Обреченные на любовь

– Да-да, конечно, – женщина осторожно попыталась ослабить объятия сына. Но тот лишь крепче прижал ее к себе.

– Борис, сынок, надо занести папу в дом, – она снова попыталась оторвать от себя его руки. На этот раз Борис отпустил маму, встал и отвернулся от водителя, пытаясь скрыть свои слезы. Парнишка подошел к Валентине Сергеевне и помог ей подняться.

– Вот наш дом, – женщина указала водителю на распахнутую калитку. – Но без помощи со стороны мы вряд ли сможем его отнести.

К удивлению женщины, паренек, хоть и не без труда, но все же поднял тело и понес в дом. Валентина Сергеевна поспешила за ним. У крыльца парнишка остановился, пропуская ее вперед. Зайдя на веранду, она указала водителю на диван, стоявший у окна.

– Кладите его сюда, – она поправила сбившееся покрывало. Парень осторожно опустил бездыханное тело.

– Спасибо вам, – женщина с благодарностью посмотрела на паренька.

– Ну что вы… – парень немного смутился. – Ну, я, пожалуй, пойду… – проговорил он не то спрашивая, не то утверждая.

– Да-да, конечно.

– До свидания и всего вам… – он хотел сказать «хорошего», но посчитал, что это будет неуместно и, не договорив фразы, развернулся и вышел.

Вошел заплаканный Борис.

– Мама, что теперь будет? – спросил он прерывающимся голосом.

Что могла ответить мать сыну, который стал свидетелем смерти отца? Что боль утраты со временем пройдет? что это, конечно, большое горе, но тут ничего не поделаешь? что время, этот великий врачеватель человеческих душ и сердец, все излечит? что, наконец, он не одинок в этом мире и у него есть мама и два брата? Валентина Сергеевна смотрела на сына и не находила слов утешения для своего младшенького. В эту минуту ей самой необходима была помощь, но она понимала, что мальчику сейчас гораздо тяжелее, чем ей. Собрав все свои душевные силы, она подошла к нему и обняла, не говоря ни слова. Своей теплотой и нежностью, женщина, потерявшая любимого человека, пыталась оградить сына от обрушившейся на них беды. Она ласково гладила Бориса по жестким прямым волосам своей мозолистой и загрубевшей от тяжелого труда рукой. Исходившие от нее внутренняя теплота и нежная энергетика, каким-то образом передались Борису, и он почувствовал, как его мальчишеское сердце, сжавшееся от беды и скрученное горестными, тяжелыми веревками, постепенно оживает и узы несчастья ослабевают. Слезы, идущие от раненого сердца, вновь заблестели на его глазах.

– Ничего, сынок, – промолвила Валентина Сергеевна, словно почувствовав состояние сына, – ничего мы не можем сделать. Это жизнь.

Через два дня Виктора Степановича похоронили. Виталия, жившего на Севере, и Василия, отдыхавшего в это время на море, вызвали телеграммой. Оба сына приехали быстро и успели попрощаться с отцом.

Неожиданный уход из жизни отца застал их врасплох. Как я уже говорил, Виктор Степанович не отличался сентиментальностью и никогда не проявлял нежности к своим детям. «Что за телячьи нежности!» – восклицал он каждый раз при виде того, как кто-либо из его друзей обнимал или целовал своих малолетних детей. Он мог еще хоть как-то понять тех, кто ласкал своих дочерей, но отказывался понимать тех, кто обнимал своих сыновей. «Ты вырастишь из него неженку и бабу» – говорил он в таких случаях. Друзья в ответ лишь ухмылялись и говорили, что он жестокосердый. Однако это было не так. На самом деле в груди Виктора Степановича билось доброе и щедрое сердце. И любой из его друзей знал, что в трудную минуту он всегда придет на помощь и никогда не бросит в беде. Но таков уж был у него характер, что к детям он всегда относился строго и никогда не позволял себе сюсюканья с ними. Это не значит, что он не любил своих детей. Он любил их, но любил по-своему. Сам воспитанный в строгости, и рано потерявший отца, который погиб, защищая их родной город, тот самый город, в котором родились потом и его сыновья; сам в детстве обделенный отцовской любовью и вниманием, он и к детям своим относился весьма сурово. Лишь к самому младшему, Борису, Виктор Степанович проявлял больше внимания и заботы. Но это было возрастное.

Сыновья, конечно, помнили о том суровом и даже жестком воспитании отца, но с возрастом стали относится к этому с пониманием. Василий с Виталием были еще молодыми, но уже достаточно взрослыми людьми, чтобы понять, что отец их любил, но любил своеобразно и никогда не выказывал своей любви. И потому, смерть отца они восприняли весьма болезненно.

Тяжелее всего, конечно, было Борису. Минуло несколько месяцев, прежде чем он смирился с мыслью о смерти отца. Для мальчика это было очень трудное время. На первых порах он совсем замкнулся. Несколько дней он практически не выходил из дома. Он запирался в своей комнате и читал книги. Временами Борис лежал на кровати и просто глядел в потолок. «Папа, где ты сейчас? – тихонько шептал мальчик, – видишь ли ты меня? слышишь ли ты меня? Мама говорила мне, что ты все время с нами, все время где-то рядом и наблюдаешь за нами. Но почему тогда я тебя не вижу и не слышу? Мама никогда меня не обманывала и всегда учила говорить только правду, но мне почему-то кажется, что сейчас она сама говорит неправду. А еще мама говорит, что тебе сейчас хорошо и ничуть не больно. Это так? Разве умирать не больно? И совсем не страшно?» Затем ему представлялся отец, здоровый, улыбающийся и что-то рассказывающий. Постепенно мысли Бориса начинали путаться, и мальчик засыпал.

Во сне Борис снова видел отца, такого же улыбающегося и совершенно здорового, каким совсем недавно он себе его и представлял. Виктор Степанович был очень весел (что с ним не часто случалось в жизни), что-то напевал себе под нос и собирался на рыбалку.

– Борис, ну где ты там? – он глянул на угол дома, откуда должен был показаться младший сын.

– Да здесь я, – отозвался Борис, появляясь с баночкой земляных червей, накопанных в куче навоза.

– Ну, наконец-то, айда в мотоцикл.

Не успели они сесть в мотоцикл, как оказались на берегу речки. Виктор Степанович почему-то сидел на другом берегу и огромной, просто гигантской удочкой пытался поймать невероятных размеров сома, плескавшегося у самого берега.

– Давай, папа, давай! – закричал Борис, – я сейчас помогу тебе! И в одежде кинулся прямо в воду. Мальчик оседлал гигантскую рыбу, в этот момент сом заглотил огромный крючок, висевший на удочке Виктора Степановича, и тот резко дернул ее на себя. Невысокий Виктор Степанович с невероятной силой буквально выдернул исполинскую рыбу на берег, Борис слетел с широкой спины речного монстра и, отлетев на противоположный берег, больно стукнулся о дерево, росшее неподалеку от воды. Мальчик протянул руку к отцу… и проснулся. Поняв, что это был сон, Борис тяжело вздохнул.

Виталий уехал через несколько дней после похорон отца. Здесь, наверное, необходимо сказать несколько слов о его внешности. Это был среднего роста мужчина, черноволосый, с темными, как ночь, глазами. Довольно крупный нос выделялся на его лице, но ничуть его не портил. Волевой подбородок выдавал в нем мужчину с характером. Несмотря на довольно суровую внешность, Виталий был человеком добродушным, сердечным, не лишенным чувства юмора. В эти тяжелые дни ему, как и всем в их семье, было трудно. Но как бы ни хотелось ему быть в такое время с самыми близкими и родными людьми, он не мог здесь долго оставаться. Несколько раз он пытался поговорить с младшим братом и вывести того из состояния апатии. Однако его попытки не увенчались успехом. Дело, видимо, было в том, что Виталий с Борисом были не очень близки. Они искренне по-братски любили друг друга, но их отношения нельзя было назвать доверительными и дружескими. Между ними не существовало того чувства привязанности, которое сближает людей настолько, что они могут доверить друг другу самые сокровенные мысли и желания. Думаю, это было связано с тем, что вскоре после службы в армии Виталий женился на девушке, носившей замечательное имя Роза (она ждала его из армии), и чуть ли не на следующий день после свадьбы уехал с молодой женой на север. У Бориса просто не было времени как следует узнать своего старшего брата. С Василием дело обстояло иначе. Пожалуй, он был единственным (маму мы не можем брать в расчет, отношения с ней – это несколько иное), по-настоящему близким Борису человеком. Он стал для него примером для подражания; образцом честности и порядочности; можно сказать эталоном чести и достоинства. Василий прочитал множество книг и довольно часто зимними вечерами рассказывал младшему брату о рыцарях средневековья, об их отваге и мужестве, благородстве и великодушии, неподкупной честности и отвращении к подлецам и трусам. Василий оказался неплохим рассказчиком, и Борис с огромным интересом слушал повествования брата. Именно Василий пробудил у младшего брата интерес к литературе. Борис прямо-таки зачитывался романами о рыцарях средневековья, о деяниях великих королей, о воинственных древних римлянах и греках. Он был в восторге от историй, подобных истории Спартака или легендарного царя Леонида. Благодаря всему этому, как-то незаметно, Василий настолько сблизился с младшим братом, что тот стал доверять ему свои мальчишеские проблемы и иногда советоваться с ним по тому или другому поводу.

Виталий понял, что не сможет найти подход к Борису и обратился к Василию.

– Брат, – сказал он как-то Василию, – я никак не могу добиться того, чтобы Борис хоть немного отвлекся от мыслей о потере отца. Мне, как ты знаешь, необходимо уезжать. Я люблю вас обоих и мне тяжело видеть то, как наш младший брат переживает эту страшную трагедию. Постарайся сделать все возможное, чтобы вернуть его к нормальной жизни. Я на тебя надеюсь, брат, – он обнял Василия. – И позаботься о маме. Ей сейчас очень тяжело.

– Уезжай спокойно, брат, хотя я понимаю, что покойно твоей душе не будет. Не волнуйся, я и мама рядом с ним. Пройдет время, а время, говорят, лучший лекарь, и все образуется.

Теперь, уважаемый читатель, пришло время поближе познакомиться и со средним братом. Василий не был похож ни на одного из братьев (впрочем, на первый взгляд, они вовсе не походили друг на друга). Роста он был чуть выше среднего, широкий в плечах, белокурый. Взгляд светло-серых глаз всегда лучился весельем и теплотой. Он был весельчаком и балагуром. Никогда и никому в компании с ним не приходилось скучать. Василий знал бесчисленное количество анекдотов абсолютно на любую тему, и (что очень важно), умел их рассказывать. Имея хороший слух, он самостоятельно выучился играть на баяне. Этот весельчак выучил огромное, просто невероятное количество частушек. Были среди них шутливые, озорные, но особенно ему нравилось исполнять частушки с матерком, выражавшие все чувства нашего великого и могучего народа. Одним словом, Василий слыл человеком веселым, добрым, с потрясающим чувством юмора.

Теперь, уважаемый читатель, после краткого ознакомления со старшими братьями, вернемся к удрученному горем Борису.

Виталий уехал. Василий делал все возможное и невозможное, пытаясь отвлечь Бориса от мрачных и тяжелых мыслей. Днем он работал, а вечером заходил к младшему брату и пересказывал ему всевозможные истории, кинофильмы, некогда увиденные им в кинотеатре. Бориса это не очень развлекало, но постепенно мальчик все же начал отвлекаться от своих весьма невеселых мыслей и стал проявлять интерес к жизни. Однако этого было недостаточно, необходим был еще какой-то небольшой толчок, небольшой задел для создания платформы, на которой можно было заново строить дворец жизни.

Валентина Сергеевна, зная, как ему сейчас тяжело, старалась не тревожить младшего сына. В то же время она понимала, что если такое затворничество затянется надолго, то это может отразиться на психическом состоянии мальчика. Женщина решила попробовать найти подход к младшему сыну с другой стороны. Со стороны религии.

Виктор Степанович был ярым атеистом и никогда не верил в существование бога, черта или кого-то еще. Поэтому, разговоры о религии в их доме никогда не велись. Валентина Сергеевна же была человеком верующим и почитающим бога. Она не была глубоко религиозным человеком, но верила, что есть высшие силы, которые управляют человеческой судьбой и только они решают, жить человеку или умереть; быть ему здоровым или больным; счастливым или несчастным; и даже верующим или не верующим. И свое знакомство с Виктором Степановичем, естественно, относила к божьему промыслу. Виктор Степанович же, само собой разумеется, был категорически против такой точки зрения. В начале их знакомства молодые люди часто спорили об этом между собой. Каждый из них пытался доказать свою точку зрения и переманить оппонента на свою сторону. Но вскоре, убедившись в бесполезности таких попыток, они решили закрыть эту тему раз и навсегда. Несмотря на разногласия в вопросах теологии, молодые люди, полюбившие друг друга чистой и нежной любовью, решили связать себя узами браками.

Прошло время, родился Виталий. Валентина Сергеевна заикнулась было о том, чтобы крестить их первенца. На что Виктор Степанович заявил, что он, будучи главой семейства, никогда этого не допустит. И предупредил супругу о том, что сколько бы детей у них ни родилось, чтобы она даже заикаться о подобных вещах не смела, и чтобы детей к этому не склоняла. Виктор Степанович умел говорить убедительно, четко и по существу. По его тону и взгляду Валентина Сергеевна поняла, что поперек его воли идти не следует. И к этой теме она больше никогда не возвращалась.

Сам отец семейства детям всегда говорил, что никакого бога не существует и что это все проделки священнослужителей, которые таким образом наживаются на простых смертных. И надеяться в этой жизни нужно только на самого себя.

Теперь, когда Виктора Степановича не стало, наблюдая за тем, как ее младший сын страдает, она решилась поговорить с сыном о боге.

Как-то войдя в комнату Бориса, Валентина Сергеевна присела на край дивана, на котором лежал ее младший сынок и читал какую-то книгу.

– Борька, – женщина ласково потрепала сына по волосам. – Оторвись на минутку, давай поговорим.

– О чем, мама? – Борис перевел взгляд на Валентину Сергеевну.

– Понимаешь, сынок, – она замялась, пытаясь подобрать нужные слова(хотя уже несколько дней готовилась к этому разговору и неоднократно повторила заготовленную речь). – Понимаешь, жизнь очень сложная штука, и… порой в ней случаются ужасные вещи. Как, например, случилось с нами, точнее, с твоим папой. Да, он покинул нас и ушел в иной мир. Мир, в котором все по-другому. Твой папа был хорошим человеком, и я абсолютно уверена, что сейчас он находится на небесах и наблюдает за нами. Думаю, ему не очень нравится, что ты ведешь себя таким образом… что ты замкнулся в себе, перестал общаться со своими друзьями, стал грустным и задумчивым.

– Что же, по-твоему, я должен радоваться смерти папы? – резко ответил Борис, хотя ему это было несвойственно.

– Ну зачем ты так, сынок? – в ее прекрасных голубых глазах сверкнули слезы. – Ты же знаешь, что я не это хотела сказать, – ее голос дрогнул.

– А что же?

– Только то, что все находится в руках божьих, и смерть твоего папы была предрешена… и мы ничего не могли изменить. Ни ты, ни я, ни кто-либо еще.

– Кем это она была решена?

– Богом, сынок, богом. Только он один ведает нашими судьбами и решает, кому и сколько нужно прожить на нашей грешной земле. Все наши жизни в его руках.

– А почему он все решает за нас? Почему он решает, кому сколько жить? Почему он убивает людей? – Борис чуть не сорвался на крик.

– Ну что ты, Борис, бог никого не убивает, он только отмеряет, кому и сколько предстоит прожить на этой земле. Кому-то суждено прожить сто лет, кому-то пять лет, а кому-то сорок пять лет. В нашей жизни он посылает людям испытания, которые необходимо пройти достойно и мужественно. И тот, кто сможет это сделать, обязательно попадет в рай и будет там наслаждаться вечной жизнью и вечным покоем. Поверь, господь любит нас и желает нам только добра.

– Добра?! – тут Борис не выдержал и сел, отбросив книгу на самодельный столик. – Кому он желает добра? Мне? Или тебе? А может, папе, который умер? Это так он нас любит? Нет никакого бога, папа был прав! Это все поповское вранье! – от избытка чувств Борис едва сдерживал накатившие слезы.

– Не говори так, сынок! – Валентина Сергеевна попыталась обнять его и прижать к себе. Однако Борис уклонился от маминых рук и отодвинулся назад, очутившись на подушке, на которой недавно покоилась его голова.

– Нет никакого бога! – голос мальчика дрожал. – Если бы он был, и если бы он любил нас, он не допустил бы его смерти! Не говори мне про него больше никогда! Слышишь, никогда!!!