Оценить:
 Рейтинг: 4.67

Девяносто третий год

Год написания книги
1874
<< 1 ... 21 22 23 24 25 26 27 28 29 ... 76 >>
На страницу:
25 из 76
Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
– Решено, – ответил Симурдэн, все более и более бледнея.

Робеспьер взял лежавшее возле него перо и написал своим медленным и четким почерком четыре строчки на листе бумаги, в заголовке которого стояли слова: «Комитет общественного спасения», подписал свою фамилию и передал бумагу и перо Дантону; Дантон также подписал бумагу, и, наконец, ее подписал Марат, все время не спускавший взора со смертельно бледного лица Симурдэна.

Когда бумага возвратилась к Робеспьеру, тот проставил на ней число и передал ее Симурдэну, который прочел в ней следующее:

Год II Республики.

«Гражданин Симурдэн, чрезвычайный комиссар Комитета общественного спасения, облекается неограниченными полномочиями по отношению к гражданину Говэну, начальнику экспедиционной колонны, действующей вдоль морского побережья.

    28 июня 1793 года
    Робеспьер. Дантон. Марат».

Революционный или так называемый гражданский календарь[212 - Революционный календарь – введен в период Великой французской революции декретом от 5 октября 1793 г. Отменил христианское летосчисление. Первым днем новой эры стал день провозглашения Республики (по григорианскому календарю – 22 сентября 1792 г.). Год делился на 12 месяцев по 30 суток. После 360 суток вводились 5 (в високосном году 6) «дополнительных» суток. Республиканский календарь действовал до 1 января 1806 г.] в те времена еще не существовал легальным образом и был принят Конвентом, по предложению депутата Ромма[213 - Ромм Жильбер (1750–1795) – французский философ-просветитель. В 1791 г. избран в Законодательное собрание, в 1792 г. в Конвент. После подавления якобинского восстания в мае 1795 г. был арестован, приговорен к смерти, но, не дожидаясь казни, покончил с собой.], лишь 5 октября 1793 года.

Пока Симурдэн читал, Марат все смотрел на него и, наконец, произнес вполголоса, как бы говоря сам с собою:

– Необходимо подтвердить все это декретом Конвента или особым постановлением Комитета общественного спасения. Тут еще остается кое-что сделать.

– Гражданин Симурдэн, – спросил Робеспьер, – где вы живете?

– На Коммерческой улице.

– А-а, там же, где и я, – заметил Дантон. – Вы, значит, мой сосед.

– Времени нельзя терять, – продолжал Робеспьер. – Завтра вы получите формальные инструкции, подписанные всеми членами Комитета общественного спасения. Это будет подтверждением поручения, возложенного на вас специально при состоящих в армии делегатах, – Филиппо[214 - Филиппо Пьер Никола (1756–1794) – деятель Великой французской революции. В 1792 г. избран в Конвент, неоднократно выезжал в провинции в качестве комиссара. Казнен вместе с Дантоном.], Приэре, депутате от Марны, Лекуантре, Алькье[215 - Алькье Шарль Жан Мари (1752–1826) – французский политический деятель, депутат Национального собрания, в 1792 г. избран в Конвент, позже входил в Совет старейшин. В период Империи находился на дипломатической работе.] и других. У вас неограниченные полномочия. Вы можете повесить Говэна или отправить его на эшафот. Инструкции вы получите завтра в три часа. Когда вы думаете выехать?

– Завтра в четыре часа.

Затем они расстались.

Вернувшись домой, Марат предупредил Симону Эврар[216 - Эврар Симона (1764–1824) – подруга Марата. После смерти Марата жила с его сестрой Альбертиной, поддерживала связь с революционными низами Парижа.], что на следующий день он отправится в Конвент.

Книга третья. Конвент

I. Зал Конвента

Мы приближаемся к вершине.

Вот Конвент. Такая тишина невольно приковывает взор. Никогда на человеческом горизонте не появлялось ничего более высокого. Конвент – это тот же Гималайский хребет. Конвент – это, быть может, кульминационный пункт истории.

Пока был жив Конвент, – ведь и собрание людей может жить, – никто не отдавал себе ясного отчета в том, что такое был Конвент. От современников ускользало из виду именно его величие; все были слишком испуганы для того, чтобы быть ослепленными. Все великое имеет свойство внушать священный ужас. Любоваться холмами и пригорками не трудно; но все слишком высокое, все равно – гений ли или гора, собрание или образцовое произведение искусства, если на них смотреть с близкого расстояния, пугают. Любая вершина кажется неестественно огромной; подниматься вверх – утомительно. Человек задыхается при подъеме, скользит при спуске, ушибается о неровности, как бы ни были они красивы; пенящиеся потоки указывают на пропасти, облака скрывают вершины; подъем пугает не менее, чем опасность падения. Вследствие всего этого чувство страха пересиливает чувство восторга. Человек испытывает странное ощущение – отвращение к великому. Он видит пропасти, но не видит красот; он видит чудовище, но не видит чуда. Именно так и смотрели сначала на Конвент. Он создан был для того, чтобы на него взирали орлы, а его разглядывала близорукая публика.

Теперь он представляется нам в перспективе и обрисовывает на глубоком небе, в ясной, но трагической дали, громадный профиль Великой французской революции.

II

14 июля освободило. – 10 августа поразило. – 21 сентября[217 - 21 сентября – день провозглашения Республики Конвентом.] произвело слияние.

21 сентября – день осеннего равноденствия, под зодиакальным знаком Весов. Как справедливо заметил Ромм, республика была провозглашена под этим знаком равенства и справедливости. Счастливое астрологическое предзнаменование.

Конвент, это было первое воплощение Вишну[218 - Вишну – один из трех индийских богов. Обошел весь мир тремя шагами, является олицетворением божественного промысла, источником существования всех существ. Изображается с четырьмя руками, палицей и диском. Его супруга Лакшми, богиня красоты и счастья.] для народов. Конвент открыл собой новую страницу истории, с него началась летопись будущего.

Всякая идея требует себе соответствующей оболочки, всякий принцип требует себе соответствующего помещения, всякий догмат требует себе храма. Церковь – это Бог в четырех стенах. Когда создавался Конвент, пришлось решить первую задачу, где его разместить?

Сначала для этого выбрали Манеж, затем – Тюильрийский дворец. Поставили раму, декорацию, расписанную Давидом светлыми и темными красками, несколько рядов скамеек, четырехугольную трибуну, идущие параллельно четырехугольные колонны, цоколи, напоминавшие собою плахи, длинные, прямолинейные балюстрады, прямоугольные клетушки, в которых теснилась публика и которые носили громкое название общественных трибун, римский театральный шатер, греческой драпировки, и среди этих прямых линий и прямых углов поместили Конвент. В геометрические чертежи втиснули бурю. Фригийский колпак, изображенный над трибуной, был выкрашен в серую краску. Началось с того, что роялисты принялись смеяться над этой серой «красной шапкой», над этим неуклюжим залом, над этим карточным сооружением, над этим святилищем из папье-маше, над этим грязным и уродливым пантеоном. Да и мог ли он долго продержаться? Колонны сделаны были из прогнивших досок, своды – из дранок, барельефы – из мастики, карнизы – из елового дерева, статуи – из глины, выбеленной под мрамор, стены – из холста. И в этом-то олицетворении временного и преходящего Франция создала вечное.

Стены Манежа, когда Конвент открыл в нем свои заседания, были покрыты афишами, которыми кишел Париж в эпоху насильственного возвращения короля из Варенна. На одной из них можно было прочесть: «Король возвращается! Палки тому, кто будет ему рукоплескать, виселица, кто его оскорбит». На другой: «Смирно! Не снимать шляп! Он сейчас предстанет пред судьями». На третьей: «Король целился в народ, но промахнулся. Теперь очередь стрелять за народом». На четвертой: «Закон! Закон!»

В этих самых стенах Конвент судил Людовика XVI.

В Тюильрийском дворце, куда Конвент перенес свои заседания 10 мая 1793 года и который был назван «Народным дворцом», зал заседаний занимал все пространство между павильоном Часов, названным павильоном Единства, и павильоном Марсан, названным павильоном Равенства. В зал заседаний поднимались по большой лестнице Жана Бюллана[219 - Бюллан Жан (1510–1578) – французский архитектор, один из ярчайших представителей искусства эпохи Возрождения во Франции. При Генрихе II был назначен главным наблюдателем за всеми постройками французской короны. По распоряжению Екатерины Медичи достроил дворец Тюильри. Он умел гармонично сочетать формы итальянского Возрождения с национальными особенностями.]. Собрание занимало весь второй этаж этой части дворца, а нижний этаж был превращен в большую кордегардию[220 - Кордегардия – помещение для караула.], заставленную кроватями и составленными в козла ружьями солдат, принадлежавших ко всем родам оружия и составлявших охрану Конвента. У Собрания была своя почетная стража, называвшаяся «гренадерами Конвента».

Трехцветная лента отделяла дворец, в котором заседал Конвент, от сада, по которому прогуливался народ.

III

Теперь представим описание самого зала заседаний. В этом грозном месте все полно интереса.

Прежде всего при входе в зал бросалась в глаза громадная статуя Свободы, стоявшая между окнами. Сам зал, бывший прежде королевским театром и ставший впоследствии театром революции, имел сорок два метра в длину, десять метров в ширину и одиннадцать метров в высоту. Изящный и великолепный зал, выстроенный Вигарани для придворных развлечений, исчезал под грубой плотницкой работой, выполненной в 93 году для того, чтобы зал мог вынести тяжесть народа. Вся эта работа, имевшая целью создание публичных трибун, имела – довольно любопытная подробность – единственной точкой опоры громадный столб, десяти метров в окружности и составлявший одно целое. Немногим кариатидам приходилось нести на себе такую тяжесть, как этому столбу; на нем держалась, можно сказать, в течение нескольких лет вся тяжесть революции; он с честью выдерживал и восторги, и брань, и шум, и весь хаос гнева, и даже бунты, – и все же он не прогнулся и не сломался. После Конвента он держал Совет старейшин[221 - Совет старейшин – верхняя палата Законодательного собрания во Франции в период Директории (1795–1799). Нижняя палата носила название Совет пятисот (она насчитывала 500 депутатов).] и только после 18 брюмера был удален. Персье[222 - Персье Шарль (1764–1799) – французский архитектор, представитель стиля ампир. Создавал (совместно с П. Фонтеном) торжественные сооружения (арка на площади Карусель в Париже, 1806), оформлял интерьеры. По заданию Наполеона работал над реконструкцией Лувра.] заменил деревянный столб мраморной колонной, которая, однако, просуществовала не так долго.

Идеалы, к которым стремятся архитекторы, часто бывают весьма странного свойства. Архитектор, прокладывавший улицу Риволи, поставил себе идеалом траекторию пушечного ядра; архитектор, составлявший план города Карлсруэ, имел идеалом раскрытый веер. Громадный комодный ящик – вот, по-видимому, каков был идеал архитектора при устройства зала, в котором Конвент открыл свои заседания 10 мая 1793 года: длинный, широкий и плоский – вот каков был этот зал. Позади одной из длинных сторон этого параллелограмма был устроен полукруг; здесь стояли амфитеатром скамьи депутатов, без столиков или пюпитров. Гаран-Кулону[223 - Гаран-Кулон Жан Филипп (1748–1816) – французский политический деятель. В 1791 г. избран в Законодательное собрание, в 1792 г. в Конвент. Впоследствии был членом Совета пятисот, а в эпоху Империи сенатором.], имевшему привычку много записывать, приходилось писать на своем колене. Напротив скамеек стояла ораторская трибуна; перед трибуной – бюст Лепеллетье де Сен-Фаржо[224 - Лепеллетье де Сен-Фаржо Луи Мишель (1760–1793) – французский политический деятель. В 1789 г. избран в Генеральные штаты, в 1792 г. в Конвент. Голосовал за смертную казнь короля и в тот же день вечером был убит роялистом. Конвент устроил ему пышные похороны.]; позади трибуны – президентское кресло. Голова бюста несколько возвышалась над краем трибуны, из-за чего его впоследствии отсюда убрали.

Амфитеатр состоял из девятнадцати полукруглых скамеек, слегка возвышавшихся одна над другой; скамьи стояли также и в обоих углах, вправо и влево от амфитеатра. Внизу, у подножия трибуны, сидели и стояли приставы собрания.

По другую сторону трибуны, в раме из черного дерева, висел на стене громадный картон, девяти футов высотой, на котором в два столбца, разделенных подобием скипетра, начертаны были так называемые «права человека»; по другую сторону было пустое пространство, которое впоследствии было занято такою же картонною доскою, с начертанною на ней, также двумя столбцами, разделенных мечом, конституцией II года. Над трибуной, то есть над самой головой ораторов, развевались на больших шестах, прикрепленных к переполненным народом трибунам, три громадных трехцветных флага, свешивавшихся концами над чем-то вроде алтаря, на котором было начертано слово: «закон». Позади этого алтаря возвышался, в виде стража свободного слова, громадный пук ликторских прутьев, высотой с добрую колонну. Вдоль стен стояли громадные статуи, обращенные лицом к народным представителям. Направо от президента стояла статуя Ликурга[225 - Ликург – знаменитый законодатель Спарты, живший во второй половине IX в. до н. э. Он заложил основы государства, начертал план его развития, примирил различные партии.], налево – статуя Солона[226 - Солон (ок. 640–560 гг. до н. э.) – афинский политический деятель и поэт. Народное собрание поручило ему составить законы для преодоления бедственного состояния государства. В основу своих законов он положил принцип наделения граждан политическими правами пропорционально обязанностям, которые они несут. С этой целью он разделил граждан на четыре класса по их имущественному положению, чем уничтожил родовую аристократию. Кроме того, он дал стране новое законодательство.]. Над местами, занимаемыми «горой», виднелась статуя Платона[227 - Платон (427–347 гг. до н. э.) – знаменитый греческий философ, ученик Сократа. Требовал полного слияния личности с государством, самой строгой регламентации всей жизни граждан, запрета частной собственности.]. Пьедесталами для этих статуй служили простые кубы, положенные на длинный выступ стены, тянувшийся вдоль всего зала и отделявший публику от собрания. Зрители облокачивались на этот выступ.

Рамка из черного дерева, в которую вставлены были «права человека», доходила до карниза и отчасти закрывала надкарнизные фрески, нарушая прямую линию карниза, что приводило в негодование Шабо и заставляло его говорить на ухо соседу своему Вадье[228 - Вадье Марк Гийом Алексис (1736–1828) – французский политический деятель. В 1791 г. избран в Законодательное собрание, в 1792 г. в Конвент, а впоследствии в Комитет общественной безопасности. Участник термидорианского переворота. После реставрации Бурбонов изгнан из Франции.]: «Как это безобразно!» Над головами статуй вперемежку были размещены дубовые и лавровые венки.

Зеленый занавес, на котором намалеваны были более темно-зеленой краской такие же венки, спускался крупными прямыми складками с бокового карниза и закрывал всю нижнюю часть зала, занятого собранием. Стена над этим занавесом была голой и белой. В эту стену углублялись выдолбленные, точно резаком, без всяких украшений и завитушек, два яруса трибун для публики, внизу – четырехугольные, вверху – круглые; согласно существовавшей тогда моде, архивольты[229 - Архивольт – наружное обрамление пролета арки, чаще всего профилированное.] были помещены над архитравами[230 - Архитрав – нижняя часть балочного перекрытия пролета.]. В каждой из обеих длинных стен зала было по десяти трибун, а на каждой из двух их оконечностей – по громадной ложе; итого – двадцать четыре ложи. Тут-то и толпилась публика.

Зрители нижних трибун взлезали на балюстрады и на все архитектурные выступы. Длинная железная полоса, крепко вделанная в стену на высоте половины человеческого роста, служила перилами для верхней галереи и защищала зрителей от падения вниз, в случае напора толпы. Один раз, однако, кто-то из зрителей свалился-таки вниз и упал прямо на епископа из Бовэ Моссье. Так как он не убился, то воскликнул: «Вот и епископ на что-нибудь пригодился!»

Зал Конвента мог вместить в себя до двух тысяч человек, а при некоторой тесноте – и до трех тысяч.

Конвент заседал два раза в сутки: днем и вечером.

Спинка президентского кресла была круглая, с позолоченными гвоздями. Ножки его стола были сделаны в виде четырех крылатых чудовищ, которые точно вышли из Апокалипсиса для того, чтобы присутствовать при революции; они как будто выпряжены были из колесницы Иезекииля[231 - Иезекииль – библейский пророк, живший в эпоху вавилонского пленения. Его пророчества и проповедь чистой веры изложены в книге его имени.] для того, чтобы тащить телегу палача Сансона[232 - Сансоны – семья парижских палачей на протяжении многих поколений (1688–1847), занимавшихся семейной профессией.]. На президентском столе стояли большой колокольчик, размером почти с колокол, громадная бронзовая чернильница и лежала большая, переплетенная в пергамент книга – протоколы заседаний. На этом же столе виднелись пятна крови, накапавшие сюда из принесенных в заседание на пиках отрубленных голов.

К ораторской трибуне вели девять довольно неудобных ступеней. Однажды, поднимаясь по ним, Жансонне споткнулся и воскликнул:

– Да ведь это настоящая лестница на эшафот!

– Учись и тренируйся! – крикнул ему Каррье[233 - Каррье Жан Батист (1756–1794) – французский политический деятель. Будучи избран в Конвент, сначала примкнул к монтаньярам, а затем к жирондистам. После падения жирондистов был послан комиссаром в Нормандию, а затем в Нант, где проявил маниакальную жестокость. Осужденных расстреливали картечью, топили в баржах в Луаре. Это вызвало осуждение даже среди депутатов Конвента, Каррье был отозван, привлечен к ответственности и казнен.].

Там, где стены казались слишком голыми, преимущественно в углах зала, архитектор поместил, в виде украшения, пуки прутьев с высовывавшимися секирами. Направо и налево от ораторской трибуны на цоколях стояли громадные канделябры в двенадцать футов высоты, на двадцать свечей каждый. В каждой из трибун для публики было по такому же канделябру. На цоколях были высечены круги, которые народ называл «ошейниками гильотины».

Скамьи собрания возвышались амфитеатром почти до самых карнизов трибун, так что народные представители и зрители могли удобно беседовать между собой. Выходы из трибун вели в целый лабиринт коридоров, в которых обыкновенно стоял невообразимый гул.

Конвент не только занимал весь дворец, но волны его доходили даже до соседних домов – Лонгвилля и Куаньи. В последний из этих домов, если верить письму лорда Брэдфорда, после 10 августа перенесена была королевская мебель. Потребовалось целых два месяца для того, чтобы очистить от нее Тюильри.
<< 1 ... 21 22 23 24 25 26 27 28 29 ... 76 >>
На страницу:
25 из 76