Книга без титула и комментарии к ней. Ориентирование во внутреннем мире

Подменяя живые представления о счастье памятью об этих представлениях, мы отрываем их и от себя самих и от реального течения событий. А все наши стремления нуждаются и в развитии, и в том, чтобы мы лучше переводили их на язык действительности.

«Ты освобождаешься не тем, что ты отрицаешь время, но только тем, что ты его правильно используешь и применяешь, обеспечивая каждому естественному стремлению и каждой потребности её право на свободу, то есть подобающие ей пространство и момент».[163 - Метерлинк, Морис; 1862—1949; Бельгия; драматург, поэт]

393

«Мы строим планы на будущее, сообразуясь с тем, что нам подходит сегодня, а не знаем, подойдёт ли нам это завтра; о себе самих мы думаем так, словно всегда остаёмся прежними, а на деле мы с каждым днём меняемся. Кто знает, будем ли мы любить то что любим сейчас, и будем ли желать того, чего сейчас желаем; останемся ли такими, каковы мы ныне, не произведут ли посторонние предметы и изменения, происшедшие в нашем теле, глубокие перемены в наших душах, и не станет ли для нас несчастьем то, что мы замыслили для своего счастья? Памятуя о превратности человеческой жизни, будем прежде всего избегать ложной предусмотрительности, побуждающей нас жертвовать нашим настоящим ради будущего; нередко это значит приносить подлинно сущее в жертву тому, чего никогда не будет».[164 - Руссо, Жан Жак; 1712—1778; Франция; философ]

394

Пророчества и выражения надежд – это разговор о настоящем языком будущего. Внимание к прошлому всегда диктуется потребностями сегодняшнего и завтрашнего состояния духа. Борьба с существующим и его защита – это стремление к уничтожению, изменению или сохранению его в дальнейшем.

Все три времени, таким образом, связаны для нас в единый узел, затягивающийся тем туже, чем усерднее попытки разделить сходящиеся в нём концы.

«Каждый миг – окно, распахнутое во все времена».[165 - Вулф, Томас Клейтон; 100—1938; Америка; писатель]

395

Сегодняшние чувства – как бы обобщённый результат прошлых переживаний. Сегодняшнее эмоциональное состояние возникает под воздействием ощущений, относящихся к настоящему. Сегодняшние желания направлены в будущее. Так скрещиваются времена в человеческом сознании.

396

Воспоминания и мечты настолько однородны, что мы способны путешествовать в своём воображении от одних к другим, даже не заезжая в настоящую минуту. Воспоминания окрашены невозможностью возврата, зато мечты – необязательностью свершения. Идеализируя представления о будущем, мы теряем обороноспособность против возможных неудач и несчастий, но и представления о прошлом мы не можем идеализировать безнаказанно – утрачивается опыт перенесённого.

397

Новизна ощущений увеличивает и собственную их силу, и остроту их восприятия чувствами. Можно пользоваться этим для попыток текущего удовлетворения или изменения отношений в государстве чувств, но, помня о временном, преходящем характере такого усиления, дальние планы на нём не построишь.

Новое служит минуте. Будущему естественно опираться на устоявшееся, как здание опирается на фундамент, но не на поверхность земли.

398

Новизна обладает особым запахом, слегка пьянящим одних и сильно ударяющим в голову другим. Чтобы избежать хмельных оплошностей, полезно уметь представить себе новое – привычным, обыденным. Довольно действенное отрезвляющее средство.

399

Повторяемость – это бесконечность, переведённая на язык обыденного восприятия. К счастью, водоворот суточных часов и времён года, возобновление людских возрастов и характеров, повторение бытовых ситуаций и даже исторических событий – всегда жизненно разнообразны, не похожи на пойманный в скобки период рациональной десятичной дроби. Поэтому все эти повторения и повторения повторений – именно они – дают нам возможность и поладить со временем, и порою всплеснуться выше его.

400

В «Змееде» Пшавелы герой поэмы Миндия изнемогает от того, что понимает язык природы и не может поэтому ни охотиться, ни даже срубить дерево. Друзья возражают ему: ты же убиваешь врагов, а «не жальче ли всех человека?»[166 - Важа Пшавела (Лука Павлович Разикашвили); 1861—1915; Грузия; поэт]. На самом деле Миндия вполне последователен. Понимай он врагов, как понимает природу, – он щадил бы и их. Но язык человечества остался ему чужд.

Страдания Миндии, расширенные на область социального существования, – судьба тех, в ком «понимание убило способность к действию»[167 - Роллан, Ромен; 1866—1944; Франция; писатель], кто по натуре или по усилиям к совершенствованию стал понимать все языки человечества, громкое разноречие которых может напрочь заглушить в человеке собственный голос, ведущий его по своему пути. Лишь изредка это происходит во благо – когда таким образом сдерживаются ненаправленные, не сознающие своего предназначения силы, которые могли бы стать разрушительными.

401

Чтобы отделить понимание от пассивности, недееспособности, нужно научиться совмещать переживание родства со всем и всеми – с ощущением собственной личности и следованием её индивидуальным принципам. Понимать человека, отказаться от осуждения его в своей душе, от внутренней против него раздражённости, поддерживать доброжелательность к нему – и вместе с тем без колебаний противоборствовать ему там, где столкнули нас наши воззрения и наши судьбы. В этом – честь и рыцарство духовной жизни человека.

Природа, имея единую сущность в основе, воплощает её в различных формах, соперничающих друг с другом, – видимо для того, чтобы из этих форм могли выделиться лучшие. Имеем ли мы право уклоняться от этого соперничества? И даже то, что покажется нам уклонением, – не будет тоже лишь одной из форм развития, противопоставленной остальным и нуждающейся в защите, а не в малодушном вялом пристрастии?..

403

«Философы, стараясь сделать человеческую душу слишком уж стройной и гармоничной, вовсе не приучают её к столкновению крайних противоположных мотивов.

Следует заботиться о спокойствии и ясности души так, чтобы не уничтожать её величия».[168 - Бэкон, Френсис (Веруламский); 1561—1626; Англия; философ, государственный деятель]

404

Даже аскетическое бесстрастие, даже монашеская отрешённость могут быть совместимы с увлечённостью жизнью. Они могут служить прочным руслом, залогом внутренней силы и гармонии. Но только увлечённость – не пенной суетой, а потоком истинной жизни, – приводит к полноценному осуществлению судьбы.

405

«Если хочешь всегда быть на высоте, во всём отвечать наивысшим требованиям, нужен, разумеется, не недостаток душевных сил, размаха, тепла, но их избыток. То, что ты называешь страстью, есть не душевная энергия, а трение между душой и внешним миром. Где господствует страсть, там не ищи силы воли и устремлённости, там всё направленно к достижению частной и ложной цели, отсюда напряжённость и духота атмосферы. Тот, кто направит свою силу к центру, подлинному бытию и совершенству, тот, возможно, представляется нам более спокойным, нежели страстная натура, потому что не всегда виден его внутренний огонь, потому что, скажем, на диспуте он не размахивает руками, не кричит. Но я говорю тебе: он должен гореть, должен пылать!»[169 - Гессе, Герман; 1877—1962; Германия, Швейцария; писатель].

406

И в человеческом обществе, и во всей природе действует не только действующий. Самый бездеятельный человек, самый инертный элемент материи – не могут избежать участия во всеобщем взаимодействии, то есть уклониться от влияния на своё окружение.

Правильнее, чем о действии и бездействии, говорить о действии сознательном и бессознательном, целенаправленном и бесцельном – наконец даже активном и пассивном.

408

Не всегда лучшее – до предела насыщать жизнь поступками, стараясь занять каждое её мгновение. Иногда нужно освободить время для ожидания. Существуют дары, которых нельзя добиться напористостью.

Ожидание и молчание могут быть не менее плодотворны, чем делание и речь.

«Когда молчишь целый год, то разучиваешься болтать и выучиваешься говорить».[170 - Ницше, Фридрих; 1844—1900; Германия; философ]

Но для этого они должны быть связаны не со снижением жизнедеятельности, а с изменением её направления снаружи внутрь, даже с усилением её – особенно если ориентация вглубь себя непривычна и затруднительна.

409

Внешние проявления чувств часто питаются энергией внутреннего их содержания, иногда вытягивая все соки ядра на создание толстой скорлупы, украшающей и оберегающей высохшую пустоту. Требуется внимание, желание, силы и умение, чтобы установить такую связь между внутренним и внешним, которая побуждала бы их поддерживать и улучшать друг друга.

410

«Неизреченно и лишено имени то, что составляет муку и сладость души моей и голод утробы моей».[171 - Ницше, Фридрих; 1844—1900; Германия; философ]

Не позволяя своим радостям и болям бродить по душе безымянными, мы чуть ли не лезем в словари, чтобы найти подходящие термины для наших переживаний. Только блаженная немощь языка ограничивает наши попытки к самоувечению.

Ради неизреченности предпочтительнее любого анализа – САМОанализ, мало нуждающийся в посреднице-речи. Однако и здесь необходимы свои границы. «Если кто хочет любить что-нибудь долгое время, тот не должен стараться давать ему настоящую оценку: никогда не следует точно знать, что оно такое».

411

«Лучше всего мы помним те слова, которые произносим сами. Если эти слова рисуют что-то заветное, они должны совершенно отвечать факту и чувству, родившему их, в противном случае искажается наше воспоминание или представление».[172 - Грин (Гриневский), Александр Степанович; 1880—1932; Россия; писатель]

412

Когда слышишь о том, что «нужно отказаться от добрых слов и заниматься добрыми делами»[173 - «Гуань-цзы», собрание древнекитайских философских трактатов различных авторов, живших в основном в 4—3 веках до н. э.], сначала становится обидно за добрые слова. Кому они вредны, чему мешают? Потом понимаешь: вредны – нам самим, мешают – именно добрым делам.