Книга без титула и комментарии к ней. Ориентирование во внутреннем мире

Зародившееся в душе стремление становится в ней источником беспокойства до тех пор, пока не найдёт какого-нибудь выхода, пока не добьётся какого-нибудь осуществления. Слово – выход более доступный. Оно не всегда удовлетворяет стремление полностью, но часто умиротворяет его. Сказанное кажется наполовину сделанным – и этим уводит от дела, создавая иллюзию приближения к нему.

413

Рассмотрение выдуманных ситуаций для опровержения или подтверждения определённого мировоззренческого принципа (выстрелит ли исповедующий ненасилие в покушающегося на жизнь его детей?.. и пр.) всегда носит условный характер и не выходит из сугубо логических границ. Требовать от человека описания своего поведения в измышленных обстоятельствах, даже в самых правдоподобных, – это требовать измышления, сколь искренним ни был бы отвечающий.

В реальности человек обычно руководится чувствами, задетыми критической ситуацией; теоретико-логические представления отодвигаются на второй план. Насколько будут выдержаны принципы – зависит от того, насколько они не надуманы, насколько внедрены в сознание и стали душевными свойствами. Но важнее всего, что только при действительном переживании в душе пробуждаются – или нисходят на неё – те решающие подсказки и веления, которые помогают нам найти наиболее верный и не предвидимый заранее выход. Про всё это нельзя забывать при попытках логического разбора вариантов жизненных партий.

414

Способность выразить в словах своё восприятие мира не всегда связана с тем, насколько это восприятие глубоко и содержательно. Мировоззрение существует прежде всего как факт, как явление. Оно сказывается в образе жизни, в серьёзных и пустячных поступках, в любых отношениях с людьми. Жизненные воплощения наших взглядов могут свидетельствовать в пользу их словесного исповедания, но старание заполнить словами пробелы поведения скорее говорит именно о проблеме этих пробелов.

«Объяснить-то всё можно, а вот ты пойди да победи!»[174 - Куинджи, Архип Иванович; 1841—1910; Россия; художник].

Победи согласно своим объяснениям, или вопреки им, или обойдясь без них вообще, – но именно в побеждающем действии поступка лучше всего раскрывается правота.

415

Наиболее плодотворны далеко не самые убедительные суждения. Выражение мысли может не только убеждать или заражать уверенностью. Иногда важнее, чтобы оно поддразнивало своим несовершенством, побуждало к собственному мышлению, без участия которого самая точная истина останется для человека чужой и холодной.

416

«Приводя в порядок наши мысли и образы, всегда должно обращать внимание на то, что в каждой вещи составляет хорошую сторону, дабы таким образом всегда определяться к действию аффектом удовольствия».[175 - Спиноза, Барух (Бенедикт); 1632—1677; Голландия; философ]

417

Удовольствие, достигнутое полным удовлетворением чувства, помнится смутно – хуже многих других переживаний. Это естественная защита сознания от излишней сосредоточенности на прошедшем. Иначе мы обладали бы (некоторым частично это удаётся) сильным наркотическим средством, всегда доступном и напрочь уводящем от реальности. Наркотическая память на удовольствия, защищённая от превратностей сегодняшней и завтрашней судьбы, опасна, как всякий наркотик. Если мы будем культивировать её в себе сознательно, мы можем, конечно, обмануть природу, но при этом обманем и самих себя.

Впрочем, кроме благодатной непокорности памяти, меняются и сами чувства – сейчас их может не удовлетворить удовлетворявшее когда-то, как и наоборот. Прошлое неизменно, но может измениться отношение к нему. Забыв об этом, легко выдумать счастье там, где его не было. Можно и возненавидеть лучшие из прошедших дней. Тоже наркотик?..

418

Нечаянность, неожиданность, незаслуженность удовольствия увеличивают приносимую им радость.

Отсюда отчасти берёт начало радостный оттенок того религиозного мировосприятия, согласно которому человек окружён дарами жизни, не очень им заслуженными.

419

«Мы вправе исполнять всё то, что может благоприятствовать и способствовать развитию нашего тела. Но необходимо определить, по возможности точно, границы этого права, ибо всё, выходящее за его пределы, вредит развитию другой части нашего существа, подобно тому, как листья питают или душат цветок.

Надо отказаться постепенно от всего, что не превращается в более устойчивую энергию мысли, от всех тех маленьких удовлетворений, как будто безвредных, которые, как бы они ни были мало зловредны сами по себе, всё же, благодаря привычке и примеру, поддерживают в нас господство низших наслаждений и занимают место, которое должны были бы занимать удовлетворения духовные».[176 - Метерлинк, Морис; 1862—1949; Бельгия; драматург, поэт]

«Кто берёт все наслаждения, берёт из них ещё слишком мало».[177 - Гельвеций, Клод Адриан; 1715—1771; Франция; философ]

420

Удовольствие, проистекающее от знания или связанное с ним, надёжнее удовольствия, основанного на незнании. Ведь со временем незнание обычно сменяется знанием, обратного перехода почти не случается – особенно тогда, когда это связано с удовольствием и неудовольствием.

«Нет, я не враг самообмана, не обрывайся он так рано».[178 - Гёте, Иоганн Вольфганг; 1749—1832; Германия; поэт, писатель, философ, учёный]

421

«Человеку необходимо, как кораблю балласт, чтобы он устойчиво и прямо шёл, во всякое время известное количество заботы, горя или нужды».[179 - Шопенгауэр, Артур; 1788—1860; Германия; философ]

422

«Речь идёт не о том, чтобы избегать страданий, а о том, чтобы избегать уныния и цепей, налагаемых страданием на тех, кто принимает его, как властелина, а не как вестника, посланного кем-то более значительным и ещё скрытым от наших глаз за поворотом пути».[180 - Метерлинк, Морис; 1862—1949; Бельгия; драматург, поэт]

423

«Стоит только хорошенько выстрадаться самому, как уже все страдающие становятся тебе понятны и почти знаешь, что нужно сказать им. Этого мало, самый ум проясняется: дотоле скрытые положения и поприща людей становятся тебе известны, делается видно, что кому потребно. Страданием и горем определено нам добывать крупицы мудрости, не приобретаемой в книгах».[181 - Гоголь, Николай Васильевич; 1809—1952; Россия; писатель]

424

Как дальний разбег служит для того, чтобы взять большую высоту, так иногда серьёзный душевный упадок предшествует и способствует высокому взлёту. Трудность, препятствующая сознательному использованию такого эффекта, в том, что трудно заранее различить упадок-разбег и упадок-падение. Ещё труднее было бы специально приводить себя к депрессии «для разбега». Но знать об этом обстоятельстве важно, чтобы различить её в душевной смуте и тем самым преобразить её смысл.

425

«Хорошо, когда тебя ругают. Это загоняет внутрь – если, разумеется, есть та горенка, в которую можно загнать».[182 - Толстой, Лев Николаевич; 1828—1910; Россия; писатель, мыслитель]

426

Человек, действующий на тебя раздражающе, редко преследует именно такую цель. Обычно для него просто не существует или твоего раздражения, или связи этого раздражения с его поведением, или же такая связь кажется ему неоправданной. А если его ещё и раздражает твоё раздражение, образуется болезненный замкнутый круг, из которого всё-таки можно выбраться по лесенке понимания. И делать это надо не вдвоём, а прежде всего именно тебе, понимающему.

427

«То, что вызывает возмущение, больше волнует и будоражит, чем то, что нравится. Нашему времени гораздо свойственнее исправлять людей дурными примерами, разладом больше, чем слаженностью, противоположным больше, чем сходным».[183 - Монтень, Мишель де; 1533—1592; Франция; философ]

«Есть мудрость в том, что многое в мире отвратительно пахнет: ибо само отвращение создаёт крылья и силы, чувствующие источник!»[184 - Ницше, Фридрих; 1844—1900; Германия; философ]

428

Чтобы несчастье не застало врасплох, чтобы само оно или неожиданная мысль о нём не произвели в душе губительных и необратимых разрушений, полезно постепенно привыкать к соседству с ним – размышляя о нём или представляя себе возможность его явления. Надо думать время от времени о собственной смерти, о возможной гибели человечества, воображать себе потерю любимых и близких людей, осознавать возможность болезней и увечий…

Не обязательно жертвовать для этого минутами радости и удовольствий. Достаточно и того времени, когда настроение нейтрально и безразлично к предмету размышлений, – эти мгновения обычно пустоваты и даже будут оживлены такой работой сознания.

Но «мементо мори» особенно важно, особенно способствует закаливанию души – в состоянии игристого и бесплодного восторга, когда можно свести, столкнуть друг с другом две крайности, заставить себя испытать перепад температур, не жертвуя ничем стоящим, – ведь «в ничто кипучая перекипает пена»[185 - Белый, Андрей (Борис Николаевич Бугаев); 1880—1934; Россия; поэт, писатель].

429

Мысли о смерти – в силу своей конкретности наиболее яркие из представлений о несчастье – ни в коем случае нельзя просто отгонять их от себя: они могут стать только злее и настойчивее. Если же их приручить, сдружиться с ними, они оказываются неплохими помощниками в воспитании души.

430

Если человека, который возрастом или болезнью приближен к смерти, уверить в том, например, что его смогут усыпить и пробудить лет через сто, когда медицина сумеет вернуть ему жизнь и здоровье, – он согласится на это с радостью, пойдёт на любые связанные с этим страдания. Если по какой-то причине оживить его не смогут, значит усыпление оказалось смертью, но смертью без страха и горечи – с надеждой и решимостью.

Вряд ли стоит обществу брать на вооружение такой метод успокоения умирающих, но рассматривая его принципиальную возможность, можно ещё раз понять всю условность страха смерти и необходимость развивать правильное отношение к ней.

431