям», не лежащим в основе познания. Поэтому, восприятие реальности и связи с ней представлялись мнимыми, а полученные в результате его знания – недостоверными. Иную, во многом противоречащую рационализму позицию занимал Джон Локк (1632–1704). Он решительно отвергал учение Декарта о врождённых идеях. Познание представлялось ему не чем иным как восприятием (перцепцией) взаимосвязей, или столкновением между собой каких-либо, уже существующих в человеке идей. В 1704 году последовала резкая критика этого определения со стороны Лейбница, считавшего позицию рационалистов общепризнанной. Локк продолжал развивать эту идею, утверждая, что знания проистекают из внешнего (ощущения) и внутреннего (рефлексии) опыта и отрицал существование врождённых идей и принципов.
Вслед за Локком, идею возможности развития индивидуального чувственного восприятия продолжил Давид Юм (1711–1776). Процесс формирования личности он рассматривал как «связку или пучок <…> различных восприятий, следующих друг за другом»[67 - Юм Д. Собрание сочинений: в 2 т. Т. 1. М., 1965. С. 367.]. Первичное восприятие, внешний опыт – это впечатления и ощущения. Вторичное восприятие – это внутренний опыт, страсти и желания. Чувственное восприятие, сенсорный опыт, или «впечатления» – это первая стадия развития сознания. Но восприятие, по Юму, отличается от ощущения наличием работы ума. Из восприятия рождаются «идеи», становящиеся основой наших «рассуждений». Таким образом, для последователей этой идеи, представителей английской эмпирической школы, восприятие понималось как фундаментальная основа человеческой системы познания в целом. При этом делались исключения, предполагающие, что восприятие может и ввести в заблуждение, и породить иллюзии рассудка.
В целом можно сказать, что рационализм эмпиризма рассматривал мышление как единственный источник познания, хотя и признавал при этом наличие в нем априорных форм и врождённых идей. В итоге так и не удалось преодолеть проблему «чувственно-рационального» и обосновать тождественность мышления бытию. Так, вопрос о средствах получения знания и месте восприятия в этом процессе стал философской проблемой. Например, в трудах академика В. А. Лекторского, в программе курса «Теория познания», целый раздел отведен проблеме восприятия как источнику знания и виду познания.
Спустя сто лет философскую традицию эмпиризма, где процесс восприятия рассматривался как некий процесс освоения мира, развивали И. Кант, И. Фихте, Г. Ф. Гегель. Эта проблема рассматривалась сквозь призму априорных категорий, осуществляющихся внутри сознания, имея в виду, что природа зрительного восприятия была результатом влияния «научений» на главенство рационального мышления. По Канту, получение знания проходит несколько инстанций. Информация, полученная посредством чувств, переходит к рассудку, а созревает и сформировывается в разуме как «высшей инстанции» обработки зрительной информации. Рассудок выполняет промежуточную работу, упорядочивает и структурирует зрительную информацию. Он оперирует конечным и определённым, тогда как разум – бесконечным. Большое значение в процессе восприятия имеют теоретические принципы, априорные предпосылки, обладающие всеобщим характером. Они предшествуют опыту, не зависят от него, поэтому имеют определяющее значение в рассудочном мышлении. В качестве априорных форм познания Кант усматривает различные формы созерцания, делающие возможным сам опыт. Сознание у Канта разделяется на эмпирическое и трансцендентальное. Так статус объективного сознания получает трансцендентальное, организующие и направляющее эмпирический опыт восприятие. Эта теория получила наибольшее применение в различных философско-психологических исследованиях этого феномена.
Впервые истолкования категорий рационального и иррационального и противостояние «разумного – неразумного» получили разработку у Гегеля. В этом противостоянии усматривалась диалектика рассудка и разума, рациональное относилось к области рассудка, а иррациональным называлось следствие работы разума. Гегель рассуждал: «Науки, доходя до той же грани, дальше которой они не могут двигаться с помощью рассудка, <…> прерывают последовательное развитие своих определений и заимствуют то, в чём они нуждаются, <…> извне, из области представления, мнения, восприятия или каких-нибудь других источников»[68 - Гегель Г. В. Ф. Энциклопедия философских наук. М., 1974. Т. 1. С. 415.]. Таким образом, немецкий философ положил предел возможности рационального познания, указав на значимость восприятия и представления. Из этого следовало, что научное творчество, да и человеческое творчество вообще, есть не продукт рассудка, но часть той разумности, которая вступает в форму иррационального[69 - Автономова Н. С. Рассудок, разум, рациональность. М., 1988. С. 46–51.].
С этих пор в западной философии понятие иррационального лишается своей отрицательной категории, начинает пониматься как интуитивное и как неосознаваемый предел для разума. Косвенно это было признание того, что не все знания приобретаются разумом, но, с другой стороны, это уже было признание иррационального как вида знания. Иррациональное рассматривается как новое, до-понятийное, не принявшее логически определённой формы знание. Оно присутствует в познавательной деятельности как необходимый творческий компонент. Исследование истории развития зрительно- образного восприятия в рамках классической парадигмы указывает на образование особенного стиля зрения (глядения), имеющего основанием законы прямой перспективы. Более 500 лет потребовалось западной цивилизации, чтобы приучить и глаз, и руку к абстрактному (логическому) видению мира. Понимание этой системы требует долгого обучения, так как ни глаз, ни рука ребенка, а тем более взрослого человека, не подчиняются этому закону.
В традиции классической рациональности и новоевропейской научности зрительное восприятие не должно сопровождаться ни духовным усилием, ни пробуждением прошедшего опыта, рассматриваемыми как атавизмы примитивной древности. Под восприятием принято было понимать механический процесс, отвергающий всякое участие психического и в ещё большей степени – мистического и бессознательного. Эти моменты старались полностью исключить из познания как иллюзорные или патологические элементы.
Русский философ И. В. Киреевский по этому поводу писал: «Западный мир основал красоту свою на обмане воображения, на заведомо ложной мечте или на крайнем напряжении одностороннего чувства, рождающегося из умышленного раздвоения ума. Ибо западный мир не осознавал, что мечтательность есть сердечная ложь и что внутренняя целостность бытия необходима не только для истины разума, но и для полноты изящного наслаждения»[70 - Киреевский И. В. Разум на пути к истине. М.: Правило веры, 2002. С. 205.]. Так было до того момента, пока современная философия не стала уделять феномену восприятия особое внимание. Был поставлен вопрос о зрительно-образном восприятии в качестве способа извлечения знания в результате его непосредственного контакта с бытием. Если обратиться к истории нашего вопроса, то выяснится, что промежуточными между английской эмпирической школой и немецкой классической философией в отношении изучения восприятия были разработки экспериментальной психологии.
В 1866 году между Л. Фейербахом и известным ученым И. Мюллером возникла дискуссия: результатом восприятия является знак или образ? Поставленный вопрос неожиданно реанимировал проблему зрительного образа, поднятую ещё в раннем Средневековье. Но тогдашняя европейская наука, прошедшая все стадии секуляризации и утвердившаяся на рационалистических началах, онтологическое содержание образной символики пыталась осмыслить как визуальный знак. Дискуссия ведётся в физиологически-психологической плоскости. Немецкий философ Л. Фейербах критикует «физиологический идеализм» И. Мюллера, утверждавшего, что индивид воспринимает только себя. Его ученик, автор основополагающих работ по физиологии зрения, продолжив его исследования, пришёл к выводу о том, что «наши ощущения… суть только знаки внешних объектов, а отнюдь не воспроизведения их с той или другой степенью сходства»[71 - Гельмгольц Г. Популярные речи. СПб., 1896. Ч. 1. С. 96.].
Основание зрительного восприятия, как обнаружил Г. Гельмгольц, лежит в области «сознательных умозаключений», но при этом сенсорная информация обеспечивает лишь малую долю воспринимаемой информации. Поэтому Гельмгольц говорил: «Ощущения органов чувств являются для нашего сознания сообщениями и от нашего интеллекта зависит, как будет понято их значение»[72 - Рок И. Введение в зрительное восприятие. М.: Педагогика, 1980. Кн. 1. С. 32.]. Его выводы оказались близки многим современным теориям, рассматривающим мышление как один из основных компонентов восприятия.
Осмысление восприятия в советской философии
Русская философия XIX века во многом унаследовала традиции сенсуализма и рационализма. Гегелевская парадигма восприятия, по своим исходным принципам утвержденная на активности духа в его всеобщности и сведении сущности индивида к сознанию и самосознанию, в отечественной науке детерминировалась содержанием общественного идеологизированного сознания, поглотившего автономность и целостность индивида. Условием «объективного» знания стало преодоление эмпирического индивида с его гегелевским «несовершенным духом». Глубинные структуры сознания, обнаруженные в это время в зарубежной науке, трактовались как дологические, иррациональные и рассматривались как психологизмы.
Это были времена формирования русской философии. Своё отношение к этому осмыслению восприятию выразил В. И. Ленин в работе «Материализм и эмпириокритицизм», которая была основополагающей для теории восприятия советской философии. Став на позицию резкого отрицания этой идеи, он отрицал знаковую природу восприятия, рассматривая ощущение как субъективный чувственный образ реальности. Этим самым диалектика чувственного и образного в восприятии не была принята. Отрицание знаковой формы восприятия есть следствие наивно-реалистического отождествления зрительно-воспринимаемой картины реальности с самой этой реальностью, считает Н. И. Губанов[73 - См.: Губанов Н. И. Чувственное отражение // Анализ проблем в свете современной науки. М., 1986. Гл. 2.].
Проблематика восприятия, разработанная в локковском сенсуализме, долго господствовала в европейской науке и нашла отражение в известном выражении В. И. Ленина, в «живом созерцании» как исходном акте познания, и его теории ощущений и отражений информации. Эти предпосылки стали фундаментальной основой советской гносеологии. В свою очередь выражение «познание есть отражение» обрело в нашей философии мировоззренческий аспект, имеющий ярко выраженный идеологический характер.
«Живое созерцание» как некое чувственное познание-отражение и абстракция индивидуального эмпирического, исключало всякое индивидуально-чувственное и конкретно-историческое. «Таким образом, за пределами общей теории познания осталась огромная область внерационального, вненаучного, “инонаучного” (по выражению С. С. Аверинцева), т. е. всего того, что должно быть предметом внимания гносеологии»[74 - Микешина Л. А., Опёнков М. И. Новые образы познания и реальности. М.: РОССПЭН, 1997. С. 15.].
Постнеклассическая философия
Современный российский философ В. С. Стёпин вводит понятие постнеклассической парадигмы, определяя её как особый тип научного познания. Научная рациональность отличает его от неклассического и классического типа способностью значительно расширить его поле рефлексии над воспринимаемой реальностью. «Объективно-истинное знание» о воспринимаемом объекте выстраивается не путём теоретического объяснения, как в классической научной традиции, и не в результате связей между знаниями о предмете и характером средств деятельности, как в неклассической научной традиции, а с помощью расширения поля рефлексии, учитывая соотнесённость с знаниями о предмете не только с уже перечисленными, но и доминирующими мировоззренческими категориями, системой ценностей и др. Постнеклассическая парадигма исследований эксплицирует внутринаучные цели с культурными, социальными, вненаучными целями и ценностями. Такая научная методология не отрицает классическую рациональность и познавательные наработки неклассической традиции, но сохраняя преемственность, использует их опыт. Существенным отличием научного познания этого направления в современной науке является отсутствие доминирования любой из познавательных установок.
Для «сборки» структуры зрительно-образного восприятия в социокультурном контексте используется метод междисциплинарного подхода, разработанный современной российской наукой. На его основании были сформированы новые способы исследования зрительного восприятия. Это и зарубежная когнитивная психология, и эволюционная эпистемология, а также информационная синергетика, в которых впервые широко привлекались междисциплинарные исследования. На основании этих разработок выстроился междисциплинарный методологический каркас, который позволяет исследовать полифундаментальную и многоуровневую природу нашего феномена. Междисциплинарный подход во многом совпадает с новым образом науки, получившим своё институциональное обоснование на рубеже XX–XXI веков.
Нынешний век «посткультуры», говорит В. В. Бычков, характеризуется пересмотром базисных ценностей «техногенной цивилизации». В философских и культурологических исследованиях активно обсуждается вопрос об изменении отношения к традиционным культурам. Новый тип рациональности, формирующийся в современной науке, обретает новые модификации. Наблюдавшееся в прежнее времена жёсткое противостояние «техногенной цивилизации» с системами ценностей традиционных культур, теряет всякий здравый смысл. Поэтому сегодня актуально было бы говорить о «диалоге культур», в котором начальным условием является система ценностей и равноправие всех «систем отчета»[75 - Стёпин В. С. Типы цивилизационного развития // Россия в глобализирующемся мире. М., 2007. С. 12.]. Открытость различным культурным традициям, – условие для полноправного диалога.
В этих условиях сохраняет свою значимость общепризнанная мысль об уникальности опыта каждой культуры. Эти обстоятельства поднимают на новый уровень проблему самобытности русской культуры. Более того, непререкаемый когда-то вопрос общечеловеческих ценностей, уничижавших национальную самобытность, в наше время уже не представляется однозначным, заметила Н. В. Мотрошилова. Глобализирующие культуру процессы парадоксальным образом повысили ценность национальной самобытности и специфику каждой из составных частей единого процесса начавшегося диалога. Современная западноевропейская культура исторически так и не выработала единого, отвечающего её традициям набора ценностей. Устойчивые в прошлом категории, такие как универсальные ценности разума, просвещения и общественного договора, подвержены пересмотру. В результате этих причин характерно всеобщее обновление ценностных принципов европейской культуры, трансформация механизмов универсализации ценностей, критика разума и просвещения[76 - Мотрошилова Н. В. Глобализация и критика обновления ценностей разума // Россия в глобализирующемся мире. М.: 2007. С. 35.]. На протяжении всей рационалистической традиции проблемы сущности и функциональной значимости нашего феномена и его роли в качестве структурно-образующего компонента культуры остались плохо изучены.
Критика перечисленных ценностей «техногенной цивилизации» ставит под вопрос и сами достижения этой цивилизации. В этом случае, продолжает Н. В. Мотрошилова, должен сыграть решающую роль процесс взаимодействия древних культур и современности. Теоретические рецепции этой парадигмы ещё во многом дискуссионны, но проблема философского и междисциплинарного исследования нашего феномена уже поставлена. В науке был редуцирован вопрос об истинном знании, получаемом в процессе зрительно-образного восприятия.
В современном философском дискурсе восприятие в качестве «низшей ступени познания», как утверждалось в учебниках советской эпохи, навсегда утратило научную актуальность[77 - Лекторский В. А. Восприятие // Новая философская энциклопедия: в 4 т. / Руководители проекта В. С. Стёпин, Г. Ю. Семигин. Ин-т философии РАН. М.: Мысль, 2000–2001. Т. 1. С. 446.]. Сегодня в большинстве направлений философии и психологии в отношении к нашему феномену выработалось нечто общее, а именно: пространственно-образное восприятие теперь истолковывается как вид знания. Этой позиции придерживаются известные российские философы: В. А. Лекторский, М. А. Микешина, М. С. Кухта, В. И. Жуковский, Б. В. Раушенбах и др.
Поэтому для нынешнего «постнеклассического» человека визуальные символы и образы древнерусской культуры способны превратится в информационную карту социокультурной реальности. В процессе зрительно-образного восприятия, как процесса познания смыслов древних «меседжей» формируется диалог, и наводятся мосты между общечеловеческим прошлым и общечеловеческим будущим.
Современная западная философия
Проблемой визуализации информации в современном обществе очень активно занимается и западная философия. Например, в концепциях Ги Дебора общество становится «обществом спектакля», а мир подчиняется законам «зрелища». В ряде культурологических концепций (Ж. Бодрияр, М. Маклюэн) общество – продукт массовых коммуникаций (как статичных, так и динамичных зрительных форм). Соотношение зрительного (визуального) и словесного (текстуального) исследований невербальных знаков социокультурного характера, а также условия и способы их восприятия, взаимоотношение телесности – взгляда – власти рассматриваются в работах популярных современных философов, таких как Ж. Делёз, С. Жижек, М. Фуко, У. Эко, Ж. Лакан и др. В их трудах зрительное восприятие (видение) представляется важной инстанцией формирования идентичности, так идеология, зашифрованная в зрительных образах (артефактах), участвует непосредственно в формировании субъективности индивида и общественного сознания на уровне бессознательного.
Возникший сравнительно недавно широкий интерес к визуальной культуре послужил началом новой интеллектуальной традиции, условно называемой «визуальными исследованиями». Они включают в себя исследования статичных и динамичных форм визуальной коммуникации, таких как фотография, кино, дизайн, реклама, мода, эстетика окружающей среды и др. Вопросы конструирования реальности, взаимосвязи её основополагающих компонентов (общество – человеческий продукт, общество – объективная реальность, человек – социальный продукт) и роль в этом зрительных образов рассматриваются в работах П. Бурдье, Т. Адорно, Ф. Гватари. Иконические символы как визуальные социальные феномены стали предметом исследования в работах Ч. С. Пирса, Ч. Мориса, К. Леви-Строса. На развитие концепций иконических символов повлияли работы наиболее цитируемых западных авторов – Н. Лумана и П. Вирильо, в своё время фиксировавших «пикторальный поворот» в западной культуре. В работах Р. Барта визуальный знак определяется через актуальное соотношение с означаемым предметом, а символ – через виртуальное соотношение со всей системой знаков, из которых он выбирается, в результате – символ получает характер многозначности и неопределённости.
Профессор Свободного университета Берлина К. Вульф поставил вопрос о возможности применения визуального образа и его способности воздействовать на сознание человека, обнаружив при этом генетическую связь воображения с интеллектуальной и визуальной культурой индивида. Он определил способность человека посредством зрительного восприятия модифицировать и инкорпорировать информацию в образы, как определяющее условие человечности (condition humana). Вопросом о роли зрительного образа в современном обществе, «иконическом повороте» и влиянии новых медиа занимается медиафилософия. Внимание учёных акцентируется на изменении мышления и новых средствах коммуникации в условиях глобализации культуры. Делаются выводы, что культура без медиа невозможна, общественное бытие возникает посредством зрительных образов-медиа.
Итак, можно сделать вывод, что в конце XIX века складывается новое отношение к восприятию. Безупречность позиции классической философии была поставлена под сомнение. Под воздействием экспериментальных исследований разрабатываются новые подходы к анализу зрительно-образного восприятия и перцептивной динамики вообще. В частности, исследования показали, что сенсорная информация, воздействующая на органы чувств, недостаточна для разграничения иллюзий и реального объекта восприятия, а поэтому не может рассматриваться в качестве знания как такового.
В XX веке в работах российских и зарубежных философов были сделаны первые шаги системного изучения «зрительно-образного восприятия». Но использование его применительно к основам русской мировоззренческой специфики предпринимается впервые.
Глава 5
Психофизиологическая трактовка зрительно-образного восприятия на рубеже XIX–XX вв
Психология зарождалась в недрах философского знания в античности и была связана с познанием души человека. После «эпистемологической революции» XVII века в науке долгое время господствовало мнение о том, что познание есть исключительная прерогатива философских наук. Механическая картина природы, долгое время господствовавшая в естественных науках, оказывала громадное влияние на психологическую мысль. Эти причины обусловили развитие нового отношения к человеку. Наименее изученным оказался человеческий организм. Только в XIX веке ситуация начинает меняться. Вырабатываются новые подходы к психике, обоснованные физиологией, а не механикой. Человек становится объектом экспериментального изучения. Возникшая экспериментальная психология исследует процессы чувственного познания научным методом, и главным образом изучает феномен восприятия. Позиция классической философии по этому вопросу, стремительно утрачивала свою непререкаемость. В науке знаний о человеческой натуре произошли большие перемены. Наступило время отделения психологии от философии.
Русская научная школа, у истоков которой стоял И. М. Сеченов, передавший научную преемственность И. П. Павлову, выработала новую научную категорию. Восходящая к Декарту старинная, материалистическая идея рефлекса получила в работах Сеченова совершенно иной смысл. Модель рефлекса состояла из трёх звеньев: первое звено – зрительная информация, внешний сигнал – раздражение нерва; второе – передача раздражения в мозг; третье – передача его мышцам. Этот простой физический акт на уровне животного рефлекса трудами Сеченова получил четвёртое, человеческое звено. «Мышца, – такова важнейшая мысль Сеченова, – служит также органом познания <…> работающая мышца производит операции анализа, синтеза, сравнения объектов и способна, как это доказывалось ещё Гельмгольцем, производить бессознательные умозаключения (иначе говоря – мыслить)»[78 - Ярошевский М. Я. История психологии. От античности до середины XX века. М.: Академия, 1997. С. 350.]. В этом процессе восприятия сигнал преобразуется в образ воспринимаемого объекта. Таким образом, действие сообразуется с «картинкой» внешней среды. Преемник Сеченова И. П. Павлов сумел развить эти идеи и придать им мировое значение. Особой формой коммуникации целостного человеческого организма стала категория поведения, выступавшая некой самобытной категорией, не редуцируемой сознанием, нервной системой и головным мозгом. «Она выводила анализ жизненных процессов за пределы организма в поле внешних по отношению к сознанию предметов. <…> Явления этой среды… не зависимы от него, ибо даны во внешних по отношению к организму пространственно-временных координатах»[79 - Ярошевский М. Я. Иван Петрович Павлов – основоположник учения о нервно-психической регуляции поведения // Павлов И. П. Мозг и психика: Избранные психологические труды. М.: Изд-во МПСИ, 2008. С. 6.].
Таким образом, используя естественнонаучные методы, русская мысль проникла в сферу тех отношений человека с миром, которые, воспринимая информацию, гарантируют фиксацию внешнего мира в психических явлениях. Понимание внешнего мира обеспечивает эффективное выживание организма в переменчивой среде, – делал выводы Павлов. Наука о поведении революционизировала исследовательскую деятельность в области психологии восприятия.