#Некнига. Сборник №2. Фэнтези

– И дорогу ко мне нашёл, голубчик. Молодец какой. Видать, сильно надо.

– Надо бабушка, надо… – прошептал Василий, отводя взгляд – слишком уж пугали его два красных зрачка, которые, не мигая, смотрели на него.

– Какая я тебе бабушка! – скрипнуло из-за угла. И словно в насмешку, из темноты выглянуло лицо: белое, как воск; застывшее, будто мёртвое. Лицо было всё изборождено морщинами, и сомнений в том, что перед ним действительно старуха, у Василия не осталось.

Она выглядела настолько пугающей, что он невольно отшатнулся и мысленно проклял тот момент, когда искал затерянную в лесу и, кажется, в самом времени избу с ведьмой; он вспомнил, как продирался сквозь заросли высокой травы и утопал по колено в болоте и как по этой же причине оставил свою дружину около леса, в который боялись заходить даже самые смелые охотники царя; в котором не цвели цветы и не пели птицы.

– Да, глупо ты себя повёл, – будто прочитав его мысли, сказала старуха. – А может и мудро. Лес не любит чужих. Пошёл бы ты не один, а со своей дружиной – и что? Хвать! – один пропал, на следующий день другого не досчитались, – ведьма хитро посмотрела на Василия и засмеялась высоким скрипучим смехом.

Из темноты угла вынырнули две руки. Длинные, белые и сухие, с закрученными жёлтыми ногтями на пальцах. Они, казалось, стремились прямо к шее Василия.

Тот сдавленно булькнул, вскрикнул глухо и, вскочив с табурета, подбежал к двери. Старуха захохотала на всю избу, и её смех громом зазвучал в ушах Василия. Он прислонился к стене избы и украдкой, на ощупь, начал искать дверь, которая бы вела на свободу. Но вот изумление! Не было её на том месте, где помнил он!

– Да ты успокойся, – голос звучал снисходительно. – И прости старушку за эти детские шалости. Давненько ко мне не захаживали, вот я и соскучилась по вниманию, – в голосе послышалась насмешка, а Василий, едва стоявший на ногах от страха, с удивлением понял, что в комнате стало как будто светлее.

Теперь он мог полностью разглядеть старуху, сидевшую в глубоком кресле за старым дубовым столом; её длинные седые волосы, в полном беспорядке змеившиеся по плечам, бесцветное водянистое лицо, покрытое морщинами; старость, отпечатавшуюся на её челе и теле; дряхлость тех лохмотьев, в которые она была одета. Её руки оказались не такими длинными, как показалось Василию сначала, но они были настолько худощавыми, что крупные синие вены просвечивали сквозь тонкую, как пергамент, кожу.

«И кого я так испугался? – подумал Василий. – Этой жалкой старухи?»

Но, несмотря на эти мысли, глядя на неё, он всё ещё чувствовал опасение. Старуха сидела на своём кресле как на троне; всю ее сухую, как тростник, фигуру, закутанную в нищенские лохмотья, облагораживала прямая осанка.

Она исподлобья взглянула на Василия, будто снова прочитав его мысли, и этот тяжёлый взгляд пригвоздил его к месту. В её глазах горели красные огоньки, не так ярко, как ранее, но также отчётливо и зло, не давая забыть ему, кто перед ним сидит на самом деле.

– Сядь и успокойся, глупый, – старуха вдруг улыбнулась, но её глаза остались холодными. – Старому дому не нравится, как ты себя ведёшь, – кривым узловатым пальцем она указала на лежащий на полу табурет. Василий усилием воли оторвал себя от стены и, медленно подойдя ближе к столу, за которым сидела ведьма, поднял табурет и сел.

Старуха некоторое время оценивающе смотрела на него, а затем сказала:

– Какие царевичи нынче пугливые пошли… Так зачем пожаловал, родимый?

– Найти нужно кое-кого, бабушка, – нервно сглотил слюну Василий.

Старуха игриво посмотрела на него, а затем лукаво улыбнулась:

– И ты туда же, голубчик. За славой и золотом бежишь. Ты будь осторожен, золото, оно ведь кровь любит, вон скольких погубило.

Василий прерывисто вздохнул, вытер пот со лба и заговорил быстро, жарко, чуть наклоняясь к старухе:

– Так, значит, ты тоже слышала?

– А как не слыхать, – лениво проговорила та, отклонив голову назад. – Ветер нашептал, разбойник. Да только зря ты пришёл, не помогу я тебе. У меня давно никого не было из живых. Все боятся. А кто не боится, тот до меня не доходит. Странно, что ты смог добраться, – она внимательно смотрела на него.

А Василий, будто не слыша её и уже не испытывая того страха, что прежде, вцепился руками в стол и лихорадочно бормотал:

– Так как же… Ведь я что, зря шёл? Так надеялся… Царь словно с ума сошёл, уж сколько лет пропавшую царевну, дочь свою, ищет, и всё без толку… Обещает горы золотые да полцарства в придачу… И руку царевны, она ведь, говорят, очень красивая была.

– Да сколько времени прошло, – желчно улыбнулась старуха. – От красоты её, поди, уж ничего не осталось.

– Нет, – прошептал Василий горячо. Он смотрел на старуху, но перед глазами у него стоял портрет с изображением царевны, который он увидел, когда был в царском дворце.

– Там, говорят, красоты неописуемой она была такой, что никакой портрет не передаст. Черноброва, глаза – что два агата чёрных, жгучих. Говорили: как глянет – так одним взглядом душу вынет. Волосы – вороново крыло, губы красны, стан прям и тонок… Царь в таком горе столько лет, сказал: хоть мёртвую, но найдите! Главное – отыщите!

– Да только не удалось это до сих пор никому, – усмехнулась старуха.

– Я потому и пришёл к тебе за помощью. Помоги мне! – взмолился Василий. – Что хочешь проси, всё для тебя сделаю!

– Вижу, жажда тебя замучила, – оскалилась старуха. – Что с тобой делать, ума не приложу, – она задумчиво прикрыла блёклые глаза и посмотрела на Василия.

А тому вдруг стало не по себе. Грудь тоска одолела, такая, что ни вдохнуть, ни выдохнуть. И показалось ему, что на всём белом свете никогда не было и не будет больше никакой радости. Всё вокруг – и старуха, и сама изба – стали серыми, ненастоящими, будто нарисованными и вырезанными из бумаги.

И когда ведьма заговорила глухим мёртвым голосом, холодные мурашки поползли по его коже.

– Принеси из леса полынь-траву, да чем больше, тем лучше. Желудей набери возле старых дубов да белладонны сорви столько, сколько в руку уместится. К болоту прогуляйся, осоки нарви. И цветов синих; чем чище цвет у них будет, тем лучше. Понял?

– Да, – прошептал Василий. Он был ни жив ни мёртв от страха, который своими скользкими щупальцами опутал его чресла[2 - мн. ч., устар., церк., книжн., высок. «поясница», «бёдра», прим. ред.].

– Только учти, – заговорила вдруг старуха уже тише и спокойнее, – лес не любит чужаков. Не будь слишком дерзким и всё получишь сполна. Приходи каждый день и приноси постепенно то, что я наказала тебе принести. И тогда, может, у меня получится тебе помочь.

Василий поднялся со стула, чувствуя, как предательски дрожат ноги. Он, мужчина, добрый воин, на счету у которого было немало битв и побед, был весь в холодном поту. И чувствовал, как стремительно его покидают силы.

– Я понял, бабушка, – прошептал и, развернувшись, быстрым нетвёрдым шагом подошёл к двери. На этот раз она легко нашлась и так же легко поддалась его напору.

Только выйдя из избы, он смог полностью выдохнуть. Огляделся вокруг: в этом лесу и правда не пели птицы. Лишь ветер гулял по поляне, где стояла изба, да скрипели вековые сосны.

Василий набрал в грудь побольше воздуха и пошёл прочь от избы.

Он не видел, как из старого запылённого окошка на него смотрели две неподвижные точки.

* * *

Долго думал Василий о том, как самому не ходить в лес. Возвратился он в свой лагерь и приказал привести к нему мальчишку Николку.

Николка был храбрым малым, который прибился к его дружине на одном из постоялых дворов. Сколько ни гнал его от себя Василий, да всё без толку. Николка был маленьким щуплым мальчишкой пятнадцати лет от роду, смышлёным, ловким и услужливым. Каждую просьбу выполнял быстро и с каким-то таким особым удовольствием и рвением, что аж завидно становилось – откуда в таком хилом парнишке столько энергии. И всё норовил подглядеть за тем, как тренировались дружинники.

– Я пригожусь вам, барин, – говаривал он и хитро улыбался.

Как привели Николку к Василию, так тот поклонился и сказал:

– Приказывайте, барин! Всё сделаю! – он поднял голову, и Василий увидел, каким воодушевлением горят его глаза.

«Ну, – подумал Василий, – сейчас ты от меня мигом сбежишь».

И сказал:

– Надо тебе сходить в лес да принести полынь-травы.

Но Николка не убежал, а, наоборот, просиял:

– Это мигом, ваше благородие! Всё сделаю, быстро обернусь!