Воскресник

– Представляешь, Марк! Автобан когда еще будет построен, а у нас нынешним летом – асфальт на центральной улице, минеральный бассейн! Бесплатно! У бассейна соорудим городок для детей – песочницы, качели, разобьем еще один парк…

Полович в ответ скупо улыбнулся не разжимая губ – Марк Семенович принадлежал к тем осторожным людям, которые, прежде чем во что-то поверить, сначала обязательно должны это «что-то» хорошо проверить.

– Воскресник говоришь?

– Воскресник! Как когда-то! Помнишь, вокруг педучилища высаживали деревья…

Полович потеребил на голове курчавую седину.

– Недавно проходил мимо тех деревьев, вокруг каждого – гора окурков!

– Балбесничает молодежь.

– Нормальное государство ни в чьи руки не отдаст армию, прокуратуру, полицию, разведку. Почему воспитание сейчас отдано в руки мерзавцев? – вдруг разгорячился Марк Семенович. – Смотришь вечером телевизор – сплошной самодостаточный маразм!

– Не смотри. Или захотелось цензуры?

– Когда-то главным цензором в России был Иван Александрович Гончаров!

– Когда-то… когда-то мы были молодыми. Помнишь девушку Леру – несчастье мое…

Полович упрямо повел подбородком:

– Кто теперь читает стихи?!

Дамаскин покривил рот – вспомнил, наконец, что к Половичу он пришел вовсе не для разговора о стихах.

– Почему ты такой скучный, Марк? С тобой впору отправиться в еловый лес – выбирать елку, чтобы повеситься. А воскресник…

– Воскресник, Григорий Васильевич, – твоя очередная романтическая утопия! Наш народ… – Полович кивнул на окно, не договорив, поспешил взять в руки лежавшую на столе бумагу: – Письмо, Гриша, свежее, еще пахнет почтой: «Уважаемые слуги народа! Где новая школа, почему до сих пор так и не побелили клуб – стоит грязный, как конюшня? Почему не отремонтированы уже готовые разрушиться магазин на улице Кооперативной, городская больница? Был в районе колхоз (между прочим, при черноземе-то не голодали!) – развалили; было педучилище – закрыли…»

Дамаскин вспыхнул порохом:

– Захар Бурба?

– Захар…

– Попал пальцем в небо! Как будто мы с тобой сами не знаем обо всем, что пишет этот праведник! Подсказал бы, где взять деньги на новую школу или на ремонт больницы… а то придуривается, что не понимает, куда делся колхоз…

– Но побелить клуб…

– Не будем! Клуб продали Акулову, он обещал, что там будут и кружки для детей, и самодеятельность, и выставки; но ничего пока не сделал, вся деятельность – снял со стены портреты членов Политбюро и надолго куда-то уехал. Вот пусть приедет и побелит, а у нас кроме клуба есть на что тратить деньги!

– Люди, Гриша…

– Про людей молчи, Марк, все сам знаю: и про глас народа, к которому всегда надо прислушиваться, и про то, что народ всегда и во всем прав, что настроение народа – это важный фермент в организме государства, благодаря которому государство может выиграть самую тяжелую войну или, напротив, не в силах реализовать даже самую мудрую идею…

Полович поднял вверх руки, поморщился:

– Гриша, пощади…

– Ты мне объясни, Марк, – не слушая, продолжал Дамаскин, – почему, когда в районе поделили землю, никто из бывших колхозников на своей земле не кинулся организовывать свое сельское хозяйство? Да, налоги, коррупция, волокита… все знаю, но попытаться-то надо было! Не попытались. По дешевке распродали наделы шустрым проходимцам, выручку пропили, а теперь жалуются, мол, детей нечем кормить. Почему, скажи, такое произошло? Ведь наш народ, как нас учили, а потом и мы учили, – самый умный, самый трудолюбивый…

– Самый читающий, – Полович, улыбаясь, карандашом почесал ухо.

– Читают… как там у Некрасова… «милорда глупого»! Вчера захожу в библиотеку, спрашиваю у Дарчиновой, сколько народу приходит за день, какими книгами интересуются, а она мне – в слезах: за последнюю неделю не было ни одного человека! Ни одного, Марк!.. Наши предшественники в районе обобрали людей и до маразма заморочили им головы… знаешь, почему?

– Знаю. Люди оказались бедными и малообразованными.

– И еще…

Дамаскину вспомнилась сцена, которую на днях, возвращаясь с работы, он случайно увидел за забором возле дома бабки Васки.

Бабка и так и эдак пыталась войти в свой дом, но никак не могла преодолеть расстояние между земной твердью и дверями – две доски, когда-то составлявшие ступеньки порога, сгнили, а, может, просто оторвались. Не осилив крутой подъем, Васка пошла в сарай, вернулась с тремя кирпичами в подоле, пристроила кирпичи к дверям и по ним, наконец, пробралась в дом… Григорий Васильевич знал, что Васка – никакая не старуха, ей сорок с небольшим, а бабкой ее в городе зовут потому, что она любит притворяться старой и немощной, всем подробно рассказывает о терзающих ее «неизлечимых» болезнях, происхождение которых врачи определить не могут, «а только берут деньги». Рассердившись, Дамаскин тогда подумал: «Можно, конечно, убедить бабку найти две доски и прибить их четырьмя гвоздями, но если она привыкла залазить в дом по кирпичам, может, не надо ей мешать так жить?»…

Про Васку рассказывать не стал, только выдохнул:

– Отсюда – и жизнь…

За последние десятилетия жизнь в Маринске и в самом деле не только не продвигалась к лучшему, но, вопреки всем законам эволюции, то и дело норовила развернуться в обратную сторону. В прошлом году окончательно пересохла Дубравка. На усадьбах почему-то перестали вызревать арбузы, потом стала высыхать виноградная лоза, а новая вообще не приживалась. Правда, по-прежнему хорошо росли яблони – каждый год они приносили столько плодов, что большую их часть маринчане ни съесть, ни продать на базарах не могли, излишки скармливали свиньям, а что оставалось от свиней, выбрасывали гнить в специально для этого выкопанные ямы.

О яблоках горожане любили поговорить – в основном делились опытом повышения урожайности. Были, конечно, и другие разговоры. Например, у Ивана Короткина, шофера главы администрации, возле дома хорошо росли анисовка, апорт, антоновка и кальвиль, и, как и у соседей, каждой осенью на деревьях плодов созревало больше, чем вырастало листьев. Прошлой осенью жена Зинка, когда они выбрасывали в яму очередной таз подгнившей, отдававшей спиртом антоновки, пожаловалась:

– У меня, Ваня, от наших яблок только изжога. Может, вырубим несколько старых деревьев, посадим, например, сливы? Они и для желудка полезны.

Иван предложение жены отверг, при этом вспомнил соседа Леньку Шибалова, тоже шофера, водителя городского автобуса. Три года назад Ленька у себя в саду выкорчевал четыре старых анисовки (Катерина, жена Леньки, потом два дня в слезах причитала: «Как пахли яблоньки! Как душисто цвели! Пчелки над ними жужжали – аж во всем доме было слышно!» и грубо обзывала Леньку фашистом). На месте поваленных и распиленных на дрова яблонь Ленька весной вскопал грядки, но там, заглушив все едва взошедшие полезные овощи, самосевом выросла только редька зимняя…

Причину странного поведения чернозема, а также чрезмерной увлеченности населения яблоками городские умники объясняли по-разному. Некоторые утверждали, что «поскольку ось планеты уже сдвинулась на три градуса, скоро у нас будет саванна, потом – Сахара»; некоторые источником всех бед в природе и глупостей в обществе считали популярную современную музыку: «В попсе, говорили они, записана программа изменения климата и зомбирования народа; мы уже давно – как заводные куклы». Были в Маринске и те, кто все проблемы объяснял политическими причинами: «Злодеев, утверждали они, надо искать за океаном. Там, чтобы без войн и лишних трат установить мировое господство, изобрели прибор, который при помощи управляемого луча в нужные им стороны крутит наши мозги».

Слушая толки о сдвинувшейся оси Земли, зомбировании при помощи попсы или дистанционном управлении мозгами, горожане улыбались, а иногда сердились.

…Вернулись к воскреснику:

– Когда, Марк, люди своими руками проложат асфальт, выкопают бассейн… Понимаешь, что в них изменится?.. Народ мельчает от безысходности, а возрождается от успеха. Сколько раз приходилось видеть: человек уже совсем отчаялся, одна за другой неудачи сбивают с ног, все валится с рук, жить нет смысла… Где спасение? Спасает успех, даже самый маленький, хотя бы небольшая удача. Удача – тот ключик, которым человек открывает в себе запасы сил… Сегодня же создам комиссию по организации воскресника!

– У нас сорок комиссий. И ни одна не работает.

– А эта будет работать. Потому что… – Григорий Васильевич состроил лукавую гримасу и сделал многозначительную паузу.

Полович вскинул голову:

– Хочешь поручить это дело мне?!

Дамаскин развел руками:

– А кто, если не ты… Я сейчас позвоню Мишакову, попрошу его в понедельник собрать депутатов. Надеюсь, они нас поддержат… Марк…

Марк Семенович минуту сидел молча. Облокотившись на спинку кресла, он несколько раз поддевал пальцами подтяжки и шлепал ими себя по животу. Наконец, надул губу: