Сметая архивную пыль (сборник)

Сметая архивную пыль (сборник)
Виктор Казаков

В книге «Сметая архивную пыль» В. Казаков «изменил» себе – на этот раз это не традиционная проза, а документальные произведения – цикл очерков, написанных в результате работы автора в одном из государственных архивов. В книге – рассказы о Шаляпине, поручике-декабристе Сухинове, большой очерк-исследование «Кто убил Котовского?», читателям понравятся и «Бабушки милосердия».

Виктор Казаков

Сметая архивную пыль

© Виктор Казаков, 2015

© Издательство «Книга-Сефер»

* * *

Светлой памяти Инны Иосафовны Терехиной посвящаю

Предисловие

С чего началась моя любовь к архивам?

Вспомнились сейчас две незначительные фразы, однажды услышанные в разных кабинетах, но имевших к тому делу, о котором пойдет ниже речь, прямое отношение.

Инна Иосафовна Терехина, ответственный сотрудник Молдавского республиканского архива, когда я, во время очередного посещения архива, к слову упомянул фамилию одного офицера молдавского КГБ, развела руками:

– Капитан Деревянкин? (она добавила имя-отчество, но я их не запомнил). Ну, как же, хорошо знаю его!

Вторая фраза по содержанию была еще незначительнее, была скорее ритуальной и запомнилась только потому, что сказана была Васей Платоном, начальником Терехиной, директором того архива:

– Ну, здорово, здорово, Казаков. Давно не виделись…

Не виделись мы лет двадцать.

Весной 1953 года, незадолго до выпуска из Кишиневского университета, нас троих, Юру Черниченко, Васю Платона и меня, вызвали в республиканский КГБ – к капитану Деревянкину. Пришли мы вовремя, в узком темноватом коридоре молча сели на лавочку. К тому времени уже обученные и убежденные марксисты-ленинцы, верные сторонники советской власти, сидим, не опасаясь неприятных неожиданностей, впрочем, догадываемся, о чем, когда откроются двери кабинета, с нами затеет разговор капитан Деревянкин. На улицах Кишинева я уже видел знакомых ребят, на год-два раньше нас закончивших университет, в военной форме с лейтенантскими погонами.

Догадка подтвердилась: капитан Деревянкин предложил нам службу в своем ведомстве.

– В комиссию по распределению на работу мы пришлем на вас заявки.

Ведомство, где служил Деревянкин, как известно, умело настаивать на своем, но по отношению к нам тогда проявило некоторую демократичность.

– Конечно, – не очень охотно говорил, обращаясь к нам, Деревянкин, – все будет зависеть от ваших желаний.

Желания наши не совпадали, о чем мы тут же и доложили. Деревянкин подписал пропуска «на выход», но через несколько дней опять вызвал… Вызывал он нас раз пять и, в конце концов, уговорил только Васю.

Прошли годы. Юрий Черниченко становился все более известным в стране писателем, жил и работал в Москве, я ко времени, о котором пойдет ниже речь, – заведующий отделом недавно открытой газеты «Вечерний Кишинев», а Василий Платон… получив университетский диплом, Вася, в результате тех бесед с капитаном Деревянкиным, стал работать в архивах. Эти учреждения тогда находились в ведомстве госбезопасности, но с годами были «расконвоированы» и переданы цивильным властям. И через двадцать лет, когда мы снова встретились, Василий Платон уже был директором Молдавского республиканского архива. В его власти было несколько этажей огромного нового здания, заселенного всякого рода документами.

К этим документам мне суждено было прикоснуться.

Коллектив «первого призыва» «Вечернего Кишинева» был на редкость честолюбивым. С первых номеров газеты мы изо всех сил старались стать самыми интересными журналистами в республике, для этого все время придумывали что-то, как нам казалось, сверхяркое по форме и сверхглубокое по содержанию.

Я тогда решил написать серию очерков о прошлом Молдавии – на основе архивных документов. Уже придумал рубрику – «Сметая архивную пыль»… Воображал: приду в архив, увижу кучи древних документов, сдую с них пыль и под серым слоем прочту нечто никому доселе не известное…

И вот стою перед дверью с табличкой: «Директор В. П. Платон».

– …Ну, здорово, здорово… Давно не виделись.

Рассказываю Васе о своем замысле. Платон соглашается, что замысел замечателен, и, не теряя времени на сентиментальные воспоминания, провожает меня в небольшую комнатку, где сидят три сотрудницы архива – Инна Иосафовна, Неля Петровна и Полина Ивановна. Терехина тут старшая.

Так началось мое вхождение в архив…

Может быть, посетители некоторых архивов когда-то и работали так, как вначале представлял себе я – рылись в залежах бумаг, сдували с них пыль. Мне, сразу признаюсь, ничего этого делать не пришлось. Ко времени, когда я пришел в уважаемое учреждение, его научными сотрудниками здесь уже было обработано такое количество интересных документов (они были аккуратно подшиты в папки, занесены в реестры, положены в соответствующие фонды), что мне оставалось только прислушиваться к советам: «Посмотрите вот это… Какой замечательный характер… А это про Шаляпина вы знали? А вот – донесения пограничников 22?го июня сорок первого…» Что же касается пыли… Над первым очерком, написанным по документам архива, я поставил уже полюбившуюся мне рубрику. Когда, после публикации, я в очередной раз предстал пред глазами вышеупомянутой троицы, вся троица долго весело смеялась. Отсмеявшись, Терехина взяла меня за руку и повела, как она объявила соратницам, «сметать архивную пыль».

Мы стали спускаться по лестнице. На каждом этаже и в специальных хранилищах Инна Иосафовна подводила меня к висевшим на стенах приборам, которые контролировали температуру, влажность, еще что-то. В подвале многоэтажного здания специальные машины вырабатывали нужный документам климат!

Когда мы с Терехиной вернулись в кабинет и я публично покаялся в преждевременной неудачной выдумке, неожиданно для меня все трое в один голос заявили: никаких «Из истории» или там, что еще скучнее, «По следам минувшего»… «Пыли у нас, конечно, быть не может, но «Сметая архивную пыль» нам нравится!»

Женская логика…

И я рубрику оставил.

Аплодисменты Шаляпину

Его уже знали и любили во всем мире…

В январе 1930 года Шаляпин по приглашению местного оперного театра приехал в Бухарест. О том, каким это было событием для румынской столицы, можно судить, например, по сообщению от 25 января корреспондента кишиневской газеты «Голос Бессарабии»: «Сегодня утром к театру «Эфория» собралась громадная толпа, которая хотела попасть на генеральную репетицию «Бориса Годунова» с участием Шаляпина… Дирекции театра пришлось вызвать жандармов, чтобы рассеять толпу, но бухарестские театралы не успокоились и до прибытия жандармов выставили двери в зал театра и потоком хлынули в зал, который вскоре был занят до последнего места».

А через несколько дней в кишиневских газетах появилось маловероятное, еще никем не подтвержденное, но уже всех взволновавшее известие: Шаляпин, кажется, собирается выступить и в их провинциальном городе – в театре «Одеон»!

Журналисты, разжигая страсти, соревновались в оперативности и правдивости написанных ими строк о Шаляпине. «Наша речь» объявила: ложные слухи о приезде певца распространяет дирекция «Одеона», «в данном случае мы имеем дело с аферой». А «Голос Бессарабии», напротив, утверждал: «Дирекция театра «Одеон» в беседе с нашим сотрудником категорически опровергла сообщение «Нашей речи» и заявила, что концерт состоится»…

В «Одеон» между тем уже поступали заявки на билеты. В подшивках старых номеров «Голоса Бессарабии», хранящихся сейчас в республиканском архиве, можно прочитать, например, о том, что от жителей Оргеева касса театра получила задаток в две тысячи лей. «На наш вопрос, была ли выдана квитанция, нам ответили, что никакой квитанции касса «Одеона» не выдала. Уплативший деньги получил лишь на клочке бумаги за чьей-то неразборчивой подписью заметку, что принят задаток за четыре билета на концерт Шаляпина в сумме две тысячи лей». И далее: «Мы не можем не подчеркнуть, что система приема задаточных денег… на концерт, дата которого даже не установлена… неминуемо должна привести к спекуляции и злоупотреблению».

Сотрудник той же газеты смог в Бухаресте взять интервью у Шаляпина. На вопрос, правда ли, что знаменитый артист собирается дать концерт и в Кишиневе, «Шаляпин ответил утвердительно, прибавив, что он с удовольствием приедет в Кишинев, где он тридцать лет тому назад дал один концерт. Он имел предложения и в другие города, но оказал предпочтение Кишиневу».

Газетчики теперь не упускали из вида ни одного шага певца…

В Бухаресте в те дни гастролировал известный немецкий актер Александр Моисси. Шаляпин был с ним хорошо знаком – они встречались в России, в странах Западной Европы, Америке, были даже дружны. Увидев на афишах знакомую фамилию, Федор Иванович, покинув свой номер в отеле «Бристоль», поспешил встретиться со знаменитым трагиком, и они проговорили всю ночь… Ту встречу у Моисси описал один венский журнал, эту статью вовремя обнаружили журналисты «Бессарабского слова», перевели на русский язык и 3 февраля перепечатали.

Во время той встречи Шаляпин подтвердил свое намерение в ближайшие дни посетить Кишинев. «Туда меня, – говорил своему другу Федор Иванович, – очень тянет. Не потому, что Кишинев еще недавно был частью России». Была еще одна причина, по которой певец «оказывал предпочтение» Кишиневу. О ней тоже рассказывалось в той статье.

Тридцать лет назад, в самом начале своей артистической карьеры, Шаляпин уже приезжал в Кишинев. На местных театралов его тогдашнее выступление не произвело сильного впечатления, а вот самому певцу то посещение Бессарабии запомнилось на всю жизнь. «Я пережил замечательное впечатление, своего рода откровение, там я впервые составил свое художественное восприятие». Что же произошло тогда в Кишиневе?

В одном из театров выступали приезжие певцы. Давали «Паяцев» Леонкавалло, Канио пел неплохой тенор, у которого, по словам Шаляпина, «был красивый голос и неплохая школа». Все шло хорошо до тех пор, пока Канио не запел арию «Смейся, паяц». Артист так естественно переживал трагедию героя, так натурально рыдал «над разбитой любовью», что публика в зале… вдруг стала смеяться. Артист, однако, не замечал этого. Он допел арию до конца и, весь в слезах, убежал за кулисы.

Почему смеялась публика? Потому что артист плакал настоящими слезами, его собственными слезами, забыв о слезах паяца Канио, которого призван был воплотить… «Я, – рассказывал певец в тот бухарестский вечер немецкому трагику Моисси, – ушел из кишиневского театра и стал Шаляпиным. Никогда с тех пор я не плакал, как Шаляпин, не смеялся, как Шаляпин, не угрожал, как Шаляпин, – я всегда был тем человеком, которого мне нужно было изображать».

И вот, наконец, – сообщение, покончившее с непроверенными слухами и напрасными опасениями! 24 января газета «Бессарабское слово» на первой полосе крупным шрифтом напечатала: «Вчера, в 11 часов ночи, мы получили из Бухареста от Ф. И. Шаляпина телеграмму за № 3107 следующего содержания: «Газете «Бессарабское слово». Концерт мой в Кишиневе состоится 3 февраля в театре «Одеон». Шаляпин».

Билеты, а самые дешевые стоили свыше 300 лей (рабочий тогда в Кишиневе зарабатывал в день 15–20 лей), расхватывались.